Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - [70]

.

В седьмом и десятом «Письмах» (1879, 1881) Энгельгардт обратился к интеллигенции с призывом «сесть на землю»: «Неужели же участь всех интеллигентных людей – служить, киснуть в канцеляриях? Неужели же земля не привлечет интеллигентных людей? ‹…› Интеллигентный человек нужен земле, нужен мужику. Он нужен потому, что нужен свет для того, чтобы разогнать тьму. Великое дело предстоит интеллигентным людям. Земля ждет их, и место найдется для всех»[282]. Он был убежден в том, что его идея в случае успешной реализации сможет преобразить Россию: «…нам более всего нужны интеллигентные мужики, деревни из интеллигентных людей, ‹…› от этого зависит наше будущее. Если бы ежегодно хотя 1000 человек молодых людей из интеллигентного класса, получивших образование, вместо того чтобы идти в чиновники, шли в мужики, садились на землю, мы скоро достигли бы таких результатов, которые удивили бы мир. Я верю, что в этом призвание русской интеллигентной молодежи»[283].

Решаясь на свой эксперимент, Энгельгардт связывал надежды на успех с тем, что искомое им настроение уже существовало в среде молодежи. «Своим горбом созидать культуру в каком-нибудь медвежьем углу»[284] – таково было стремление народников «культурнического» направления в 1870-е годы. Чаще всего «вернуть долг народу» они предполагали в виде агрономических знаний, просвещения, медицинской и юридической помощи. Но среди воспитанников Энгельгардта сильнее были иные настроения: они стремились служить народу не столько в качестве чиновников и представителей интеллигентных профессий («нравственность» подобных профессий подвергалась сомнению), но встать самим на место мужика, «влезть в его шкуру», «опроститься», предвосхищая в этом отношении толстовцев. Осуждение негативных последствий процесса разделения труда – обычный мотив коммунитарной критики современной цивилизации. Эти последствия стремились преодолеть, стирая границы между сословиями и пытаясь заниматься одновременно умственным и физическим трудом[285]. К концу 1870-х годов подобное стремление уже породило особое направление общественного движения – движение интеллигенции «на землю».

В январе 1879 года один из первых учеников Энгельгардта, «севший на землю», 3. С. Сычугов писал ему из уфимской «интеллигентной» колонии: «Ведь этот факт (отречение от чиновничьей карьеры в пользу личного мужицкого труда) – ведь знамение времени? В хорошее время мы живем, Александр Николаевич!»[286]. Примечательно, что Сычугов использовал выражение «знамение времени». Для «семидесятников» оно было хорошо знакомым – это название вышедшего в 1869 году романа Д.Л. Мордовцева, чрезвычайно популярного среди народников «культурнического» направления[287]. Герои «Знамения времени» и повести Мордовцева «Новые русские люди» мечтают не о революции, а о труде, о слиянии с народом, они отвергли «звериный закон» революции и пошли в народ «не бунты затевать и не учить его», а самим «учиться у него терпению, молотьбе и косьбе». С выпиской из «Знамений времени», которую в полиции приняли за программу партии, Сычугов был в 1874 году арестован: «Мы идем в народ, в курные избы и будем там жить, будем там пахать и сеять – не современные идеи, а просто рожь, ячмень и пшеницу, а после уж и идеи, если достаточно удобрим почву, унавозим ее»[288].

Интеллигенты, желающие научиться работать по-крестьянски, появились в имении Энгельгардта еще до публикации седьмого письма. По данным сына Александра Николаевича, Николая Энгельгардта, который собрал данные о «тонконогих»[289], проживавших в Батищеве, первый практикант приехал в Батищево летом 1875 года. Это был офицер, герой взятия Ташкента, с двумя «Станиславами» за боевые заслуги[290]. Работал ли кто-то в имении в 1876 году, неизвестно, но на следующий год практикантов было уже двое, а потом с каждым годом их приезжало все больше и больше. Всего Николай писал о 79 (55 мужчин и 24 женщины), из которых 14 получили аттестаты об умении отлично работать. При этом он не считал «наезжавших на несколько дней, на неделю и быстро остывавших в своем юношеском, непрочном порыве», тех, кто «приезжал в Батищево посмотреть, поучиться, поработать, живя на деревне и похаживая в имение»[291]. В реальности желающих было больше, Энгельгардт просто не мог принять их всех (содержание практикантов обходилось довольно дорого, да и не все имели намерения, на которые он рассчитывал, – научившись работать, «сесть на землю», то есть сделаться «интеллигентным крестьянином»).

Общественный идеал Энгельгардта не носил революционного характера. Он не сочувствовал тем, кто шел в деревню ради пропаганды, и считал, что такие люди «не знают ни русского быта, ни русского мужика, ни русской истории», а их деятельность бесплодна. Он рассчитывал, что в деревне молодежь будет селиться не ради народа, а ради себя, ради своей совести: «Сочувствую я тем просвещенным людям, которые, осознав несостоятельность своей жизни, не удовлетворяясь деятельностью, представляющейся им среди правящего класса, идут в мужики (без всяких задних мыслей) для того, чтобы трудами рук своих зарабатывать свой хлеб и жить не в разладе со своей совестью». Иначе таким людям «жизнь не в жизнь», они делают это «без всяких предвзятых мыслей о влиянии», которое будут оказывать на крестьян, не задумываясь о «полезности своей деятельности»