Разговор с Каллиопой и Клио. История в избранных стихах и сценах - [7]

много в Царствии Отца.

Что представлю, обмирая

от болезни, от беды?

Чудотворный образ рая —

монастырские сады.

Валаам – Соловки – Печоры

9–10 июня 2017, 3–4 апреля 2020

Хранители Нотр-Дам-де-Пари

Как стражники в бессменном карауле,

с высот собора, изо всех углов,

следят за мной замшелые гаргульи —

драконье войско, стая в сто голов.

И слышу я глухие их упрёки:

«Доколе слыть чудовищами нам?

Не монстры мы – всего лишь водостоки,

в сезон дождей спасающие храм».

Собор веками скапливал, как улей,

и воск утрат, и мёд удач людских.

Не страх живыми делает гаргулий,

а непохожесть каждой – на других…

Я прочь иду. Навстречу, вдоль ограды,

шагают автоматчики, храня

спокойствие Парижа; их отряды

тревожат, но и радуют меня.

От сырости вечерней сводит спину,

а весело! И верится, как встарь,

что выстоит собор. И я не сгину…

Ударь в колокола, горбун-звонарь!

Париж – Москва

12–18 октября 2016

Ад земной

Разумеется, Данте велик

и Вергилий, его проводник,

именит, но едва ль достоверно

описание Ада – Инферно,

чьи подземные гроты они

обошли в стародавние дни.

Там искусны мучения плоти:

там гневливые тонут в болоте,

а убийцы – в кипящей крови,

там Иуда и Брут – визави

с пожирающим их сатаною.

Ад питается плотью земною?

Но куда же уходит, греша,

христианка дурная – душа?

Разлучённая с миром греховным

подвергается мукам духовным,

обречённая вечно страдать

за отказ принимать благодать.

Послесмертие это и надо

обозначить под именем Ада.

А трясину кровавых болот,

где снедает нас ужас, как плод

поедают садовые слизни,

назовём преисподнею жизни…

28–29 февраля 2020

Шестая

И когда Он снял шестую печать…

произошло великое землетрясение,

и солнце стало мрачно как власяница,

и луна сделалась как кровь. И звезды небесные

пали на землю… И небо скрылось, свившись

как свиток…

И увидел я Ангела, сходящего с неба,

который имел ключ от бездны…

Отк. 6:12–14; 21:1

«Не думаю, что вправе писать об этой роте[10]», —

по списку павших взором растерянным скользя,

вы скажете без фальши и всё-таки соврёте,

ведь совесть выше права, и промолчать нельзя…

Я службу вспоминаю вблизи границы южной:

выдубливали душу, как должно, добела

и солнце знойным летом, и лёд зимою вьюжной;

вот только «точка» наша «горячей» не была.

Бессонными ночами в КП за монитором

и в душных кунгах старых, капризных РЛС,

ведя борта по зыбким воздушным коридорам,

платили мы здоровьем за чистоту небес.

Здоровьем, да не жизнью!.. как парни под Дамаском,

в афганских вилаятах, в Анголе и Чечне,

как их дядья и деды – на острове Даманском,

как прадеды – на самой убийственной войне.

И что же, мы не вправе лишь потому, что живы,

сказать о доле павших, о кровной жертве их?

А тем, в устах которых слова присяги лживы,

должны простить послушно предательство своих?

Мы все имеем право писать о том, что было,

судить о том, что стало с великою страной,

чья память родовая, как братская могила,

полным-полна убитых то мором, то войной.

И собственною долей в судьбу Земли врастая,

я верю: в адском пекле планета не сгорит.

Пока периметр держит бессмертная шестая,

цела печать шестая и ключ от бездны – скрыт.

20–22 марта 2020

Раздел II Поэмы

М. В. Нестеров. Александр Невский

Князь Александр Ярославич на пути в Каракорум

Предисловие

…Туда, к потомкам Чингисхана,

Под сень неведомых шатров,

В чертог восточного тумана,

В селенье северных ветров!

Николай Заболоцкий

«Рубрук в Монголии»

Владимирский великий князь,

был Ярослав как вождь и воин

на поле чести пасть достоин,

но жизнь его оборвалась —

от яда, поданного ханшей

Туракинóй, – намного раньше,

чем совладать сумел бы враг

с отважным князем в битве… Так,

руками матери, без шума,

в мир лучший из Каракорума

препроводил каан Гуюк

посланника от Бату-хана

(Батый, сославшись на недуг,

не прибыл чествовать каана,

не то бы и ему каюк).

…Отпев-оплакав Ярослава,

в Сарай наследники пришли:

два брата спорили за право

на трон отеческой земли,

при дедах их – почти монарший.

Батыю был по нраву старший:

«Ты держишь, Искандер-урус,

народы Рума в устрашенье.

Храни как страж и наш улус».

Но медлил хан принять решенье.

Меж тем, спеша закрыть вопрос,

гонец указ каана вёз.

Урусам жаловалась пайцза —

резцом чеканщика-китайца

надписанная бирка: с ней

князь Александр и князь Андрей,

не прерывая продвиженья,

сквозь всю империю могли

за ярлыками на княженья

проехать в новый центр Земли.

Но как долга, но как угрюма

дорога до Каракорума!

* * *

…они веруют, что огнём все очищается; отсюда когда к ним приходят послы, или вельможи, или какие бы то ни было лица, то и им самим, и приносимым ими дарам надлежит пройти между двух огней…

Иоанна де Плано Карпини,

архиепископа Антиварийского,

история монгалов, именуемых нами татарами

I

О монголах владетели Русской земли

знали больше, чем Плано Карпини…

Отчего же посланцы Руси не вели

путевых дневников на чужбине?

Или князь, отправляясь дорогой отца

далеко за родные погосты,

не велел дегтярям припасти для писца

золотой новгородской берёсты?

Иль кожевник не принял у княжеских слуг

драгоценный заказ на пергамент?

Или писарю-дьяку слагать недосуг

свой словесный славянский орнамент?

Пусть опишет, как в стане татарском звучат

то псалом, то буддийская мантра,

как степная тоска, будто масляный чад,

омрачает лицо Александра.

«Брате княже Андрее, где край у Орды?