Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2 - [24]

И все же это племя заслуживает внимания не меньше всех других.

Удины явились неизвестно откуда и говорят на языке, которого никто не понимает и который не имеет сход­ства ни с каким иным языком.

Они сами блуждают и теряются во мраке, окружающем их прошлое.

Самоназвание их: «уди» — в единственном числе, «удины» — во множественном.

Мовсес Хоренаци в своей «Истории Армении» говорит об удинах, но ему неизвестно их происхождение и он не знает, к какой группе народов относится это племя.

Армянский историк Чамчян упоминает о них в своей «Истории Армении», изданной в Венеции.

Наконец, в прошлом году один из членов русской Ака­демии наук был послан из Петербурга на Кавказ, чтобы собрать все какие только можно удинские песни и памят­ники удинского языка. Он подзабыл там если и не латин­ский язык, то русский и вернулся в Петербург, не найдя ничего заслуживающего внимания.

Удин около трех тысяч душ: они не помнят, чтобы когда-либо их было намного больше или намного меньше.

Они живут в двух деревнях, одна из которых называ­ется Варташен и находится в сорока верстах от Нухи; в ней сто двадцать грузинских домов, сто армянских и шестьдесят девять татарских.

Вторая расположена в тридцати верстах от Варташена, по направлению к Шемахе. В ней триста армянских домов.

Мы называем дома удин грузинскими, армянскими или татарскими в зависимости от веры, исповедуемой их обитателями. Удины не имеют собственной религии, и кто-то из них придерживается православия, а кто-то магометанства.

Я пожелал увидеть хотя бы одного удина. Князь Тар­ханов тотчас отправился на поиски и нашел того, кто мне был нужен.

Так что удин меня уже поджидал.

Это был невысокий человек лет тридцати, смуглый, с живыми глазами и черной бородой. Он работал школь­ным учителем в Нухе.

Я поинтересовался у него, что чаще всего думают сами удины о своем происхождении. Он ответил, что, по их общему мнению, удины происходят от одного из внуков

Ноя, оставшегося в Армении после потопа, и что язык, на котором они говорят, из-за самой своей древности непонятный современным ученым, это, вероятно, язык патриархов.

Звали учителя Георгий Бежанов.

Я попросил его произнести мне на удинском языке несколько тех первичных слов, какие почти всегда имеют корни в языках ушедших времен или соседних народов, и начал со слова «Бог».

Бог — я пишу не по правилам правописания, а в соот­ветствии с удинским выговором, — называется «бихад- жух», хлеб — «шум», вода — «хе», земля — «кул».

У удин нет слова для обозначения неба, и они пользу­ются татарским словом «гог».

Звезда называется у них «хабун», солнце — «бег», луна — «хаш».

Два других слова, послужившие причиной первых войн в Индии и произносящиеся по-индийски как «лингам» для мужского органа и «йони» для женского, на удин­ском языке звучат соответственно как «кол» и «кут».

Человек называется «адамар», женщина — «чубух».

Ну что ж, свою задачу человека несведующего я испол­нил: орех сорван, а вот раскусить его придется моему ученому другу Соси.

Удина я продержал у себя до обеда, но ничего другого узнать от него не смог.

После обеда, два или три раза прерывавшегося бесе­дами, которые князю пришлось вести с какими-то при­ехавшими верхом людьми, мы решили еще раз прогу­ляться по базару, но князь попросил нас не брать с собой его сына, если мы и в самом деле надумали отправиться туда.

— Впрочем, — прибавил он, — с моей точки зрения было бы лучше, по многим причинам, которые я не могу вам сейчас сообщить, отложить вашу прогулку до завтрашнего утра. Я приготовил для вас, кстати, вечер в чисто татарском духе.

У меня не было сомнений, что гонцы, во время нашего обеда беспокоившие князя, являлись к нему с какими-то известиями о лезгинах, и потому я более не настаивал на задуманной прогулке.

К концу обеда приехал и Бадридзе, казавшийся очень веселым и довольно потиравший руки. Он отозвал князя в сторону, и они вдвоем перешли в соседнюю комнату; через какое-то время князь вернулся один.

Бадридзе покинул эту комнату, воспользовавшись две­рью, выходившей на балкон.

Мы встали из-за стола и направились на террасу пить кофе. На дворе стоял какой-то человек с великолепным рыжим бараном, вокруг которого с вызывающим видом вертелся черный баран князя.

Татарский вечер и в самом деле должен был начаться боем баранов.

Не скрывая секретов своего отца, Иван известил нас, что за этим боем должны последовать татарский танец и борьба, а за борьбой — комнатный бал: на этот бал были приглашены самые высокопоставленные дамы города, и они будут танцевать лезгинку.

И действительно, гости начали понемногу собираться: те, что жили по соседству, пришли пешком, а другие приехали в экипажах; пять или шесть человек прибыли верхом и остановились в ста шагах от князя; восточные люди ходят пешком лишь тогда, когда они не могут поступить иначе.

После обычных приветствий все гости и гостьи раз­местились на балконе, постепенно начавшем походить на театральную галерею.

Некоторые из явившихся дам отличались необыкно­венной красотой. Это были грузинки и армянки.

К шести часам вечера почти все приглашенные собра­лись.

Одновременно появились и сорок милиционеров. Это была стража, которая каждый вечер окружает дом князя Тарханова и дежурит у него во дворе и у его ворот.