Рассказы старого лешего - [39]

Я купил железную лопату, грабли, топор и принялся переделывать природу на свой лад. Надо было раздобывать посадочный материал. Привезли из Коломны целый воз кустов сирени, жимолости, жасминов. Несколько человек художников из нашего кооператива поехали в Мичуринск за яблонями и грушами. И пошла работа! Выкорчевали прекрасные замшелые пни, чудные кустики можжевельника, полетели осинки, березки, нарыли ям, вскопали землю.

Я забыл мудрый совет лешего. Не надо было покупать лопату, не надо было копать землю… И завертелась машина… Уж некогда было любоваться природой, некогда было слушать птиц, ходить купаться, некогда говорить с соседями, разложить пасьянс. Надо было сажать, копать, удобрять, полоть, обрезать, поливать, поливать без конца.

Выросли чахлые кустики, чахлые деревца. Потом покупались машины навоза, машины химических удобрений, привозилась земля. Сколько денег было закопано в эту землю — это никто сосчитать не сможет, да и не нужно считать. Леший, по-видимому, на меня обиделся и беседовать со мной не приходил.

Была темная летняя ночь. Все в природе как будто притаилось, притихло и чего-то ожидало. Деревья стояли неподвижно, не шевелился ни один листок, даже замолчали лягушки, даже ночные бабочки куда-то попрятались, даже светляки потушили свои фонарики. Иногда на горизонте слабо вспыхивали зарницы, казалось, что какой-то великан мигает глазами. Мигнет, осветит и опять захлопнет веки. Издали все ясней и ясней доносились раскаты грома. Гроза приближалась медленно, но верно.

Я сидел у окна и прислушивался к приближающейся грозе. Темная туча поднималась над горизонтом и гасила звезды. Под окном появилась знакомая фигура лешего. Я очень обрадовался ему. «Вот и вы! А я, признаться, думал, что вы обиделись на меня!» Леший грустно улыбнулся и сконфуженно потупился. «Я на вас не обижался — я же знаю, что люди не могут любоваться природой и не уродовать ее — это могут только бесплотные духи и животные. Все это время я трудился, трудился и переживал. Вот пятьдесят лет прожили душа в душу, а теперь, подумайте, какое дело: ведь я с бабой-ягой развожусь. Сделал ей новую ступу — и катись, матушка, куда хочешь. Правда, ступа-то осиновая, но ничего, еще поработает. На ее век хватит. Укатила старая карга. Теперь я вольный казак! Куда хочу, туда и полечу. Вот я и пришел с вами попрощаться, кстати, поздравьте меня, я женился…» — «Что вы говорите? Неужели женились? Ну, поздравляю! Совет да любовь. Скажите, если не секрет, на ком?» — «Русалочка тут в реке есть. Молоденькая, бойкая, быстрая, как рыбка, вот я и врезался на старости лет. С ней вместе хочу на Байкал поехать». — «Поезжайте, поезжайте! Там можно тихие места найти, а тут вам оставаться не следует». В это время туча закрыла почти все небо, и гром прогремел уже совсем близко. Налетел ветер, деревья зашумели, закачались, оконная занавеска затрепетала, захлопала. «До свиданья! — сказал леший. — Мне пора». И он исчез.

А я заснул. Тем и кончилась эта правдивая история.

ПЕСКИ По-другому о том же

Как я уже говорил, в Союзе художников я увидел объявление, что организуется дачно-строительный кооператив художников возле станции Пески Рязанской железной дороги. Михаил Иванович Калинин утвердил выбранное для поселка место, и даже был отпущен лимит на постройку.

Рано утром еду туда.

Крупный сосновый лес, кое-где дубы, осины, а вот светлая березовая роща. Зяблики заливаются в ее вершинах, молодые, зеленые листочки чудно пахнут.

Мне указали мой участок. Другие участки уже разобраны, и осталось свободных только два. На моем участке много пней от больших сосен, кое-где дубы, березы, молодой осинник и кусты можжевельника. Рядом тянется дремучий бор. Кое-где лежат стволы поваленных бурей деревьев. С вершины куста с песенкой подымается лесной конек. Черный дятел с диким, унылым криком перелетает со ствола на ствол. Наступил вечер, первый вечер в Песках. Неподалеку защелкал соловей. Козодой затянул свою бесконечную трель. Майские жуки закружились около молоденькой березки. Это было уже через край.

Заборов тогда еще не было, и доступ на любой участок был свободный. Как-то, примчавшись на истошный женский крик, я увидел соседку Беккер, сидящую в глубокой яме, приготовленной для посадки яблони, и возле нее весьма агрессивную корову, старавшуюся рогом помочь госпоже Беккер вылезти из ямы. Но почему-то эта коровья услуга моей соседке была не по вкусу, и она в ужасе дико вопила. Корову я попросил удалиться, а даме помог вылезти из ямы.

Я уже упоминал, что участки наши или совсем не имели ограды, или она была представлена одной не очищенной от коры жердью, что давало возможность беспрепятственно проходить по ним любому любознательному субъекту. И вот как-то среди кустов бересклета и можжевельника предо мной предстала прекрасная дама. Видя мое крайнее изумление, она улыбнулась и сказала:

— Не удивляйтесь, я ищу участок Оленина.

Когда я немного пришел в себя и обрел дар речи, я предложил ей отдохнуть под моей крышей и, прежде чем отыскивать этот участок, выпить чаю и подкрепиться. Из дальнейшего выяснилось, что ее фамилия Оглы-Гамза и ее участок вот тут совсем рядом — через переулок. Этот участок сначала принадлежал Ватагину, теперь был взят Олениным. Оглы-Гамза горячо взялась за стройку, и под ее руководством возникло довольно странное сооружение. Два малюсеньких срубика взгромоздились один на другой и явно хотели сыграть роль башни царицы Тамары. Роль царицы Тамары весьма успешно исполняла Оглы-Гамза. Она блистала своими черными очами, и никто не мог устоять против ее очарования. Но она не долго украшала наш поселок. Оленин отказался от своего участка, и тот перешел к Елкину, а Елкин башню Тамары придвинул к своей даче, и про прекрасную Оглы-Гамзу люди забыли.