Рассказы китайских писателей - [7]

На день рождения деда Тана мы преподнесли всем грандиозный гастрономический подарок — двадцать маринованных гусей, которые вызвали у гостей настоящий фурор.

О моем происхождении никто не догадывался, но, будучи дочкой управляющей известного ресторана, да еще и получившей образование в сфере менеджмента (которое, впрочем, к маринованным гусям не имело никакого отношения), я получила всеобщее одобрение как достойная помощница и отличная подружка нашего господина Тана.

Я уверена, все это произошло благодаря нашему маринаду.

Время шло.

Работу Тана, его привычки, хобби, даже настроения я выучила, как свои пять пальцев.

Как-то у Тана наметился крупный клиент — некая небезызвестная особа, затеявшая тяжбу о разводе. Тан взялся помочь ей отсудить астрономическую сумму, за что и ему причиталось щедрое вознаграждение. Документы по делу едва помещались в семь громадных ящиков, которые я с бережностью матери, укладывающей в коляску ребенка, грузила на каталку, чтобы отвезти их в зал заседаний.

В день оглашения приговора я так измоталась, что вечером решила сходить на массаж. Тан изобразил на лице начальственное выражение, сдобрив его тоном, с каким обращаются к даме сердца:

— Запиши на служебные расходы.

— Конечно, а еще я бы хотела съездить на горячие источники в Японию — подлечить нервы, погреть косточки и отсрочить преждевременный климакс, — пошутила я.

Впоследствии было еще одно щекотливое дело — о разделе имущества. После смерти одного видного господина объявилась его содержанка, прошедшая с означенным персонажем огонь и воду и прижившая от него сына. Содержанка обзавелась нотариально заверенным завещанием покойного и оспаривала у законной супруги почившего семейное имущество. Старушка-жена причитала, призывала Будду, но была бессильна что-либо поделать. Ее сын, акционер одной автокорпорации, был с Таном на короткой ноге и попросил его помочь. Дело обещало быть головоломным, но Тан, разумеется, отказать не мог. Я готова была помогать ему всеми правдами и неправдами, только бы любовница, посягающая на законные права настоящей жены, осталась ни с чем. Мои комплексы, вызванные несчастным детством, давали о себе знать. Хотя нельзя было отрицать, что и любовница покойного, отдавшая ему молодость и силы, достойна была распоряжаться его наследством.

— Господин Тан, извините меня, конечно, но по нашему делу у меня появляется все больше вопросов, — процедила я сквозь зубы.

— Вот поэтому я адвокат, а ты нет, — хмуро заметил Тан. — Закажи билеты в кино на половину восьмого — мне надо развеяться.

Сказано — сделано. К тому времени я уже знала, какие фильмы он предпочитает: патетические мелодрамы о большой и светлой любви, дурачащие домохозяек и вчерашних школьников, — что-то вроде «Титаника». Странно, не так ли?

Выйдя из кинотеатра, мы решили заглянуть в кафе по соседству — выпить кофе с бренди, очаровательный коктейль, который одновременно пьянит и бодрит.

— Сегодня, кажется, роковой вечер, и я даже и не найдусь, что сказать, — обронила я.

В ответ Тан, все еще находясь под впечатлением от просмотренного фильма, задумчиво произнес:

— В прежние времена любовь нередко равнялась смерти, которую неизменно встречали вдвоем; сейчас уже так не делается, сейчас любовь — это не смерть во имя любви, а любовь во имя любви. От жертвенности не осталось и следа, ей на смену пришел эгоизм.

— И мужчинам эгоизм дается лучше, чем женщинам?

— Безусловно, — он кивнул. — Если бы я действительно любил кого-то, то незамедлительно вооружился бы ручкой и изложил на бумаге свою волю.

Воля звучит, конечно, не столь ответственно, как завещание, однако сути это не меняет, тогда как речь идет о делах посмертных. Сегодня такая воля становится все более и более необходимой, потому что однажды может случиться так, что человека совершенно внезапно может и не стать. Уж я-то знаю это как никто другой.

— Завещание, может быть, ты и составишь, но как проследить за тем, что оно будет выполнено?

— Я сделаю необходимые пометки на полях — мои коллеги смогут в них разобраться, после того как я отбуду.

— Конечно, только зачастую такое отбытие может оказаться совершенно внеплановым.

— Здесь нет повода для беспокойства: раз уж это воля, то и на случай «внепланового отбытия» имеются специальные люди, чтобы ее выполнять. А почему тебя так взволновал этот вопрос?

Я смотрела не на него, а с печальным видом уставилась на фонарь за окном.

— Да нет, просто задумалась: если мать умрет, с чем я останусь: у меня нет ни состояния, ни близких людей, ни детей. Кажется, что такой, как я, даже и бумагу не придется марать излиянием своей воли.

Вот она злая усмешка жизни: воля человека — чистый лист бумаги.

Я поднялась:

— Давай уедем из Гонконга.

— Что? — переспросил Тан.

— Да, поехали на Коулун-пик, послушаем ветер… ну, о чем ты задумался?

На Коулун-пике нас накрыла волна темной и сладостной ночи, под которой мы страстно целовались в его машине. Я расстегнула ему брюки и села на него сверху, он показался мне зверем, на которого кто-то по ошибке надел рубашку. Мне кажется, плотская любовь похожа на зверя: она не ведает морали, не знает стыда, не терпит уступок. Одежду вешают на крючок или бросают на пол — так поступают и женщины, и мужчины, зачастую даже не приходится освобождаться от нее целиком — страсти кипят только «в низах». А мясо, особенно с кровью, — это самая аппетитная штука во всем свете. И откуда у меня такие представления? Может быть, это мои предки испортили меня? Неважно, но сегодня я испортила человека «из верхов».