Рассказы о дяде Гиляе - [44]

В Кружок приезжали выступать и знаменитости театральной России. Руководство Кружка всегда было начеку: чуть в провинции прогремит имя актера, за его работой, успехами начинали следить. Если шум славы не умолкал, приглашали в Кружок на сезон. В Кружке шли спектакли, как и в других театрах, но состав трупп менялся довольно быстро, однако всегда способен был нести лучший драматический репертуар. Скажем, Николай Хрисанфович Рыбаков особенно хорош в «Лесе» Островского, и, когда он согласится приехать в Москву выступить в этой пьесе, труппа в Кружке составит ему достойный ансамбль.

Спектакли Кружка собирали цвет московской театральной среды и нередко являлись событием в артистической жизни России. О них рассказывали тем, кто не видел спектаклей, их помнили как пример удивительного вдохновения. В зрительном зале Кружка всегда сидели актеры, часто знаменитые. И те, кто выступал, случалось, испытывали особое настроение. Кружок славился дивертисментами — представлениями после спектакля, концертами, как бы сказали позднее. В 70-х годах входили в моду чтения со сцены классиков литературы. Эти чтения любили, а как слушали! Специальных чтецов тогда не было. Но все знаменитые драматические актеры выступали в дивертисментах с чтениями, которыми обязательно кончались спектакли Кружка. Возможности у Кружка были большие: постоянно кто-нибудь из хороших актеров рядом. В Кружок ехали и шли охотно. Иногда актеры Малого просили вызвать из провинции того или иного артиста, которого хотелось им послушать. И его вызывали. В Кружке молодой Гиляровский служил помощником режиссера по дивертисментам.

Гасли фонари у подъездов Малого и Большого, и разъезжались их друзья и почитатели, а в Кружке и не думали о наступившей ночи. Таких оваций с криками «бис», «браво» не слышал, наверное, ни один театральный зал Москвы. На сцене кружка читали Рыбаков и Садовские, Андреев-Бурлак и Никитин, Ермолова и Южин, Федотова и Стрепетова… Читали Гоголя, Достоевского, Пушкина, Майкова, Шекспира, Шиллера…

Конечно, не только актеры заполняли зрительный зал Кружка. Было много и просто театральной московской публики, и был свой зритель-почитатель, бесконечно преданный театральному искусству.

Московская театральная публика — особая публика. Дядя Гиляй походил и поездил по городам России, видел много театральных подмостков, но нигде не наблюдал такой привязанности к театру, как в Москве, и не раз отмечал эту черту любимого города. Константин Сергеевич Станиславский знал это хорошо и, создавая Художественный, писал: «Москва любит театр, и она поможет нам в нашем начинании».

За радость неповторимых часов зрители платили искренним восторгом. Даже ошибки, просчеты, неудачи — случалось и такое — прощали охотно и великодушно, не освистывая, ободряя порой еще более громкими овациями. А как любила Москва своих театральных кумиров, как чествовала их, как благодарила! Именно Москва могла быть и стала родиной Малого, театра Бренко, Частной русской оперы, Московского Художественного…

Впервые дядя Гиляй услышал в Кружке Гликерию Николаевну Федотову, Марию Николаевну Ермолову, Александра Николаевича Островского. То были люди, увидеть и услышать которых значило стать лучше, подняться выше.

На сцене Малого и Федотову и Ермолову дядя Гиляй увидел позднее. Прослужив сезон в Кружке, узнав провинциальные сцены, театр Бренко, Андреева-Бурлака, в Малом ощутил, оценил настоящую силу слов, летящих в зрительный зал. Как умели произносить слова на сцене Малого! Их нельзя было не слышать, не слушать, и жаль, до отчаяния жаль было, что кончалась эта полная жизненной правды вдохновенная речь. Понял дядя Гиляй, что для него эта речь должна продолжаться, пока он жив. И не отступил. Всегда, во всякие времена оставался рядом с театром.

Малый театр был храмом искусства Москвы, университетом, в котором учились и актеры, и создатели театров. Малый освящал жизнь, зажигал мысль в молодых сердцах десятки и десятки лет. Дядя Гиляй постоянно с тех пор, как стал жить в Москве, заглядывал в Малый. Но именно заглядывал, обычно по пути домой, возвращаясь или наоборот… Он знал парады Малого, знал московские театры в блеске торжественных огней, знал особый, неповторимый шумок антрактов в дни премьер. Был вхож за кулисы, в артистические, но любили его, знали его не как зрителя первых рядов партера. От него не ждали хвалебных разборов новых постановок или игры актера — он никогда об этом не писал… И все же Малый, Художественный, многие московские театры приглашали его на свои премьеры, юбилеи, на капустники, праздники только для актеров и ближайших друзей. Обязательно приглашали, потому что знали, о чем писал дядя Гиляй: о жизни актера, не окруженной блеском сцены, успеха, о той, что начиналась, когда гасли огни театра. Внимание дяди Гиляя было обращено к ежедневным будням тех, кто своим трудом, талантом и умением дарил радость искусства.

Раньше великим постом запрещалось русским актерам давать спектакли, вообще какие бы то ни было представления.

Спектакли не шли, не платили денег — наступало трудное время. Трудное и обидное. В дни поста иностранные актеры могли играть и пожинали обильные лавры. Дядя Гиляй в печати не раз поднимал вопрос о том, чтобы разрешить русским актерам играть в дни поста, добавить для них в году два лишних месяца работы.