Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [12]

Иман-Али дал Чопан-беку обещание исполнить его просьбу: в этом и была причина его отказа Шамилю. Он считал, что его связывает торжественное обещание, дан­ное им умершему сыну.

А поскольку сын был мертв, он не мог освободить отца от клятвы, которую тот ему дал. Но Шамиль, как уве­ряют, велел своим мюридам окружить жилище Иман- Али, угрожая старику отрубить голову и ему, и всем оставшимся в живых членам его семьи, если он не выдаст Булач-хана.

Иман-Али испугался и выдал ему ребенка.

Тогда, говорит все то же предание, Шамиль привел мальчика на вершину горы, высящейся над Койсу.

И там, упрекнув Булач-хана в смерти Гамзат-бека, будто бы убитого по его наущению, он сбросил юношу в реку.

Это злодеяние стало причиной бегства Хаджи-Мурада, которого мы еще встретим на нашем пути раза три или четыре как реальную личность и один раз как привиде­ние.

Как только с Булач-ханом было покончено, Шамиль беспрепятственно соединил в своих руках религиозную власть и светское могущество.

Все эти события происходили в 1834 году.

Всем известно, какого непреклонного и упорного врага обрели с той поры русские в этом властелине гор.

Ну а теперь, когда наши читатели познакомились с Кавказом, с народами, которые его населяют, и с не­обычным человеком, который управляет ими, пришло время завершить это историческое вступление, длинное и вместе с тем короткое, если учесть, что оно содержит

в сжатом виде перечень событий, совершившихся на Кавказе в течение пяти тысяч лет. Надеемся, что благо­даря этому вступлению читатели будут с большим инте­ресом и с меньшими трудностями следовать за нами по неизменно красочному, а порой и опасному пути, кото­рый мы прошли.

Тифлис, 1 декабря 1858 года.

V КИЗЛЯР

Мы прибыли в Кизляр 7 ноября 1858 года, в два часа пополудни.

Это был первый город, встреченный нами после Астра­хани. Мы проехали шестьсот верст по степям, не увидев ни одного пристанища, за исключением почтовых стан­ций и казачьих постов.

Изредка нам попадался небольшой караван татар- калмыков или татар-ногайцев, кочующих, то есть переезжающих с места на место, и везущих с собой, при­чем непременно на четырех верблюдах, которые нужны, чтобы погрузить кибитку и ее содержимое, все свое иму­щество.

Тем не менее с приближением к Кизляру, когда до него оставалось не более семи-восьми верст, окружающая картина делалась более оживленной, как это происходит вблизи пчелиных ульев и больших городов.

Однако было заметно, что пчелы, вылетавшие из улья, который мы намеревались посетить, имели весьма острое жало.

Все кавалеристы и пехотинцы, попадавшиеся нам навстречу, были вооружены. Встретившийся нам пастух носил кинжал на боку, ружье за плечами и пистолет за поясом. Так что если бы его изобразили на вывеске, то на ней нельзя было бы написать, как это принято у нас: «У доброго пастыря».

Даже одежда людей приняла здесь воинственный характер.

Безобидный русский тулуп, незатейливую калмыц­кую дубленку сменила черкеска серого или белого цвета, украшенная по обеим сторонам груди рядами гнезд для патронов.

Веселый взгляд сменился взглядом тревожным, и глаза всякого путника, кто бы он ни был, приняли грозное выражение, выглядывая из-под косматой черной, белой или серой папахи.

Чувствовалось, что вы вступили на землю, где каждый опасается встретить врага и, находясь слишком далеко от какой-либо власти, чтобы на нее можно было рассчиты­вать, защищает себя сам.

И действительно, мы приближались, как уже было сказано, к Кизляру — тому самому городу, который в 1831 году был взят и разграблен Кази-муллой, учителем Шамиля.

Здесь каждый еще вспоминает о потере или родствен­ника, или друга, или дома, или имущества во время этого бедствия, отчасти повторяющегося каждодневно.

Чем ближе мы подъезжали к городу, тем неисправнее становилась дорога; во Франции, в Германии или в Англии ее сочли бы непроезжей, и, разумеется, ни один экипаж не мог бы по ней двигаться.

Но тарантас проходит везде, а мы ехали в таран­тасе.

В итоге мы, кто только что пересек песчаное море и кому пять дней порошило глаза пылью, оказались на подступах к городу, где наши лошади тонули в грязи по самую грудь, а наши повозки — по самую ступицу.

— Куда вас везти? — спросил ямщик[8].

— В лучшую гостиницу.

Ямщик покачал головой.

— В Кизляре, господин, — отвечал он, — нет гости­ницы.

— Но где же, в таком случае, останавливаются в Киз­ляре?

— Надо обратиться к полицмейстеру, и он определит вам какой-нибудь дом.

Подозвав казака из предоставленного нам конвоя, мы вручили ему имевшиеся у нас подорожную[9] и открытый лист[10], с помощью которых можно было удостоверить нашу личность, и приказали отправиться как можно скорее к полицмейстеру, а вернувшись от него с ответом, ожидать нас у ворот города.

Казак пустился в галоп и скрылся из виду на извили­стой дороге, напоминавшей реку из жидкой грязи и терявшейся среди заборов.

Заборы эти окружали сады, засаженные виноградом и выглядевшие чрезвычайно ухоженными.

Мы поинтересовались у ямщика, что это за сады, и услышали в ответ, что они принадлежат армянам.

Эти армянские сады и есть те виноградники, где делают знаменитое кизлярское вино.