Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2 - [14]

Я снова лег в постель, решив поступить так же, как поступают они.

Нельзя сказать, что благодаря этому решению я больше не слышал пения петуха, но, по крайней мере, оно меня не будило.

На рассвете я открыл глаза и в то же мгновение под­нялся на ноги.

Что касается воды, то здесь она лилась потоками. Однако начиная от Москвы эта жидкость совершенно несовместима со спальными комнатами. Отсутствие воды и борьба, которую мне приходилось каждый день начи­нать, продолжать и вести до конца, чтобы добыть ее, безусловно было на всем пути от Москвы до Поти, за исключением нескольких домов, тем, что более всего утомляло меня и приводило в неизбывное отчаяние.

Я не раз вернусь к этой теме, ибо не знаю, как еще предостеречь моих читателей, если их когда-нибудь охва­тит желание совершить путешествие, подобное моему, относительно кое-каких удобств нашей цивилизации, совершенно неизвестных в России, за исключением больших городов, и неизвестных там даже в некоторых больших городах.

В Испании у меня был испанский словарь. Я искал и нашел в нем слово «вертел», так и не сумев найти его там на кухнях. Правда, на кухнях я искал предмет, а не слово.

У меня не было с собой русского словаря. Но я при­зываю тех, кто имеет счастье владеть им, поискать в нем слово «таз».

Однако, даже если они найдут там такое слово, пусть все же это не помешает им в случае путешествия допол­нить тазом свой дорожный несессер.

Правда, я обнаружил один таз у князя Тюменя: таз и кувшин были серебряные. Их вытащили из несессера, где они были спрятаны, и очень заботливо поставили на мой стол. Однако кувшин был пуст.

Вечером, ложась спать, я попросил дать мне воды, но меня, видимо, не поняли. Наутро, когда я стал проявлять настойчивость, один из калмыков взял кувшин, возна- меревшись пойти и наполнить его водой в Волге. Минут через десять у меня был полный кувшин воды, которую я изо всех сил сберегал, чтобы не утруждать этого слав­ного человека, заставляя его совершать еще два или три похода на расстояние в четыреста или пятьсот шагов.

Запомните раз и навсегда, что во всей России, за исключением опять-таки Петербурга и Москвы, вода имеется только в реках, причем некоторые из них, как, например, Кума, пользуются этой привилегией, лишь когда тает снег.

Это, однако, не мешает им значиться на картах в каче­стве настоящих рек. И заметьте, что почти то же самое я могу сказать и о прославленной Волге с ее протяженно­стью в три тысячи шестьсот верст, с ее шириной в три, четыре или пять верст и с ее семьюдесятью двумя устьями: это обманчивая река, глубину которой нужно измерять каждый миг, по которой никто не осмеливается плавать ночью, опасаясь сесть на мель, и ни по одному из семи­десяти двух устьев которой судно водоизмещением в шестьсот тонн не может пройти из Астрахани в Каспий­ское море.

В русских реках есть что-то от русской цивилизации: они широки, но не глубоки.

Принято говорить, что Турецкая империя — всего лишь фасад.

Россия — всего лишь видимость.

Возможно, русские, путая землю с ее обитателями, скажут, что я проявляю неблагодарность, говоря так о стране, столь замечательно принявшей меня. Я отвечу на это, что меня хорошо приняли люди, а не страна. Я при­знателен за это русским, а не России.

Необходимо подчеркнуть это отличие в пользу людей, настолько хорошо чувствующих правоту только что ска­занных мною слов, что получать образование они отправ­ляются за границу и говорят на иностранном языке, как если бы собственного языка им было недостаточно для потребностей образования, доведенного до класса рито­рики, и культуры, доведенной до уровня комфорта и чистоты.

Очень мало стоило бы правительству, уже обязавшему все почтовые станции иметь два деревянных дивана, два табурета, стенные часы и стол, обязать их также иметь кувшин, таз и воду в этом тазу.

Лет через пять или шесть можно будет ввести в упо­требление и полотенца: нельзя требовать слишком много всего сразу.

Однако я обязан сказать, воздавая должное истине, что мне было достаточно сделать знак нашему нукеру, уже в шесть часов утра находившемуся на своем посту, на котором мы видели его накануне в одиннадцать вечера, и он принес мне воду в медном кувшине изумительной формы, но вмещавшем едва ли четыре или пять стака­нов.

Чтобы воспользоваться этим кувшином, нужно протя­нуть руки: слуга льет вам воду на ладони, и вы трете их под этим импровизированным краном.

Если у вас есть носовой платок, вы вытираете им руки. Если у вас его нет, вы оставляете их обсохнуть естествен­ным образом.

Вы спросите меня, а как же при таком подходе умы­вают лицо? Простолюдины поступают следующим обра­зом: они набирают в рот воду, выпускают ее себе в горсть и ладонями трут лицо, повторяя такое прысканье каждый раз, когда ладонь проходит по рту, и до тех пор, пока во рту еще остается вода.

О том, чтобы утереться, никто и не думает, это уже дело свежего воздуха; так поступают простолюдины. Ну а как поступают порядочные люди?

Порядочные люди — это проникнутые стыдливостью особы, которые запираются и прячутся, занимаясь своим туалетом. Так что я не могу сказать вам, как они умыва­ются.