Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [22]

Поскольку при каждой смене конвоя я не забывал показать казакам точность и дальнобойность нашего ору­жия, это заставляло их испытывать к нам доверие, в то время как мы не всегда доверяли им, особенно когда нашими защитниками были «гаврилычи».

Слово это требует пояснения.

Так называют донских казаков, которых не следует путать с линейными казаками.

Линейный казак, родившийся в этих местах, в непо­средственной близости от врага, с которым ему пред­стоит сражаться, с детства сдружившийся с опасностью, солдат с двенадцати лет, проводящий лишь три месяца в году в своей станице, то есть в своей деревне, и до пяти­десяти лет не покидающий седла и остающийся под ружьем, — это превосходный воин, который сражается артистично и находит удовольствие в опасности.

Из этих линейных казаков, сформированных, как уже говорилось, Екатериной и смешавшихся с чеченцами и лезгинами, у которых они похищали девушек, подобно римлянам, смешавшимся с сабинянами, в итоге образо­валось племя смешанной крови, пылкое, воинственное, веселое, ловкое, всегда смеющееся, поющее и сража­ющееся; рассказывают о невероятной храбрости этих людей; впрочем, мы увидим их в деле.

Напротив, донской казак, оторванный от своих мир­ных равнин, перенесенный с берегов величественной и спокойной реки на шумные берега Терека или голые берега Кумы, отнятый от семьи, которая занимается хле­бопашеством, привязанный к длинной пике, которая служит ему скорее помехой, чем орудием защиты, отяго­щенный этой палкой, которую он упорно старается не выпустить из рук, не умеющий обращаться с ружьем и управлять конем, — донской казак, представляющий собой еще довольно сносного солдата на равнине, ока­зывается самым плохим солдатом в засадах, оврагах, кустарниках и горах.

Вот почему линейные казаки и татарская милиция, это превосходное войско для небольших стычек, вечно насмехаются над «гаврилычами», как они именуют дон­ских казаков, что выводит тех из себя.

Откуда же взялось такое прозвище?

А вот откуда.

Однажды, когда донские казаки составляли конвой, на них напали чеченцы, и конвой обратился в бегство.

Какой-то молодой казак, конь под которым был лучше, чем у его товарищей, бросив пику, пистолеты, шашку, без папахи, с растерянным взглядом, обезумев от ужаса, на полном скаку влетел во двор почтовой станции и закри­чал из последних сил:

— Заступись за нас, Гаврил ыч!

Это последнее усилие лишило его чувств, и он сва­лился с лошади.

С тех пор другие казаки и татарские милиционеры называют донских казаков «гаврилычами».

Горцы, которые за любую цену выкупают своих това­рищей, попавших в плен к русским, отдают четырех дон­ских казаков или двух татарских милиционеров за одного чеченца, черкеса или лезгина; однако обмен линейных казаков на горцев идет у них из расчета один за одного.

Они никогда не выкупают горца, раненного пикой: если он ранен пикой, значит, его ранил донской казак; стало быть, не стоит его выкупать, ведь у него достало неловкости получить ранение от столь ничтожного про­тивника.

Они не выкупают и человека, раненного сзади. Эта мера объясняется сама собой: человек, раненный сзади, получил ранение, спасаясь бегством.

Так вот, на этот раз наш конвой состоял из «гаврилы- чей», что вовсе не успокаивало, учитывая туман, окру­жавший нас со всех сторон.

С этим конвоем, среди тумана и с заряженными ружьями на коленях, мы проделали десять или двена­дцать верст, еще отделявшие нас от следующей станции, и встретили на пути две укрепленные и обнесенные палисадом станицы — Каргалинскую и Щербаковскую.

Первое оборонительное сооружение этих станиц, еже­минутно ожидающих нападения чеченцев, представляет собой широкий ров, полностью опоясывающий селе­ние.

Живая изгородь из держи-дерева заменяет станицам крепостную стену, и ее по крайней мере так же трудно преодолеть при нападении.

Помимо этого, каждый дом здесь, способный превра­титься в цитадель, окружен решетчатым ограждением высотой в шесть футов, а кое-кто в дополнение к этому возводит еще и небольшую стену с бойницами.

У всех ворот станицы, охраняемых часовыми, устро­ены возвышения, откуда можно обозревать окрестности. Часовые, сменяясь каждые два часа, находятся на таком посту днем и ночью.

Ружья здесь всегда заряжены, а каждая вторая лошадь всегда оседлана.

В селениях такого рода каждый мужчина в возрасте от двенадцати до пятидесяти лет — солдат.

У каждого из них своя история — кровавая, убийствен­ная, страшная, способная соперничать с теми, какие так поэтически рассказывал нам Купер.

Мы прибыли на почтовую станцию Сухой пост.

Там нас ожидало великолепное зрелище.

Солнцу, уже давно боровшемуся с туманом, в конце концов удалось пронизать его своими лучами. Туман стал распадаться на широкие полосы, становившиеся все более и более прозрачными, и сквозь них начали про­ступать какие-то неподвижные очертания.

Однако что это было — горы или облака? Еще несколько минут мы пребывали в сомнении. Но вот солнце сделало последнее усилие, остатки тумана рассея­лись, обратившись в клочья дымки, и перед нами раз­вернулась вся величественная цепь Кавказа, от Шат- Альбруса до Эльбруса.