Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - [69]

«Интеллигентная деревня» А.Н. Энгельгардта

Первый вариант коммунитарной «теории малых дел» связан с именем Александра Николаевича Энгельгардта (1832-1893). Энгельгардт известен в основном своими «Письмами из деревни», и гораздо меньше внимания уделяется опыту по воспитанию в его имении Батищеве Дорогобужского уезда Смоленской губернии «интеллигентных мужиков» (конец 1870-х – начало 1880-х годов).

Бывший офицер-артиллерист и профессор химии, Энгельгардт был сослан в Батищево Смоленской губернии в 1871 году и за несколько лет превратил ранее запущенное имение в «хозяйственное Эльдорадо». Благодаря «Письмам из деревни», которые впервые появились в № 5 «Отечественных записок» за 1872 год, к концу 1870-х батищевское хозяйство стало знаменитым. Агрономическим опытом Энгельгардта заинтересовалось правительство, сельскохозяйственные учебные заведения, географическое и вольно-экономическое общества, земства и частные лица. Однако этот трезво мысливший хозяин, «делец, практик с удивительными организаторскими и предпринимательскими способностями»[276] был озабочен не только проблемой доходности своего хозяйства, его волновало будущее страны, поэтому он предложил собственный проект общественного развития России в духе «теории малых дел».

Идея «интеллигентной деревни» возникла у Энгельгардта около 1877 года. Ему стало ясно, что главная беда российского сельского хозяйства – в отсутствии в селе образованных людей, в том, что знания, получаемые на народные деньги, не возвращаются крестьянам, отсутствует связь между теорией и практическими нуждами сельского хозяйства. В седьмом «Письме», опубликованном в 1879 году, он писал: «А где же теперь прогресс в хозяйстве? Кому же известно то, что выработано наукой, и кем оно применяется? Где, кроме дутых фальшивых отчетов, существует это пресловутое рациональное хозяйство? Что вышло из всех этих школ, в которых крестьянские мальчики отбывали агрономию? Что вышло из этих опытных хуторов, ферм, учебных заведений? Что они насадили? Да наконец, куда деваются агрономы, которых выпускают учебные заведения? Одни идут чиновниками в коронную службу, другие идут такими же чиновниками на частную службу, где прилагают свои агрономические знания к нажиму крестьян посредством отрезок, выгонов»[277].

Энгельгардт пришел к убеждению, что помочь деревне можно только в том случае, если в нее вернутся культурные силы, которые можно создать путем воспитания из образованных горожан, к какому бы сословию они ни принадлежали, настоящих сельских хозяев, не только обладающих знаниями по агрономии, химии и другим необходимым для сельского хозяйства наукам, но и умеющих своими руками выполнить любую крестьянскую работу. Чтение специальной литературы и практику, которую проходят студенты сельскохозяйственных учебных заведений, Энгельгардт признавал недостаточными: «По моему мнению, человеку из интеллигентного класса нужно пробыть некоторое время работником, действительно поработать наряду с мужиком, выучиться работать, испытать на себе сельскохозяйственную дисциплину, воочию увидать, какое значение имеют в хозяйстве стихийные силы»[278].

Это тем более необходимо, потому что в нашей стране, с точки зрения Энгельгардта, отношение к физическому труду специфическое: русские люди работать не умеют и не любят, в России считается, что «работать стыдно! Страшно, если образованный человек работает, – неспроста, должно быть!». За границей – иначе: американцы, немцы и прочие европейцы уважают людей труда и сами не брезгуют им заниматься. «Почему же немец умеет? – спрашивал Энгельгардт. – Потому что он там у себя в Неметчине был работником-слесарем, пахарем и проч. Потому что там не зазорным считается быть образованным и в то же время работать… Образованный швейцарец варит сыр, доит коров; образованный немец работает на механическом заводе, управляет машиной; образованный американец пашет, косит, молотит. А у нас работать – это стыдно, это страшно. Барин, хотя бы этот барин был только кончивший гимназию крестьянин, и вдруг работает, пашет! Как это можно? Барышня – и коров доит, какой срам! Или: это неспроста!»[279]. «У американца труд в почете, а у нас в презрении: это, мол, черняди приличествует. Какая-нибудь дьячковна, у которой батька зажился, довольно пятаков насобирал, стыдится корову подоить или что по хозяйству сделать: я, дескать, образованная, нежного воспитания барышня»[280], – сокрушался Энгельгардт.

Однако кто же согласится на такие жертвы, кому захочется поменять городской комфорт, защищенность и благополучие на тяжкий труд с негарантированными результатами, материальные лишения и отсутствие культурного общения? Разница в оплате физического и умственного (не только чиновничьего, но и интеллигентного) труда в то время была очень велика. В поиске таких людей Энгельгардт сделал ставку на молодежь – самую беспокойную, идеалистически настроенную, энергичную, мобильную и альтруистичную часть общества. «Мало ли теперь интеллигентных людей, которые, окончив ученье, не хотят удовлетвориться обычною деятельностью – не хотят идти в чиновники? – писал он. – Люди, прошедшие университет, бегут в Америку и заставляются простыми работниками у американских плантаторов. Почему же думать, что не найдется людей, которые, научившись работать по-мужицки, станут соединяться в общины, брать в аренду имения и обрабатывать их собственными руками при содействии того, что дает знание и наука»