Рассказы о дяде Гиляе - [25]

«…Вообще газет нет. Я почти не работаю, посылаю, куда вздумается, иногда… Так все изолгалось, измельчало, изворовалось! Ей-богу, то, что стало теперь с печатью, ты и представить не можешь! На лбу роковые слова: „Продается оптом и в розницу, на время, на ночь кому угодно!“ Да взгляни в любые объявления в лучших газетах — это ведь разврат, растление общества, содействие всякому мошенничеству и насаждение разврата… В редакции я не бываю ни в одной, а пишу и посылаю. Пишу, как думаю, и потому имею право печататься везде. „Пиши правду, как думаешь“ — вот мой завет был, есть и будет…»

Отойдя от ежедневного сотрудничества в газетах, особенно в начале 20-х годов, обдумывая, решая, о чем рассказать молодым, нередко листал Владимир Алексеевич книги с вырезками своих и чужих давно написанных статей, фельетонов, корреспонденции. Их перечитывал дядя Гиляй, сидя в любимом кресле с высокой спинкой. Иногда, отложив вырезки, не то размышляя, не то ожидая отклика, говорил домашним:

— А хорошо бы написать о газетах Москвы, и моя первая книга началась с них…

ТРУЩОБНЫЕ ЛЮДИ

В ящике письменного стола хранил дядя Гиляй единственный экземпляр своей первой книги — «Трущобные люди». Весь тираж ее до выхода в свет по распоряжению царской цензуры сожгли в 1888 году — не понравилась правда о жизни беднейшего населения страны. Редко брал дядя Гиляй эту книгу в руки, но помнил о ее судьбе постоянно.

17 ноября 1887 года был отпечатан тираж книги. Узнал об этом дядя Гиляй потому, что ежедневно забегал на Арбат в дом Каринской, в типографию братьев Вернер, издателей книги, по совету Антона Павловича Чехова. Кипы листов занимали небольшое помещение типографии, вызывая радость, усиливая ее сознанием — наконец-то! Строчки, газетные, журнальные строчки выливались в книгу — это ли не счастье! Братья Вернер понимали состояние молодого автора. И хотя не имели права до разрешения цензуры выпускать из типографии ни одной страницы, готовя экземпляр «Трущобных людей» цензору, сброшюровали еще один и отдали дяде Гиляю.

Дома, в Столешниках, перечитав воспроизведенный типографским шрифтом знакомый текст, написал на титуле: «17 ноября. Первый экземпляр моей Мане» — и подарил жене. Ровно через двадцать дней, 7 декабря, пришлось дописать: «И последний».

От братьев Вернер узнал о распоряжении цензуры арестовать весь тираж книги. В типографию приходил инспектор, и при нем рассыпали набор.

«Трущобные люди» составились из рассказов. Первый Гиляровский опубликовал в 1883 году в газете «Современные известия». Он назывался «Обыкновенный случай». «…Шесть часов вечера… Около богатого дома с зеркальными окнами стоял человек. „Ночевать негде“, — протягивая руку к прохожим, бормотал он. Это был один из тех неудачников, которые населяют ночлежные дома Хитрова рынка». Еще несколько рассказов прошли не замеченными цензурой в небольших газетах. Рассказ «Человек и собака» опубликовали «Русские ведомости» в 1884 году. На него обратили внимание. Салтыков-Щедрин похвалил. В редакции всем он понравился. Дядя Гиляй оставил историю его создания:

«…Как-то проходил поздно осенью по Александровскому саду. Тихо. Молодой снежок забелил землю. На лавочке сидел нищий, жевал хлеб и кормил собачку, точь-в-точь лисичка. Разговорились. Оказался отставной солдат. Делал турецкую кампанию. Потом под суд попал… за промотание казенных вещей…

— Уж и вещи: шинелишка трепана, рупь цена, да сапоги старые, в коих Балканы переваливал… Просидел четыре года, выпустили с волчьим билетом: ни тебе работы, ни тебе ночлега. Жил в подвале под стеной… Спасибо, собака Лиска грела.

А через несколько дней одна из московских газет коротко сообщила, что на льду Москвы-реки „…усмотрен занесенный снегом, неизвестно кому принадлежащий труп, по-видимому, солдатского звания, в лохмотьях“. Вспомнился солдат из Александровского сада, не он ли? Написал рассказ „Человек и собака“».

Успех в «Русских ведомостях» ободрил Гиляровского. И Далматов из Пензы в письмах советовал приниматься за более серьезные вещи, чем репортажи и корреспонденции, Гиляровский попросил отца прислать из Вологды хранящиеся у него листы о заводе Сорокина. Работал над новым рассказом с увлечением, хотелось написать что-нибудь значительное, обратить внимание на то, о чем ведет речь. Приходилось отвлекаться. Ежедневные обязанности в газете не позволяли все время и силы отдавать беллетристике. Когда готов был рассказ о жизни рабочих на заводе свинцовых белил, назвал его «Обреченные» и прочел Глебу Ивановичу Успенскому. Не кто-нибудь — Успенский говорил тогда дяде Гиляю:

— Ведь это золото! Чего ты свои репортерские заметки лупишь? Ведь ты из глубины вышел, где никто не бывал, пиши… пиши все, что видел.

Рассказ «Обреченные» опубликовал тоже в «Русских ведомостях», он повлек за собой вызов редактора газеты Соболевского в цензуру.

О рассказе «В глухую» В. А. Гиляровский написал: «Это Грачевские трущобы, и типы их с натуры, и место, каким видел, да только изменил фамилии и клички, слишком известные тогда в Москве».

Чехов и Успенский советовали дяде Гиляю все его рассказы, разбросанные по газетам и журналам, собрать воедино и издать. Так он и сделал.