Разговор с Каллиопой и Клио. История в избранных стихах и сценах - [8]

Вот уж тысячи вёрст за плечами,

и повсюду начертаны знаки беды:

не пером и не кистью – мечами.

И не ими ли мечена светлая Русь?

И спасу ли отцовскую землю,

коль не ханам – гордыне своей покорюсь

и напрасную гибель приемлю?

Мы с тобою крестили чудскою водой

крыжаков, битых мной под Копорьем.

Только сравнивать рыцарский Орден с Ордой ―

это сравнивать озеро с морем.

Будто море Великая степь на пути.

Но подвижница Русь терпелива.

По воде, яко посуху, сможет пройти.

Надо только дождаться отлива.

Не княженья ищу у царя степняков,

но отечеству – места под солнцем.

Под которым Изборск, и Копорье, и Псков

не достанутся хищным тевтонцам.

Вот и Полоцк на мне, Брячиславов удел, ―

не Литве ж отдавать на поместья!

Знал, что делал, покойник-отец: приглядел

не жену мне – соратника-тестя».

II

Князь умолк, вспоминая сябров-полочан ―

храбрецов незлобивого нрава.

И казалось ему, что кочевничий стан

обращается в сад Брячислава.

И хозяйская дочь, ненагляда-княжна,

краше девок родного Залесья,

к Александру идёт. Как юна, и нежна,

и тонка, будто яблонька, Леся!

Лишь накидка, зелёная, словно листва,

чуть приподнята справа и слева,

будто яблоки все раздарила, а два

утаила за пазухой дева.

Молодой Ярославич взволнован и рад,

что венчальной короною завтра

оборонный союз двух земель утвердят

Александр и его Александра.

А потом и полюбится князю жена.

И с рождением каждого сына

всё родней и милей для супруга она.

Без неё – неотступней кручина…

В отношениях с близкими, тонких, как нить,

узелки расплетает разлука.

Даже радость, коль не с кем её разделить, —

не услада, а горькая мука.

От стрелы защитят боевые друзья,

от старения – малые дети.

Столько дивного создал Господь, но семья —

это главное чудо на свете!

И держава стоит на устоях семьи,

как на сваях небесного сплава.

Разорвёте ли кровные узы свои,

удалые сыны Ярослава?

III

Много раз их отряд обновит коновязь:

селенгинские степи неблизки.

Повелит описать путешествие князь,

да монголы отымут записки.

Только память не в силах никто отобрать.

Он вернётся. И с верой святою,

как и встарь, учинит с крестоносцами рать;

как и раньше, поладит с Ордою.

Чтоб не знали набегов родные края.

Чтоб, оставив семейные драки,

дань ордынскую впредь собирали князья,

а не мытари ханов – баскаки.

Бог Орду переменит. Железной стеной

встанет Русь в единенье геройском.

Серебро, сбережённое княжьей казной,

обернётся испытанным войском.

«Между ярых огней не пройду невредим.

Но, сгорев, упасу, не порушу

между Западом злым и Востоком лихим

православную землю и душу».

Он оставит свой край меж враждующих стран.

Но беды не допустит Создатель:

житие Александра прочтёт Иоанн,

среднерусских земель собиратель.

И возьмёт Калита их скупые плоды,

не щадя ни себя, ни соседа, ―

чтобы мир до поры выкупать у Орды

по примеру великого деда.

И Москву по совету владыки Петра

возвеличит Успенским собором:

Богородица к нам неизбывно добра

и конец полагает раздорам…

* * *

Сколько б миром ни правил закон барыша,

как бы ни было время лукаво,

о бессмертье своём не забыла душа,

о величии вспомнит держава.

1995, 1997, 1999, 2013

На Красном Яру

Уподобилася еси земля Руская

милому младенцу у матери своей:

его же мати тешить, а рать лозою

казнит, а добрая дела милують его.

Задонщина

I

В осенний день, порой погожей,

меня мой замысел привёл

в то место, «красно и угоже»,

где вбил Дубенский[11] первый кол.

Я углублялся, как разведчик,

в страну, чьё имя – старина.

В названьях сёл, проток и речек

искал героев имена.

Большому городу подобен,

посёлок Злобино вставал,

где атаман Дементий Злобин

тайгу под новь раскорчевал.

Тянула шею автострада

на остров Татышев, где встарь

гуляло Татушево стадо,

с косою хаживал косарь.

И влёк меня красой былинной

высокий берег – Красный Яр,

окаменелой рдяной глиной

так походивший на пожар.

И шелестела по-над Качей

в закатном сумраке лоза,

напоминая коч[12] казачий.

И видел я, прикрыв глаза:

на дикий мыс, на яр высокий,

на стрелку двух таёжных рек,

ступает родич мой далёкий —

казак, служилый человек…

II

«…перешед за волок на Енисей реку во 136-м году[13], поделав суды, Енисеем рекою пошли в Качинскую землицу на Красный Яр…»

Из челобитной служилых людей

«…а по Енисею живут конные люди – Аринцы[14], и Качинцы, и Тубинцы…»

Из «Росписи имянной рекам и новым землицам…»

Буковка к буковке – слово…

Мечется тень от пера.

Ёжась на слани еловой,

пишет казак у костра:

«Мыслю, что мы не напрасно

шли на сии берега —

место угоже и красно,

близко и лес и луга.

Можно и плечи расправить

с острой косой поутру.

Можно и город поставить —

крепость на Красном Яру…»

Выучил инок-расстрига

беглого служку письму.

Яко церковная книга,

летопись люба ему.

Буковка к буковке – слово.

Слово ко слову – строка.

Смотрит Никита сурово,

трогает шрам у виска.

Там, за каймою таёжной,

там, за холмистой грядой,

даль широка и тревожна,

степь угрожает бедой.

– Братья! Доколе же порох

будет надёжней чернил?! —

Вздрогнул: почудился шорох.

Саблей перо очинил.

«Мирные эти землицы

мира не знали вовек.

Снова у южной границы

злой умышляют набег

люди алтыновы[15]… Внемли

конскому топу, земля!

Кровь и пожары… Не тем ли

пахли твои соболя?

Тако вымучивать будем

в местных улусах ясак[16]?

Нам, государевым людям,

здешний народец – не враг!»

* * *