Рассказы - [11]

Девочка разделась. Ее тело не отличалось от тел наших дам, поэтому, поглазев немножко на нее, мы пошли в другую комнату.

Марк налил всем шампанского.

— А сейчас мы приступим. Но прежде всего надо сделать анализы и разбиться на пары.

Он сел и вытащил внутривенную иглу.

— Кто первый?

Мы встали в очередь. Марк брал у всех кровь, мгновенно делая пробы; его щеки начинали румяно лосниться, когда он получал результат. Он выкрикивал названия болезней, и гости разбивались на пары — все это делалось для того, чтобы к уже имеющимся заболеваниям не прибавить новых, а тем более, чтобы не помереть так глупо, как это сделал Петров, вообразивший себя прогнившим Дон Кихотом.

Когда очередь дошла до меня, Марк сообщил:

— Кобелит! Кто желает? Делайте ваши ставки! Никто не желает? Что, ни у кого нет кобелита?

— У меня есть, — сказала гениальная девушка, скромно сидящая в уголке, — но у меня есть еще и пердянница, поэтому я не знаю…

— Как ты насчет пердянницы, старик? — спросил меня Марк. глядя в мои глаза.

Я отошел от него, раздосадованный. Последнее время мне не везло, потому что, хотя кобелит — распространенное заболевание, он редко встречается в единственном числе, и хотя говорят, что свежий воздух — источник заразы, у меня никак не получалось заболеть чем-нибудь еще, а заражаться специально для того, чтобы иметь больше женщин, не хватало духа. Посмотрим, если ее не возьмет какой-нибудь счастливчик, совпадающий с ней, может, я и решусь — уж больно хороша, несмотря на пердянницу, которая в третьей стадии добавляет человеку характерный нестерпимый запах.

И я стоял у стены, поглядывая на гениальную девушку, и она долго смотрела прямо в мой взгляд. Потом эта жеребьевка была окончена, пары определились, и какой-то долговязый юноша с красными глазами робко, но уверенно встал возле гениальной девушки. Все было кончено — она будет сегодня с ним.

Проклиная свою несчастную судьбу, я подошел к столу и выпил шампанского, желая хотя бы напиться в этот вечер. Марк включил музыку, и мы стали танцевать. Я танцевал только быстрые танцы, а когда танец был медленным и склонным к обниманию друг друга, я валился на стул рядом с Марком и смотрел на веселых дам и кавалеров с чувством глубокого неудовлетворения.

— А ты сегодня будешь с кем, Марк? — спросил я.

— Не знаю. Мне все равно. В каждой женщине есть своя прелесть и своя болезнь.

— Как ты еще жив? Ты же даже по улице ходишь без всего!

— Не знаю, — отвечал Марк, — мне наплевать. Может быть, так наоборот лучше.

Он пошел в комнату к чистой девочке. Она сидела внутри своей камеры, прижавшись к ее стеклянному углу, и излучала надежду и скуку.

— Скучаешь? — спросил ее Марк. Я встал рядом и наблюдал их разговор, попивая водку.

— Да, — призналась девочка.

— Пошли со мной.

— Нет, что ты!..

— Я — не заразный. — гордо объявил Марк.

— Как это так?

— Не знаю. Но это так. Хочешь, я приду к тебе, — Марк отворил дверь в камеру, — хочешь, я буду ласкать тебя, хочешь, я буду с тобой? Я чист, как и ты, — ты будешь моей жрицей, ибо черное не причинит белому вреда, и мы будем с тобой, как «да» и «нет» — в вечной любви и безопасности?!

Девочка жалась в угол камеры, Марк наступал.

— Я уверяю тебя, что я чист. Ты мне нравишься, мне нравятся твои плечи и грудь… Он коснулся ее.

— Аааа! — заорала девочка и рухнула в объятия Марка. Я грустно наблюдал характерную для Марка сцену. Потом я отвернулся, чтобы не видеть его триумф.

Я вошел в другую комнату и выпил большой стакан водки. Все было уже почти тихо: пары разбрелись по местам обоюдных удовольствий, и магическая ночь пронизывала заразный воздух за окном.

Я сел в кресло и настроился на грустно-лирический лад. И тут мягкая рука обхватила мое плечо. Я посмотрел и увидел гениальную девушку, сидящую рядом.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Пойдем со мной!

— Но ты…

— Я соврала вам всем. Я тоже чиста, и у меня почти нет никаких болезней. Ты мне не веришь?

— Но ведь я… Ведь у меня… Ведь у меня кобелит!

— Мне все равно. Я влюбилась в тебя — и мне все равно.

Я стал вспоминать ее анализ, но не мог вспомнить; ее рука ласкала меня, и мне это нравилось, и потом, когда она поцеловала мою щеку, мне вдруг тоже стало все равно, и я подумал, что миг истинной любви может стоить пердянницы и даже конца!

Мы рухнули на пол, раздевая друг друга, и на секунду я забыл о презервативах и противогазах, охраняющих нас от вредных любимых людей, и был готов к заражению чем угодно, во имя этой минуты, когда я просто целовал ее лоб.

Мы соединили свои половые части, не используя ни резину, ни целлофан, и я впился в ее губы, с остервенением желая мгновенной смерти в объятиях моей больной любви. Она стонала, словно боялась своей горькой судьбы и восторгалась ею, я же был с ней, словно первобытный мужчина, верящий в могущество своих богов и не боящийся мерзкой биологии невидимых глазу существ! И я завершил свой великий любовный акт, как будто собирался иметь от нее детей — бедных уродов с врожденными болезнями, которые, может быть, будут счастливы только одним лишь лицезрением друг друга, а может, еще и пожатием своих изъязвленных рук.

Мы лежали на полу и абсолютно голый Марк пришел в нашу комнату.