Путевые впечатления. Кавказ. Часть 2 - [16]

Я привожу эту занятную подробность для этимологов, которые через пятьсот, тысячу, две тысячи лет будут искать происхождение названий «бурдалу» и «рамбюто», приложенных: одно — к сосуду, другое — к будке.

Первое название будет для них провожатым ко вто­рому.

Однако мы слишком удалились от Нухи. Вернемся туда; было бы досадно покинуть этот город, не рассказав вам о нем то, что мне следует о нем рассказать.

XXXI. КНЯЗЬ ТАРХАНОВ

Нукер ждал нас, чтобы передать нам слова князя Тарха­нова, испытывавшего крайнее сожаление, что накануне его не разбудили и нам пришлось провести ночь в казен­ном доме. Князь выразил желание, чтобы наши вещи были немедленно перенесены к нему в дом и мы распо­ложились там и только там. Он ждал нас к чаю.

Я уже говорил, что дом князя находился как раз напро­тив казенного дома, так что наш переезд на другое место не должен был быть ни долгим, ни трудным. Впрочем, вначале мы переселились сами, предоставив нукерам и слугам позаботиться о переносе багажа.

Вход в дом князя был необычайно живописен: главные ворота, поставленные наискось, чтобы их легче было оборонять, и калитка в этих воротах, устроенная так, что только один человек мог пройти через ее узкий проем, свидетельствовали о мерах предосторожности, принятых на случай штурма.

Ворота вели в обширный двор, засаженный огром­ными платанами; у подножия каждого из этих деревьев били копытом о землю две-три лошади, полностью сна­ряженные к бою. Среди лошадей прохаживались взад и вперед около двух десятков есаулов; на плечах у каждого из них была бурка, на голове — остроконечная папаха, на левом боку — шашка и кинжал, на правом — писто­лет.

Командир этих есаулов, человек лет сорока, неболь­шого роста, но крепкого сложения, разговаривал с две­надцатилетним мальчиком, одетым в черкесское платье и вооруженным кинжалом.

У мальчика была очаровательная внешность; в нем легко было распознать грузинский тип во всей его чистоте: черные волосы, опускающиеся до самых бровей, как у Антиноя; черные брови и ресницы; бархатные глаза, прямой нос, алые чувственные губы и великолеп­ные зубы.

Заметив меня, он направился прямо в мою сторону.

— Вы, верно, господин Александр Дюма? — произнес он на чистейшем французском языке.

— Да, — отвечал я, — а вы, верно, князь Иван Тарха­нов?

Я узнал мальчика по тому, как мне описал его Багра­тион.

Он обернулся к командиру есаулов и что-то живо ска­зал ему по-грузински.

— Могу ли я спросить вас, князь, что вы сказали этому офицеру?

— Разумеется. Я сказал ему, что узнал вас по тому, как мне вас описали. Сегодня утром, когда нас известили, что в казенном доме остановились путешественники, я сказал отцу: «Наверняка, это господин Александр Дюма». Нас предупредили о вашем прибытии, но, поскольку вы очень задержались, мы опасались, что вы предпочли дорогу через Елисаветполь. Папа, папа! — закричал он пятидесятилетнему мужчине могучего телосложения, облаченному в повседневный мундир русского полков­ника. — Папа, это господин Александр Дюма!

Тот кивнул и стал спускаться по лестнице балкона, выходящего на двор.

— Вы позволите мне обнять молодого хозяина, кото­рый так сердечно меня принимает? — спросил я маль­чика.

— Конечно! — ответил он и бросился мне на шею. — Из-за своей лени я не читал еще ни одной вашей книги, но теперь, познакомившись с вами, прочту все, что вы написали.

Тем временем его отец уже сошел во двор и прибли­жался к нам.

Иван вприпрыжку бросился к нему навстречу, радостно хлопая в ладоши:

— Ну вот, я же говорил тебе, папа, что это господин Александр Дюма! Так и есть, и он проведет у нас целую неделю.

Мальчик перевел мне свои слова, и я улыбнулся:

— Мы уедем сегодня вечером, князь, или, самое позд­нее, завтра утром.

— Нет, сегодня же вечером, если это возможно, — про­изнес Муане.

— Во-первых, мы не позволим вам уехать сегодня вечером, потому что не хотим, чтобы вас зарезали лез­гины. Что же касается завтрашнего дня, то это мы еще посмотрим.

Я приветствовал отца молодого человека. Он поздоро­вался со мной, заговорив по-русски.

— Мой отец не говорит по-французски, — сказал мальчик, — но я буду вашим переводчиком. Отец просит передать вам, что он очень рад видеть вас в своем доме, а я отвечаю от вашего имени, что вы принимаете госте­приимство, которое он вам предлагает. Дмитрий говорит, что у вас превосходнейшие ружья. Мне очень нравятся ружья. Вы мне их покажете, не правда ли?

— С величайшим удовольствием, князь.

— Идемте же, чай вас уже ждет.

Иван сказал несколько слов по-грузински отцу, и тот указал нам дорогу, стараясь пропустить нас вперед.

Мы дошли до лестницы. По обе ее стороны тянулась открытая галерея.

— Вот комната для этих господ, — сказал мальчик, — а ваша там, наверху. Ваши вещи положат в третью комнату, чтобы они вам не мешали. Проходите же: отец ни за что не пойдет впереди вас.

Я поднялся по лестнице и оказался на балконе. Маль­чик побежал вперед, чтобы открыть нам дверь в гости­ную.

— Теперь, — произнес он, приветствуя нас, — вы у себя дома.

Все это говорилось с оборотами речи, которые я ста­раюсь передать, с галлицизмами, невероятными в ребенке, родившемся за полторы тысячи льё от Парижа, в Персии, на краю Ширвана, и никогда не покидавшем своего родного края.