Раз пенёк, два пенёк - [92]
Шурка с Верой торчали на мостике, имитируя влюблённую парочку. Солнышко уже поднялось, но над водой ещё клубился лёгкий туман. Первые птички несмело чирикали — словно спросонок прочищали горлышки.
— Хорошо-то как! — Шурка зажмурил глаза от удовольствия.
— Было бы хорошо, если б не было так плохо, — Вера не разделяла лирического настроения парня.
— А чего плохого? — искренне недоумевая, возразил практикант.
— Мы зачем сюда пришли? Или, тебе кажется, что всё это пустяки? Боже мой, раскапывать могилу! По моей, заметь, инициативе! Господи! — девушка всплеснула руками.
— Ну и что? — Шурка оставался невозмутим, — это же нужно для дела! Для всеобщего блага, можно сказать. Чтобы упырь кровь не пил, чтоб людей не убивал! Ты сама примерно так говорила.
— Говорить, это одно, — тяжело вздохнула Вера, — а делать… Я даже не представляю, как сейчас буду смотреть на покойника. Он мне всю жизнь потом будет сниться!
— А ты не ходи туда. Скажи мне, что делать надо. Я сам братву и проконсультирую! Заодно посмотрю, как Кабана будут мочить. Покойника убивать! Интересно даже, — хихикнул парень.
«Этот урод заслужил такое к себе отношение. Как говорится, по делам вашим аз воздам!» — вдруг вспомнились Шурке Петины слова. Прав Петруха, стопудово! Нельзя людей убивать безнаказанно.
Ефимову отворил сам хозяин. Вначале из дверей высунулась всколоченная трясущаяся борода, потом появился и её обладатель. Потянуло застоялым перегаром. Малофей, облачённый в тёплую овчинную безрукавку и валенки, несмотря на тёплое солнечное утро, дрожал, как осинка.
— Дедушка, какой ты пример молодёжи подаёшь! Смотреть стыдно! А ещё ветеран войны! — вместо приветствия участковый принялся корить непутёвого фронтовика.
— Дак, я ить не пил долго, Ондрюша! Пока Борис Борисыч в гости не зашёл. А потом, вот, Панкратыч пожаловал, — точно первоклассник, начал оправдываться Малофей.
Участковый, не дожидаясь приглашения, прошёл в избу. Старик поспешил за ним.
В доме у Малофея творилось чёрт-те что. Эскадрильи жирных мух барражировали на бреющем полёте, наполняя избу монотонным жужжанием. Отвратный запах бил в нос и вызывал рвотный рефлекс.
Стол, ввиду наплыва посетителей временно перемещённый в центр «залы», походил на помойку. Корки, окурки, заляпанные до непрозрачного состояния стаканы и даже бутылочка с надписью «Дихлофос» — чего только на нём не было! В миске, предназначенной для закуси, пошевеливал усами, примеряясь к капустным остаткам, громадный рыжий таракан.
Гости устроились — кто, где смог. Панкратыч прикорнул на полу и совершенно слился с интерьером. Участковый поначалу его даже не заметил.
Суслонов отдыхал всё на том же сундуке. Со вчерашнего вечера Павла перекрыла «уважаемому человеку» кредиты. Малофей начал всерьёз задумываться — как бы повежливее спровадить с глаз долой потерявшего уважение гостя. Пора и честь знать, в самом деле!
— Эх, дед! — строго выговаривал между тем хозяину милиционер, — тебе, как ветерану войны, государство платит повышенную пенсию. Целых… сколько?.. семьдесят рублей! Кому ещё из стариков дают такие деньжищи? А ты пьёшь! Можно сказать, обманываешь доверие государства! Тьфу, стыдобища! Посмотри, во что избу превратил! Срам! У моих поросят в свинарнике чище, честное слово!
Малофей соглашался с каждым словом участкового и покаянно тряс бородой:
— Не пью уже, Ондрюша, не пью! А избу прямо сейчас в порядок приводить начну.
Что здесь делает Суслонов? Ак, спит. Не гнать же на улицу человека? Хотя, надоел хуже горькой редьки!
Забери ты его от меня, уведи Христа ради! Как это, некогда? А мне он тут пошто? Ты власть, или кто? Вот и забирай его! Давай, буди сам!
— Подъём, гражданин Суслонов! — участковый потряс Малофеева гостя за плечо.
Но водитель-профессионал не реагировал. Он спал сладким сном младенца, насосавшегося материнской титьки.
Вдруг послышалось кряхтенье! В куче тряпья, наваленного возле печи, Ефимов опытным глазом разведчика обнаружил демаскировавшуюся фигуру. Ага, да это же Панкратыч.
— Суслон не встанет. Он пьяный уже, — бывший плотник смотрел на милиционера одним, целым глазом.
Борис Борисыч сегодня оставил собутыльников без спиртного. Случилось это следующим образом.
Панкратыч сходил с раннего утра на промысел и насобирал целую сумку пустых бутылок, а так же полкармана окурков, заметно подняв этим действом свой авторитет в глазах Малофея. По совету хозяина, экс-плотник отнёс добычу к Павле Сергеевне.
Набожной кастелянше пустые бутылки требовались всегда — для успешного ведения бизнеса. Поэтому алчная тётка почти без торга произвела сделку, на которой настаивал Панкратыч. В обмен на стеклотару Павла выдала страждущему посетителю целый литр самогонки, правда, безбожно разбавленной.
Отоваренный гость вернулся к Малофею. Боря же преспокойно спал, не ведая, что соратники его провернули дело.
Пошушукавшись меж собой, компаньоны Суслонова будить не стали. Водителя автобуса, не один декалитр вина выпоившего своим собутыльникам, решили элементарно кинуть.
Сказано — сделано. Одну бутылку хозяин припрятал за печку, а вторую заговорщики начали потихоньку распивать во дворе.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.