Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2 - [23]

В один прекрасный день Россия захватит Константи­нополь, что предопределено и неизбежно — белая раса всегда была расой завоевателей, тогда как как у темноко­жих рас завоевания являлись лишь короткими по времени ответными действиями, — и тогда Россия развалится, но не на две части, как Римская империя, а на четыре части. Вместо нее возникнет государство на севере, со столицей на Балтике, которое останется подлинным русским госу­дарством; государство на западе, которым будет Польша со столицей в Варшаве; государство на юге, то есть Тиф­лис и Кавказ; и наконец, государство на востоке, которое будет включать в себя Западную и Восточную Сибирь.

Если позволительно пойти в своих догадках дальше, то можно предсказать следующее:

император, правящий в то время, когда произойдет эта великая катастрофа, сохранит за собой Петербург и Москву, то есть подлинный престол России;

какой-нибудь вождь, поддержанный Францией и попу­лярный в Варшаве, будет избран королем Польши;

какой-нибудь вероломный наместник поднимет мятеж в армии и, воспользовавшись своим влиянием среди военных, коронуется царем Тифлиса;

и наконец, какой-нибудь изгнанник, человек гениаль­ного ума, установит федеративную республику от Иркут­ска до Тобольска.

Невозможно, чтобы государство, занимающее сегодня седьмую часть земли, всегда оставалось в одной руке: если эта рука будет чересчур твердой, она сломается; если эта рука будет чересчур слабой, она разожмется, но и в том, и в другом случае ей придется выпустить то, что она держит.

Вот пример куда меньшего масштаба: королю Виль­гельму пришлось позволить Бельгии ускользнуть из его рук, хотя его девизом было «Я удержу».

А пока пусть Господь хранит от вандалов очарователь­ный маленький дворец нухинских ханов!

Мы возвратились через базар. Другой дороги, по кото­рой можно добраться до дворца или вернуться из него, нет. Есть только одна улица, так что надо либо идти по ней, либо обходить вокруг города.

Мохаммед-хан сопровождал нас до дома князя Тарха­нова; то, что Иван сказал ему о моих ружьях, явно вер­телось у него в голове. Это было первое, о чем он спро­сил, когда мы туда пришли.

Принесенные ружья снова стали предметом долгого и заинтересованного осмотра. Желая дать юному князю представление о распространенном у нас приеме стрельбы влет, столь отличном от принятой здесь манеры стрелять лишь по неподвижным целям, я подбросил вверх копейку и, выстрелив, попал в нее пятью или шестью дроби­нами.

Иван решил, что я попал в нее случайно, и попросил меня повторить выстрел.

На этот раз я взял две монеты, подбросил их вместе вверх и, выстрелив из обоих стволов, попал в обе.

Бедный ребенок не мог прийти в себя от изумления. Он был готов поверить, что мое ружье заколдовано, как клинок Астольфа, и что успех зависел в большей степени от ружья, чем от стрелка.

Он без конца повторял, обращаясь ко мне:

— О, так у меня будет такое ружье, как это? У меня будет такое ружье, как ваше?

— Да, милый князь, — отвечал я ему, улыбаясь, — будьте покойны.

Это придало смелости Мохаммед-хану. Он отвел юного князя в сторону и сказал ему вполголоса несколько слов.

Иван возвратился ко мне.

— Мохаммед-хан, — произнес он, — очень хотел бы иметь пару револьверов, но только изготовленных Деви- мом. Он спрашивает, что ему следует сделать, чтобы при­обрести их.

— Это очень просто, милый князь: Мохаммед-хану стоит лишь сказать мне, что он желает иметь такие револьверы, и я их ему вышлю.

Мой ответ был тотчас передан Мохаммед-хану.

Он подошел ко мне, извиняясь за доставляемые хло­поты, а затем поинтересовался у меня, сколько может стоить пара револьверов Девима.

В ответ я попросил его не беспокоиться об этом, ска­зав, что их цена — это моя забота и что он получит револьверы, а в обмен на оружие из Франции пришлет мне при первой же возможности какое-нибудь оружие с Кавказа.

Мохаммед-хан поклонился в знак согласия, отстегнул шашку, вытащил пистолет и протянул их мне, извиняясь, что у него нет возможности присоединить к ним кинжал, полученный им от человека, которому он обещал не рас­ставаться с этим кинжалом никогда.

Обмен был настолько выгоден для меня, что я не решался на него пойти. Однако Иван сказал мне, что своим отказом я оскорблю Мохаммед-хана.

Тогда, в свою очередь поклонившись, я взял шашку и пистолет.

И то, и другое было образцом вкуса и изящества.

К тому же, эта шашка явно была знаменитой, и, поскольку я носил ее с этой минуты и вплоть до своего приезда в Тифлис, она на всем моем пути привлекала внимание татарских офицеров, с которыми мне доводи­лось встречаться.

Когда у сабли такая слава, ее наверняка предвестила слава хозяина.

Дюрандаль был знаменит, но потому, что это был меч Роланда.

XXXIII. УДИНЫ. БОЙ БАРАНОВ. ТАТАРСКИЙ ТАНЕЦ И ТАТАРСКАЯ БОРЬБА. ПОСЛАННИК ОТ БАДРИДЗЕ

Утром, за завтраком, разговор зашел об удинах.

«Кто такие удины?» — спросите вы меня. Мне самому очень хотелось бы это узнать и поделиться с вами полу­ченными сведениями. А пока я намерен рассказать вам то немногое, что я о них знаю.

Удины — одно из кавказских племен, однако оно столь незначительно с точки зрения своей численности, что я сомневаюсь, чтобы его внесли в список различных народ­ностей, помещаемый в официальный календарь.