Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [61]

Большинство же решило запрячь тройку, имевшуюся у смотрителя, в наш тарантас. Муане, Троицкий, Калино и я поедем в тарантасе; что же касается Виктора Ивано­вича и его слуги-армянина, так хорошо готовившего шашлык, то они останутся охранять нашу поклажу и свою собственную повозку вплоть до возвращения лоша­дей.

Присоединятся они к нам в Темир-Хан-Шуре, где мы будем ждать их весь день.

Конвой из четырех казаков останется с ними.

Пришлось уступить. Лошадей запрягли; мы сели в тарантас и отправились в путь.

С наступлением темноты мы прибыли на казачий пост. Казаки, сопровождавшие нас от этого злосчастного Кумтер-Кале, помчались, как всегда, во весь дух обратно, а Калино вошел во двор небольшой крепости, чтобы изложить казачьему офицеру наше требование предоста­вить нам новый конвой.

Офицер вышел из крепости вместе с Калино, чтобы лично переговорить с французским генералом.

Он был в отчаянии, но у него не было возможности дать нам для конвоя более четырех человек: все казаки были в поле; только шестеро оставались при нем, и двоих из них он должен был удержать при себе, чтобы вместе с ними охранять пост. Разумеется, этого было маловато в обстановке, когда ожидалось нападение лезгин.

Нам пришлось согласиться на этих четырех человек; они нехотя сели на лошадей, и мы продолжили путь.

У нас остававалось от силы полчаса светлого времени; начал накрапывать мелкий дождь; в четверти версты от казачьего поста, по правую руку от себя, мы заметили небольшую рощу и насчитали в ней двадцать пять кре­стов.

До тех пор мы привыкли видеть татарские надгробные камни, а не христианские кресты. Эти кресты, сдела­вшиеся в сумерках и под дождем еще более мрачными по виду, словно преграждали нам путь.

— Поинтересуйтесь историей этих крестов, — сказал я Калино.

Калино подозвал казака и перевел ему мой вопрос.

О Бог мой, история этих крестов была крайне проста.

Двадцать пять русских солдат только что отконвоиро­вали оказию. Был полдень, стояла жара; кавказское солнце, на северной стороне нагревающее воздух до три­дцати градусов тепла, а на южной до пятидесяти, своими отвесными лучами сильно припекало голову солдатам и унтер-офицеру, который их вел. Они увидели эту очаро­вательную рощицу, кто-то предложил вздремнуть там, и все на это согласились. Выставили часового, после чего двадцать три солдата и унтер-офицер прилегли в тени и уснули.

Никто так и не узнал, что затем произошло, хотя все случилось в разгар дня и в полуверсте от поста.

Около четырех часов пополудни были найдены два­дцать пять обезглавленных трупов.

Солдат застигнули врасплох чеченцы, и двадцать пять крестов, увиденных нами, стояли над двадцатью пятью обезображенными трупами, дожидаясь, когда там устано­вят памятник.

Мы проехали еще шагов сто по направлению к Темир- Хан-Шуре, но, без сомнения, мрачная история не выхо­дила из головы казака, рассказавшего нам эти подроб­ности, и ямщика, который нас вез, ибо ямщик, ничего не говоря нам, остановил тарантас и стал о чем-то сове­щаться с казаком.

В итоге совещания нам было заявлено, что ночная дорога чрезвычайно вредна для экипажа и чрезвычайно опасна для путешественников, имеющих конвой всего лишь из четырех казаков. Разумеется, наши четыре казака пожертвовали бы своей жизнью; разумеется, с таким оружием, как наше, мы могли бы долго обороняться, но из-за этого опасность для нас только увеличилась бы, ибо тогда нам пришлось бы иметь дело с людьми, дове­денными до ожесточения.

В обычных обстоятельствах простой казак и скромный ямщик ни в коем случае не позволили бы себе сделать подобное замечание моему превосходительству, но мое превосходительство было осведомлено, что лезгины выступили в поход.

Сам я ни за что не стал бы делать такого замечания, но, коль скоро оно было высказано людьми из нашего собственного конвоя, воспринял его без гнева.

— Но ты не уедешь ночью с казачьего поста и мы вы­едем завтра на рассвете? — спросил я ямщика.

— Будьте покойны, — ответил он.

Услышав это заверение, я дал приказ развернуться, и мы двинулись в обратную сторону, к казачьему посту.

Десять минут спустя мы въехали в укрепление, у ворот которого стоял часовой.

XIX АУЛ ШАМХАЛА ТАРКОВСКОГО

Нам не угрожала теперь опасность, но мы оказались на простом казачьем посту, а надо знать, что такое для цивилизованных людей пост на Кавказе.

Это дом, построенный из земли и выбеленный изве­стью; летом, занявшись добросовестными поисками, вы обнаружите в его щелях таких тварей, как фаланги, тарантулы и скорпионы, к разговору о которых у нас еще будет случай вернуться.

Зимой эти умные гады, полагающие, что в столь суро­вое время года подобное жилье для них непригодно, уда­ляются в убежища, известные только им, и в уюте пере­жидают там ненастные дни, чтобы вновь появиться лишь весной.

Зимой там остаются одни только блохи и клопы; на протяжении четырех месяцев несчастные насекомые вынуждены присасываться лишь к задубелой коже линей­ных казаков или, изредка, к чуть менее жесткому кож­ному покрову донских казаков.

Дни, а лучше сказать, ночи, когда они нападают на донского казака, для них праздничные.