Пути и перепутья - [31]
— Это в Наркомпросе паршивцы?! — Инспектор попятился к двери.
— Уходите! — Дед обернулся к классу. — Уходите все, для кого наука только забава! Ну?!
В тот раз никто не ушел. До конца урока класс оставался с Дедом. Но назавтра, выполняя волю комсомольской ячейки, обозвавшей Деда «саботажником», многие изучали математику по-новому — на заводе. Дело кончилось тем, что директора школы осадили родители, да и сами комсомольцы быстро соскучились по интереснейшим урокам Деда. Класс возвратился к нему целиком.
Комсомольцы, правда, впали у Деда в немилость. Он не придирался к ним у доски, нет — Дед был ко всем одинаково строг. Но все-таки при каждом удобном случае обиду он припоминал.
Конечно, Дед никак не вписывался в ритм их бурливой, горячей жизни и даже вроде бы лежал поперек нее, как вековой камень в русле ручья: о Деда на каждом шагу спотыкались. Похоже, он с раздражением воспринимал и новых хозяев: ведь из-за них сломалась его блестящая карьера. Но если кто и приблизил их, недавних полубеспризорных парней, к пониманию сути науки, внушил почтение к ней, так в школе это был Дед.
После разговора с Чечулиной Тимоша остро ощутил это, а заодно и тревогу: вдруг все-таки Дед так и не понял их правоты — правоты и красоты новой жизни, все более очевидных не только для них, убежденных партийцев, но и для людей, далеких от политики?.. Тогда Дед — и впрямь мертвая глыба на пути, и трудно представить, как с ним поступить.
Но Дед встретил молодого учителя приветливо, хотя и пошутил:
— Значит, литератором к нам? Похвально!.. А таблице умножения… то бишь стишкам учить намерены? Или и Пушкин не в счет?
— Намерен, Георгий Михайлович! — рассмеялся Тимоша.
Дед представил Тимофея Зарницыной:
— Знакомьтесь: ваш молодой помощник. Учился у меня. Впрочем, как и вы, дорогая Клара Петровна… Не так ли?
— Да… — Зарницына, сидевшая на диване, протянула Тимоше руку, съязвила: — Только кто у кого в помощниках — вопрос. Ему сразу старший класс доверили, а я лет десять такой чести добивалась, и вот снова в шестом. — Она тоже рассмеялась, добавив в тон Полшкову: — Впрочем, как и вы, уважаемый Георгий Михайлович… Не так ли? — Порывисто встала. — Но это неважно! — Она взяла Тимошу под руку. — Я шучу. И очень вам рада, поверьте.
Отведя в сторонку, она расспросила Тимошу об известных литературоведах, с которыми была знакома или переписывалась, похвасталась своей книжкой, изданной в помощь словесникам Учпедгизом, и Тимоша сразу припомнил, что встречал в научных журналах и другие ее статьи, а потом она еще раз протянула ему руку:
— Что ж! Дерзайте!
И Тимоша дерзнул. Вывесил, как в их институте, две карты в школьном вестибюле: на одной пометил флажками все новостройки страны, а на другой, с полушариями, — фронт боев мирового пролетариата. Ребята его класса меняли, как ежедневные сводки, газетные вырезки под этими картами. Заметки и карты звали в большой и тревожный мир, обращали к газетам, радио. Даже Дед постоял возле стенда, а встретив Тимошу, не удержался, сказал восторженно:
— Похвально, похвально, молодой человек! Наглядность — великий учитель!
У Тимоши будто камень с души упал. И Зарницына, посидев на его первом уроке, порадовала:
— Вы мыслите. Это уже хорошо… Теперь учитесь будить мысли своих воспитанников. Пусть ошибаются, но думают, думают!.. А вы бы посетили меня дома. Поговорим поподробнее…
После каникул в школе все еще дышало благодушием. В учительской Дед, усаживаясь на переменах в кожаное кресло, которое, кроме него, никто не смел занимать, с улыбкой следил за коллегами и нет-нет да веселил их забавной историей из жизни разных ученых — знал таких великое множество. И когда Зарницына вне себя ворвалась в учительскую и разметала по столу наши тетради с проверенным диктантом, все попытались ее успокоить.
— Голубушка! — Дед даже поднялся с кресла. — Начало года, а вы так казнитесь из-за этих паршивцев. Не стоят они того. Лучше придумайте, как их казнить. Хотите, вместе напишем, куда надо, чтобы снова ввели телесные наказания? Легкие, для примерца?..
— Не хочу! — резко возразила Зарницына. — Не вижу смысла убивать себя на невежд, хотя и знаю, что этот класс поручен для руководства вам!
— Что поделаешь, голубушка? — напевал ей ласково Дед. — Это наш долг — вести через тернии к звездам.
— Да! Но кого? Недоумков?!
Дед при этих словах глубоко откинулся в кресле и даже прикрыл сухой ладошкой глаза, демонстрируя неудовольствие. Но Зарницыну это не охладило.
— Вы только посмотрите!.. — неистовствовала у стола. — Двадцать с лишним лет веду русский — и в Москве и здесь, но такого надругательства над языком не встречала! Пожалте!.. «Акно»… «Осиню» — понимайте: осенью. «Хотца!» — Она возмущенно всплеснула руками. — «Хотца»! А?.. Не знаю, кому как, а мне лично ни капли не «хотца» плести лапти с бантиком, тянуть невежду за уши в институт. Пусть колеса смазывают!
— Это почему же? — вдруг раздался протяжный голос директорши, незаметно для Тимоши вошедшей в учительскую. — Потому что дети рабочих?
— Что за чушь? — дернулась Зарницына. — Я сказала: потому что невежды! Вон Пролеткин — пожалуйста! Он уж явно не из дворян. Да с ним я день и ночь заниматься готова — даже бесплатно.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.