Разные люди - [16]

— Для кого как, — со знанием дела объяснил Яша. — Если машину покупает денежный человек, так он и не то выдержит, ему все это без разницы. А если такой, у какого руки белые и монеты, прямо скажем, в обрез, то ему скоро становится кисло. На профилактике одному даст, другому даст, третьему даст, а потом сосчитает и закашляется. Я-то аккуратно работаю, арапа не заправляю, а ребята у нас, бывает, химичат.

— Как же так? — поразился Тихий.

— Запросто! — Яша подмигнул и пустил в потолок колечко дыма. — Любой частник вывернет карман наизнанку, лишь бы починить свою ненаглядную тачку. Надо знать их психологию!

— Да… — озадаченно промолвил Тихий. — У вас, видно, целая индустрия по обработке людей и их карманов.

— Вот о том-то я и толкую, — подтвердил Яша. — Вот я, к примеру, всего-навсего бригадир слесарей, а, прямо вам скажу, на моем столе закусь не хуже, чем у начальника. И, заметь себе, Тихий, в очередях я не стою, клиенты мне все сами привозят. Один подкинет икорку или балычок, второй — свиную вырезку, третий — пару батонов сырокопченой колбаски, четвертый — воблы или рыбца из Ростова, а пятый — коробку с датским баночным пивком. Вот что главное! Живешь в свое удовольствие и знаешь, что ты не какой-нибудь бедный родственник, а хозяин положения!

Тихий еле заметно усмехнулся. Когда слегка подвыпивший Яша принимался за саморекламу, а делал он это, что греха таить, сплошь и рядом, на его лице тотчас проступала по-детски непосредственная радость, благодаря которой самое, казалось бы, заурядное хвастовство воспринималось как нечто естественное и вполне уместное. Смотрите, мол, человек живет плодами своих рук, обходясь без блата и без обмана. И хотя Яшино щедрое гостеприимство, равно как и набор деликатесов говорили сами за себя, он не мог удержаться от похвальбы, подсознательно нуждаясь в ней для собственного жизнеутверждения. Одно время Тихий склонялся к мысли, что Яша выпячивается на его фоне ради заведомого выигрыша в мнении женщин, от рождения в избытке наделенных способностью к сопоставлению, но вскоре убедился в своей ошибке, ибо Яша держался всегда одинаково, в том числе и при беседах с глазу на глаз. И лишь сравнительно недавно до Тихого дошло, что Яша исподволь хочет личным примером подтолкнуть его к радикальной перемене образа жизни.

— Что же, Яша, ты прав, — сказал Тихий, чокаясь с другом. — Каждый должен быть хозяином положения. Весь вопрос в том, как это понимать.

С этого момента Тихого словно подменили. Сперва он к месту припомнил шутку о болтливом парикмахере, потом в лицах рассказал забавный анекдот о двух глуховатых старушках, а дальше пошло как по писаному. Яша замолчал, тогда как Тихий безраздельно завладел вниманием девушек и с потаенной радостью отметил про себя, что Зоя смотрела на него, что называется, во все глаза, а Алла оттаяла до такой степени, что перестала корчиться и играть роль светской дамы.

Вскоре произошло непредвиденное: раздался звонок в дверь, и в Яшиной квартире появился необычайно волосатый мужчина с квадратными плечами и непропорционально маленькой головой, обезображенной синевато-малиновым рубцом, наискось пересекавшим лоб и левую щеку. Мужчина сказал, что заскочил на минутку, чтобы перехватить четвертак, однако, получив у Яши искомую сумму, остался, без приглашения уселся напротив Тихого и начал пить за троих.

Немного погодя Алла и Яша снова закурили, а Тихий взял в руки гитару, с минуту задумчиво перебирал струны, а потом низко опустил голову, еще больше ссутулился и спел три песни из кинофильма «Ирония судьбы». Голос у него был негромкий, чуть-чуть глуховатый, но приятного тембра и обладал тем замечательным свойством, которое, несомненно, составляет одну из тайн всякого искусства: благодаря интимной доверительности, лишенной малейших элементов позерства, ему удавалось заворожить восприимчивых слушателей.

Когда он закончил и поднял глаза от гитары, Алла восторженно захлопала в ладоши, а Зоя просияла от радости и сказала:

— Гоша, спойте еще!

— Ты, понял, спой-ка мне «Мурку»! — приказным тоном буркнул Волосатый.

— Я не знаю этой песни, — сухо ответил Тихий, глядя в Зоины темные глаза и не находя в них следов былой настороженности.

— Если можно, спойте «Русское поле», — попросила Зоя.

Тогда Тихий спел как бы для нее одной, не голосом, а самою душой, — едва слышно и временами опускаясь до шепота.

Прозвучал и затих последний аккорд гитары, все молча смотрели кто куда, а Волосатый трубно высморкался в бумажную салфетку и сказал словно в отместку:

— Лажа! У нас в колонии был один, Тюляндин ему фамилия, пел, понял, не хуже этого — как его? — Оськи Кобзона!

— Будет брехать! — сквозь зубы процедил Яша, с трудом сдерживая гнев.

«С чего Волосатый взъелся на меня? Какой странный, косноязычный и, по-видимому, желчный тип. Да. Татуировки на обеих руках, колючий взгляд исподлобья и подзаборная манера поведения. И этот жуткий рубец с точечными следами снятых швов. Сразу видно, что латавший его хирург не был мастером своего дела. Но при всем том в лице у Волосатого есть что-то незаурядное. Воля?.. Упорство? — Тихий силился обнаружить в Волосатом те качества, которыми сам обладал лишь в незначительной степени, но не пришел к определенному выводу из-за мешавшей ему досады. — Черт побери, зачем Яша позволил Волосатому сесть за стол?»