Рассказ лектора - [51]

— Этот город, — промолвил он, — недостаточно велик для нас двоих[92].

Палец горел.

— Давайте я с ним поговорю, — сказал Нельсон.

Акулло скептически взглянул на Нельсона. Кралевич вытащил из мешочка бумагу, табак и начал сворачивать самокрутку.

— Думаете, у вас получится лучше?

— Нет, — пробормотал Нельсон, — просто я довольно хорошо его знаю.

Это была неправда. Он беседовал с Куганом только один раз, после университетской вечеринки, когда усаживал поэта в такси, и сказал собственно: «Не ушибите голову». Как раз когда дверца закрывалась, Куган нагнулся и сблевал Нельсону на ботинки.

— Я сделаю так, чтобы он больше не писал.

— Это он вас ко мне отправил? — спросил Акулло.

— Нет! — в ужасе вскричал Нельсон. Впрочем, почему бы Акулло не думать, что он, Нельсон, посол Кугана?

— Нет, — повторил он чуть более уклончиво. Может, и не беда, если Акулло будет так думать. — Он не знает, что я здесь. Мне просто хочется помочь факультету.

— Вам просто хочется помочь факультету.

— Обещаю, — сказал Нельсон, — что больше он писать не будет.

— Нет. — Акулло поднял указующий перст. — Не пойдет. Ему крышка. Он — история. Или он уходит, или его вышвырнут. Пусть решает. Так и передайте.

Нельсон открыл и снова закрыл рот. Все происходило слишком быстро. Он всего лишь хотел помочь Вите — и вдруг оказался втянутым в маленькую драму.

Он взглянул на Кралевича: попковбойский деконструктор облизнул бумагу и заклеил самокрутку.

— Если этот козел хочет судиться, я готов, — сказал Акулло, — но коли вы его друг, то передайте ему вот что. Всем будет лучше, если он просто уйдет. Вы поняли, Нельсон?

— М-да.

Уходи, сказал он себе, пока не увяз по самые уши. Извинись, что отнял время, и уходи.

— Я вам еще кое-что скажу. — Акулло снова обхватил ладонью колено. — Тот, кто убедит нашего друга уйти по-тихому, окажет факультету неоценимую услугу, capiche[93]? Вы ведь этого хотели? Помочь факультету?

Нельсон заморгал. Палец болел почти нестерпимо. Вот как Антони Акулло представляет себе коллегиальный дух. Нельсон для него ничто. Меньше аспиранта, потому что у него нет будущего. Сейчас декан увидел возможность его использовать, отсюда и весь интерес. Однако Нельсон не мог шелохнуться. Акулло пригвоздил его взглядом.

Кралевич поднял толстую самокрутку и смял ее в пальцах — табак и обрывки бумаги посыпались на пол. Впервые теоретик посмотрел прямо на Нельсона. Акцент его куда-то исчез.

— Неужели никто не избавит меня от этого неуемного попа[94]?

Нельсон скривился от боли. Он заморгал сначала на Кралевича, потом на Акулло. Сам того не желая, он напросился на роль в драме — проходную роль, без собственного имени. «Входит убийца», — гласит авторская ремарка.

— Я не… — пролепетал Нельсон, — я хотел сказать, что не…

— Тот, кто поможет с этим справиться, будет мне другом, Нельсон. Подумайте. — Акулло взялся за чашку. — Спасибо, что заглянули.

Нельсон встал, едва не опрокинув столик на гнутых ножках. Кралевич широко, по-балкански, улыбнулся и описал ладонью большой полукруг.

— Здорово, приятель, — сказал он. Нельсон захлопал ресницами, не находя слов.

— «Здорово» — это «привет», — пояснил Марко Кралевич. — Иногда это означает «пока».

Нельсон вышел в морозный свет фонарей. Голова кружилась, в висках стучало. Боль в пальце ослабела, хотя и не прошла совсем. Сыпал снег. Машины со свистом проносились по жидкой каше, их красные габаритные огни отражались в асфальте. Парочки под ручку спешили в кинотеатр за углом.

Нельсон посмотрел на часы и ругнулся: два часа назад ему следовало ехать в автобусе к макаронам с сыром или тунцовому супу. Бриджит будет злиться: ей пришлось одной кормить и укладывать девочек. Он застегнул парку и пошел к автобусу, но тут вспомнил, что забыл на работе портфель с девятью десятками студенческих сочинений, которые надо проверить к понедельнику. Нельсон простонал и затрусил к площади между двумя рядами одинаковых фонарей. Бриджит он позвонит с работы, скажет, что у него была важная встреча с деканом и речь шла о возможном… продвижении? профессиональном спасении? Он даже не знал, как отблагодарит его Акулло. Все, что от него требовалось, — разрушить карьеру другого человека.

Нельсон запыхался и прислонился к обклеенному плакатами киоску, прижал руку к линялой рекламе «Нет-Радио» и попытался раздышаться. Дыхалка стала совсем никудышная. Он медленно пошел вокруг киоска, держась за стену рукой. Если надо сделать грязную работу, почему ее не поручили Кралевичу? Ему бы понравилось. У него и все нужное есть. Нельсон поежился, вспоминая нож на Обеденном семинаре. Но уже тогда Куган начал первым. Нечего жалеть Кугана. Если он пишет анонимки, ему не место на факультете. Нельзя позволить, чтобы расист влиял на юные, формирующиеся умы. Он, собственно, и поэт уже не ахти. Исписался.

Теперь Нельсон снова смотрел на магазины и киоски Мичиган-авеню. Рука скользила по рекламным листкам и плакатам с лозунгами: британцы вон из Ирландии, израильтяне — из Газы, сербы — отовсюду кроме Сербии. Как они узнали, что это Куган? Что, если они ошиблись? И даже если они правы, что стоит научная свобода, что стоит постоянная должность, если человека можно уволить за мнение, пусть даже гнусное?