Размышления о жизни Христа - [83]

(Иез 16, 54); Он сделался для них притчею; о Нем злословят сидящие у ворот, Его бесчестят в песнях пьющие вино[309]. Его толкают и щиплют, тащат и погоняют. Исхлестанный и измученный, пресытившийся поношением (Плач 3, 30), Он еле бредет, но не дают Ему ни отдыха, ни передышки. Он уже совсем задыхается, когда они подходят к Голгофе – самому гнусному и вонючему месту, городской свалке. Туда Его гонят, как и всю дорогу, грубо и злобно. На этом месте заканчивается война, наступает, наконец, передышка. Но что это за отдых? – Он страшнее войны; ложе, на котором Он может теперь отдохнуть – это крест и боль распятия.

Итак, ты видишь, как с ночи до шестого часа Он был жертвой долгой и беспощадной войны. Поистине, воды дошли до души Его (Пс 68, 2), и псы окружили Его со всех сторон, бесчисленные, свирепые, сильные, и скопище злых обступило Его (Пс 21, 17), страшно точа на Него смертоносные языки и руки, словно обоюдоострый меч[310].

Эти часы войны нам, для размышления о Страстях Господних, удобно разделить так: час утрени, первый час и третий[311]. Но не следует относиться к ним легко, словно забывая об ужасной горечи этих часов казни Господа Иисуса. Широко открой глаза, напряги внимание. Тебе предстоит великое и многообразное размышление, проникновенное и благочестивое. Самое главное, как я уже говорил, это присутствие: представь себе, что ты сама и впрямь там находишься.

Ну вот, это тебе общее наставление. Теперь обратимся к рассмотрению каждого эпизода в отдельности. Всматривайся тщательно, не упускай мелочей, как бы они ни были отвратительны: не подобает нам брезговать думать о таких вещах, которые сам Господь не побрезговал претерпеть на деле.

Глава LXXV. Размышление о страстях Христовых: перед утреней [312]

Итак, вновь приступай к размышлениям с самого начала страстей и следуй по порядку до конца. Я намерен коснуться каждого момента лишь вкратце. А ты, если хочешь, упражняйся подольше, рассмотри больше событий – как Бог тебе даст. Будь внимательна к каждой мелочи, всматривайся во все, словно сама там присутствуешь.

Сейчас ты сосредоточься, напрягись и постарайся увидеть Его: вот Он выходит из дома, где они обедали, вот заканчивает беседу с учениками, вот входит с ними в сад. Иди и ты с ними; хорошо; а теперь войди вместе с ними в сад. Видишь – смотри внимательно – как тепло, дружески, по-семейному Он говорит с ними, как приглашает их помолиться. Вот Он отходит от них на несколько шагов – примерно настолько, насколько ты бросишь камень – смиренно и почтительно преклоняет колени и возносит молитву Отцу. Здесь ты ненадолго задержись, не спеши дальше: пусть в благочестивом уме вновь и вновь обращаются чудные дела Божии (Иов 37, 14).

Вот Господь Иисус молится. Мы с тобой много раз читали о том, как Он молился. Но тогда Он молился за нас, как наш заступник; сейчас Он молится за Себя[313]. Попробуй почувствовать то же, что и Он; подивись Его глубочайшему смирению. Ведь Он – Бог, совечный и равный Отцу Своему; но кажется, Он забыл, что Он Бог, Он молится, как человек: стоит и просит, словно безвестный маленький человечек из толпы простонародья, словно ничтожный раб, умоляющий своего Господина.

И еще заметь Его совершеннейшее послушание. О чем Он молится? – Конечно же, Он молит Отца, чтобы отложил Его смертный час; что хорошо было бы Ему не умирать, если Отцу будет угодно; но Отец не слышит Его – я думаю, в согласии с некой волей, бывшей в Нем. Я бы сказал, что в тот миг в Нем была не одна воля, а несколько. А ты здесь постарайся поставить себя на Его место и почувствовать то же, что и Он: Отец хочет, чтобы Он умер – умер совсем, по-настоящему. Он Сына Своего единственного не пощадил, но предал Его за всех нас (Рим 8, 32). Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного (Ин 3, 16). А Господь Иисус послушно принял Его волю и почтительно исполняет.

В-третьих, отметь несказанную к нам любовь как Отца, так и Сына – она более чем достойна нашего сочувствия, восхищения и благоговения. Ради нас была назначена эта смерть, ради великой любви к нам (Еф 2, 4) она теперь принимается.

Господь Иисус молится Отцу долго: «Отче мой всемилостивейший, прошу Тебя, услышь молитву Мою и не презри моления Моего. Внемли Мне и услышь Меня, как Я стенаю в горести Моей (Пс 54, 2–3), и стеснился во Мне дух Мой, и смущено во Мне сердце Мое (Пс 142, 4). Так преклони же ко Мне ухо Твое и внемли гласу моления Моего (Пс 85, 1). Тебе, Отче, угодно было послать Меня в мир, дабы я заплатил за обиду, нанесенную Тебе человеком. И как только Ты пожелал этого, Я сказал: Вот, иду. Как в свитке книжном написано о Мне, что Я исполню волю Твою, – вот, я желаю ее исполнить (Пс 39, 8–9). Я возвещал правду Твою и спасение Твое (Пс 39, 10–11). Я был нищ и в трудах от юности Моей (Пс 87, 16), совершая волю Твою. Все, что Ты заповедал, Я сделал (3 Цар 5, 8). Я готов исполнить и то, что осталось. Но если можно, Отче Мой, убери от Меня эту горькую чашу, приготовленную Мне противниками Моими. Воззри, Отче, сколько их восстало против Меня, сколько тяжких обвинений они возводят на Меня,