Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х - [7]

Шрифт
Интервал

Увлечение поэзией начальных чувств и чувств вообще сильно снижает имеющийся у всех (Лильки, Эси, Эльки[30], Юрки[31], Марка и отчасти Лёвки[32]) литературный вкус, то есть часто нравится явно слабое, неоригинальное, банальное стихотворение только за давнишнюю истину, в нем изложенную.

Я раздобыл массу книг, но читать некогда. Северянинский сборник «За струнной изгородью лиры» мне где-то не понравился.

Прочел сборники Сельвинского[33] и Луговского[34], добыл Стефана Цвейга.

Все больше нравится Багрицкий[35]. Это настоящий поэт, которого следует любить. Именно любить, так как нравиться могут многие…

‹…›

Задумал новую лирическую поэму, которую нужно как следует продумать. История молодого человека, сына князя, в нашей действительности. Его желание срастись с современностью. Это будет отчасти зарисовка Юры Шаховского, а отчасти лирические размышления.


02.10

Слез нет, и смеяться не хочется,
Слов нет, и сказать нечего.
Оттого так легко и хохочется
Вам надо мной вечером.
(Зачеркнуто:
Боль, что смехом сделана,
Злость, что звучит остротою. – А. Д.)
Улыбка моя не знак веселья,
А остроты все, что могу сказать вам,
Это только яркие ожерелья
Меня, безнадежного, жмущие в объятьях.
И вы не поймете, веселая орава,
Что я завертелся в мирском колесе…
И разве хотеть не мое право
Быть немного не таким, как все.
Но в мире есть бездарности и гении.
Я не первый, а вторым не стать.
И это тяжело – парить мгновение…
Одно мгновение!.. и упасть опять.
Так где после этого искать ответа?
Бывшему на Солнце Земля тесна…
И правда прижатого к виску пистолета,
Может быть, только одна верна?..

22.10

Приливы грусти, смеха и тоски,
До бешенства не пишутся стихи,
Как будто ум опухший сел на риф
Каких-то мыслей и бессвязных рифм.
Сидишь весь день и тянешь, как паук,
Из книжек нити тягостных наук,
Но лишь взглянешь в окошко на закат
Забудешь все, что книги говорят,
И хочется от злобы выть и выть,
Но учишь вновь, что суждено забыть.
Кажусь себе ненужен, скучен, пуст,
И говорю себе беззвучно «пусть»,
И убегаю в этот глупый мир,
В котором небо, рифмы и Шекспир.

‹…›

Читаю Пастернака…[36] Пастернака нужно даже не понимать, а скорее, чувствовать каким-то особым чувством. Я приступал к нему с предвзятым мнением. Мне казалось, что это нечто вроде нового мошенника из сказки Андерсена, который заставляет всех восторгаться несуществующим платьем. Теперь я понимаю, что действительно Пастернака поймет не всякий, но он смотрит на мир совсем другими глазами. Порой у него встречаются гениальные строфы.


23.10

Я за одну строку стиха
Готов отдать веселья реки
И бездне всякого греха
Закабалить себя навеки.
Я не хочу хорей и ямб
Бубнить, отсчитывая рифмы,
Хочу ввергаться в бездны ям
И в гору восходить из рытвин.

14.11

И вновь бездумье и тоска
Меня скребут в своих тисках,
Комки в груди и боль в висках,
А мысли тяжелей песка.
В мозгу гнетущий кавардак:
Есенин, Пушкин, Пастернак
И ночь пустая, как чердак,
Унылый дождь, бездонный мрак.
Как хочется писать, писать
И строчки с рифмами бросать.
И жечь кого-то и терзать…
Хотеть, достигнуть и дерзать.

25.11

Читаю Пастернака. Его можно читать только про себя. Его поэзия не заключена в звуках. Она – тайная музыка, которая звучит внутри.

День был весь в золоте, тихий и тучевый,
Пахло забвением, листьями, ясенем,
Ветер похаживал в мягких мокасинах
И декламировал что-то из Тютчева.
В чопорных чепчиках, клювы как щипчики,
Серые птички чирикали: чик-чи-ки.
(Зачеркнуто:
Старую корку, нашедший за парком. – А. Д.)
Старые корки искавшие вороны
Каркали, мчась над парками ворами.
День был весь в золоте. Тихий и шумовый.
В шелестах, в шепотах – только прислушаться.
(Только шатайся и рифмы выдумывай,
Ритмы в мозгу возникают и рушатся.)
(Зачеркнуто:
Так я сидел на скамье у дорожки
Пьяный немножко, влюбленный немножко.
Далее зачеркнуто пять строк. – А. Д.)
Ты проходила, чтоб тронуть и спрятаться.
Чтоб я бежал за тобой и печалился…
Клен улыбнулся, и в простеньких платьицах
Ели отзывчиво мне улыбалися.
Пусть от любви умирают и мечутся…
Я не желаю венчать и развенчивать.
Я ведь люблю тебя так. От беспечности:
Чуть-чуть мечтательно, чуть-чуть застенчиво.

26.11

Если меня спросят, кто из поэтов мне нравится больше других, то я назову разных: Тютчева, Верхарна[37], Пастернака. Я поэтов люблю, как девушек, – пока не знаю. Поэзия не есть что-то статическое. Я могу любить только такого поэта, который каждый раз, как я буду брать его в руки, откроет мне новое, дотоле неведомое. Таков Пушкин…

За это неведомое я буду долго любить и Пастернака…

Возможно, что через двести лет, взяв в руки стихи Пастернака, будущие люди засмеются – какая бессмыслица! Какая скука. Мы так же читаем теперь Кантемира[38]. Время определят ценности поэта.

Я окончательно понял, что мне не нравится Есенин. – Он хороший поэт, но писал плохо. Его поэзия ничего не дает.


30.11

В парках снег подтаивал. Небо было матовое.
И дали улиц попробуй разгадать…
Нет, хочу настаивать, чтоб не как у Ахматовой,
Думать и переживать[39].

02.12

Неужели забудешь, разлюбишь, отвыкнешь.
(Зачеркнуто:
когда-нибудь выкинешь. – А. Д.)
И другому кому-нибудь скажешь: хороший?
И меня, засмеявшись, спокойно выкинешь,
Как заржавленный, старый, ненужный грошик?

Еще от автора Давид Самойлович Самойлов
Цыгановы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Памятные записки

В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)


Мемуары. Переписка. Эссе

Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.


Избранное

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Струфиан

Уже много лет ведутся споры: был ли сибирский старец Федор Кузмич императором Александром I... Александр "Струфиана" погружен в тяжелые раздумья о политике, будущем страны, недостойных наследниках и набравших силу бунтовщиках, он чувствует собственную вину, не знает, что делать, и мечтает об уходе, на который не может решиться (легенду о Федоре Кузьмиче в семидесятые не смаковал только ленивый - Самойлов ее элегантно высмеял). Тут-то и приходит избавление - не за что-то, а просто так. Давид Самойлов в этой поэме дал свою версию событий: царя похитили инопланетяне.  Да-да, прилетели пришельцы и случайно уволокли в поднебесье венценосного меланхолика - просто уставшего человека.


Рекомендуем почитать
Депутатский запрос

В сборник известного советского прозаика и очеркиста лауреата Ленинской и Государственной РСФСР имени М. Горького премий входят повесть «Депутатский запрос» и повествование в очерках «Только и всего (О времени и о себе)». Оба произведения посвящены актуальным проблемам развития российского Нечерноземья и охватывают широкий круг насущных вопросов труда, быта и досуга тружеников села.


Мост к людям

В сборник вошли созданные в разное время публицистические эссе и очерки о людях, которых автор хорошо знал, о событиях, свидетелем и участником которых был на протяжении многих десятилетий. Изображая тружеников войны и мира, известных писателей, художников и артистов, Савва Голованивский осмысливает социальный и нравственный характер их действий и поступков.


Дочь Луны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Католический бог

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Швы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Штемпель - Москва. 13 писем в провинцию

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Проза Александра Солженицына. Опыт прочтения

При глубинном смысловом единстве проза Александра Солженицына (1918–2008) отличается удивительным поэтическим разнообразием. Это почувствовали в начале 1960-х годов читатели первых опубликованных рассказов нежданно явившегося великого, по-настоящему нового писателя: за «Одним днем Ивана Денисовича» последовали решительно несхожие с ним «Случай на станции Кочетовка» и «Матрёнин двор». Всякий раз новые художественные решения были явлены романом «В круге первом» и повестью «Раковый корпус», «крохотками» и «опытом художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ».


Жизнь после смерти. 8 + 8

В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)


Рукопись, которой не было

Неизвестные подробности о молодом Ландау, о предвоенной Европе, о том, как начиналась атомная бомба, о будничной жизни в Лос-Аламосе, о великих физиках XX века – все это читатель найдет в «Рукописи». Душа и сердце «джаз-банда» Ландау, Евгения Каннегисер (1908–1986) – Женя в 1931 году вышла замуж за немецкого физика Рудольфа Пайерлса (1907–1995), которому была суждена особая роль в мировой истории. Именно Пайерлс и Отто Фриш написали и отправили Черчиллю в марте 1940 года знаменитый Меморандум о возможности супербомбы, который и запустил англо-американскую атомную программу.


Дочки-матери, или Во что играют большие девочки

Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.