Рассказ об одном классе - [2]
Я помчался в комитет комсомола и пристроился за свободным столом. Комитетчики спорили о своих делах и на меня внимания не обращали. К концу урока в комнату стремительно вошел Левка:
— Салют! Привет комсомольским вождям. Смирный! Ты человек с гуттаперчевой совестью. Хочешь, чтобы билеты пропали?
Черт возьми! Мы же опаздываем на бокс, а сегодня дерется Генка. Я наспех заканчивал рисунок, Левка тянул за рукав:
— Аллах с ним! Без головы интереснее. По крайней мере оригинально. Стоп, это же Женечка Ботин! Для него голова — архитектурное излишество.
Левка еще что-то болтал, мы мчались по коридору. Внизу нас ждал Генка Черняев и издали грозил тяжелыми кулаками. Из-за его спины выглядывала Бабетка:
— Ребята давно уехали, придется догонять.
Генка выступал в третьей паре. Когда он вышел на ринг, мы дружно зааплодировали. За ним под канатом легко проскользнул здоровенный боксер.
Начался первый раунд. Захлопали перчатки, противник Черняева держался очень осторожно и при малейшей угрозе нырком уходил от удара. Генка особенно не нажимал. Наконец ему наскучило догонять противника, и он, сделав обманное движение, пустил в ход один из своих ударов. Противник ловко уклонился. Генка повторил удар, но снова попал в воздух. Пшеничный злорадно хихикнул.
— Трудный орешек попался. Попотеет наш Гена.
Второй раунд ничего не изменил. Генка не мог нанести серьезного удара и рассердился. Но противник, видимо, попался хладнокровный. Улучив момент, он проскользнул под руку Черняева и ткнул его в челюсть.
Начался последний раунд.
Генка перешел в наступление, и зрители дружно заорали:
— Давай, давай, так его!
— Финита ла комедия! — крикнул в восторге Левка.
У раздевалки мы встретили Генку. На носу у него белела пластырная заплатка. Мы поздравили его с победой, а Пшеничный спросил, почему он так растянул бой и не выиграл еще в первом раунде. Генка рассмеялся:
— Так ведь это Колька Бочаров. В одном дворе росли. У меня на него рука не поднималась.
— А как же потом?
— А потом он стал хамить. Ну и поднялась…
— Правильно, — одобрил Левка. — У меня на хамов всегда руки чешутся.
— Ребята, а где же Алик?
Мы остановились посреди улицы, и проезжавшие шоферы грозили нам кулаками. Черняев пожал плечами, Левка подмигнул:
— Хватился! Хорош друг. Его уже часа два как нет. Любовь порождает легконогих, так-то, Смирный.
Все ясно. Алик ушел к Оле.
Ровно в девять я попрощался с ребятами и пошел домой. Возле городской библиотеки неожиданно встретил Катю Алтухову.
— Ты?
— Редкая проницательность, Смирный. Это действительно я.
…Совершенно неожиданно я поехал провожать Катю. Катя жила за городом, довольно далеко. Мы вскочили в автобус и поехали до вокзала. Украдкой я поглядывал на Катю. Катя была на редкость хороша.
— Катя, — спросил я, — ты дружишь с кем-нибудь?
— Дружу.
— Так, — туповато откликнулся я. — Это неплохо.
На перроне пришлось ждать довольно долго, только что ушла электричка. Наконец подали еще один состав. Народ толпой повалил в вагоны. В вагонах погасли огни, утих шум мотора. Мы вошли и сели. За нами ввалилась шумная компания. Напротив удобно устроился пожилой человек в роговых очках, спотыкаясь, тащился пьяный, что-то беззлобно бормоча. И вдруг мне стало обидно — все эти люди поедут в электричке вместе с Катей, а я останусь…
— Ты не опоздаешь?
— Не беспокойся.
До отправления осталось минуты полторы. Я простился с Катей и вышел в тамбур. Вот-вот захлопнутся автоматические двери. Но я медлил. На перроне затопали, в вагон вбежала запыхавшаяся девушка, за ней парень. Они едва не сбили меня с ног. В этот момент двери с шипением захлопнулись, и электричка плавно отошла от перрона.
— Извините, пожалуйста…
— Не огорчайтесь… Это даже хорошо, что я опоздал.
Ребята слегка опешили. Я остался в тамбуре. Конечно, я мог бы выйти на первой же остановке и дождаться электрички, но домой ехать не хотелось. А что, если… Я подождал до первой остановки и вошел в вагон вместе с пассажирами. Катя читала.
— Катя, — сказал я и сел рядом.
А Катя рассмеялась.
Поезд набирал ход, летел через подернутые туманной дымкой поля, отбрасывая косую тень. За окнами мелькали перелески, поблескивали блюдца озер, желтели фонари на переездах, проносились тонкие полосатые шлагбаумы.
Катя жила возле пруда, у маленького мостика с поломанными перилами. Одноэтажный дом казался приземистым среди высоких сосен. В окнах горел свет.
— Иди, Смирный. Спасибо, что проводил.
Обратно я мчался ракетой, боялся опоздать на последнюю электричку.
В коридоре грянул оркестр. Подтянутые, торжественные, взволнованные, мы идем в зал. Очень волнуемся — выпускной вечер событие нешуточное.
В зале вздыхают наши папы, мамы, тетушки. Наверно, вспоминают свое доисторическое прошлое. Директор произносит речь. Выступают учителя. За ними наши медалисты.
Часа через два официальная часть кончилась, и мы повалили в свой класс. Здесь хлопотала староста Клава, покрикивая на подручных. Рассаживались с гамом и шутками.
Зазвенели бокалы. Комсорг Катя Алтухова предоставила слово светловолосому пареньку — инструктору райкома комсомола. Инструктор пространно поздравил нас, затем заговорил о задачах молодежи. Его слушали довольно рассеянно, негромко переговаривались. Мы уже привыкли к теплым словам, сегодня нам их наговорили множество. Что еще может добавить парень, даже если он инструктор райкома? Но инструктор еще кое-что добавил:
22 июня 1941 года ученики девятого класса подмосковной Ильинской средней школы ушли добровольно в народное ополчение. Среди них были ребята, связанные между собой крепкими узами товарищества и дружбы.Повесть «Опаленная юность» и есть достоверная история того, как воевали под Москвой вчерашние школьники. Суровое время и сознание великой ответственности, которая легла на плечи ребят, превращает их из мальчишек в стойких и мужественных бойцов.Эти пареньки не совершали каких-то необыкновенных подвигов. Но они яростно дрались с врагом, защищая любимый город, и отдали свои семнадцатилетние жизни родине — разве это не подвиг?
В книге собраны самые известные истории о профессоре Челленджере и его друзьях. Начинающий журналист Эдвард Мэлоун отправляется в полную опасностей научную экспедицию. Ее возглавляет скандально известный профессор Челленджер, утверждающий, что… на земле сохранился уголок, где до сих пор обитают динозавры. Мэлоуну и его товарищам предстоит очутиться в парке юрского периода и стать первооткрывателями затерянного мира…
В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.
Без аннотации В истории американской литературы Дороти Паркер останется как мастер лирической поэзии и сатирической новеллы. В этом сборнике представлены наиболее значительные и характерные образцы ее новеллистики.
Умерший совсем в молодом возрасте и оставивший наследие, которое все целиком уместилось лишь в одном небольшом томике, Вольфганг Борхерт завоевал, однако, посмертно широкую известность и своим творчеством оказал значительное влияние на развитие немецкой литературы в послевоенные годы. Ему суждено было стать пионером и основоположником целого направления в западногерманской литературе, духовным учителем того писательского поколения, которое принято называть в ФРГ «поколением вернувшихся».
Действие «Раквереского романа» происходит во времена правления Екатерины II. Жители Раквере ведут борьбу за признание законных прав города, выступая против несправедливости самодержавного бюрократического аппарата. «Уход профессора Мартенса» — это история жизни российского юриста и дипломата, одного из образованнейших людей своей эпохи, выходца из простой эстонской семьи — профессора Мартенса (1845–1909).
Роман канадского писателя, музыканта, режиссера и сценариста Пола Кворрингтона приглашает заглянуть в око урагана. Несколько искателей приключений прибывают на маленький остров в Карибском море, куда движется мощный ураган «Клэр».
Уважаемый читатель!Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.Почему?Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой.
