Путеводитель колеблющихся по книге «Запад и Россия. Феноменология и смысл вражды» - [20]
[257–258]
У России совершенно иное историческое дыхание, чем у своих западных собратьев и сестриц. Это давно и подробно подмечалось русскими мыслителями, особенно вдумчиво представителями русской религиозно-философской школы. К их идеям мы еще вернемся, сейчас же поразмышляем, отчего исторические вдох и выдох у России занимают не менее одного столетия, чтобы там ни писалось доморощенными неофитами, ищущими своих пращуров чуть ли не у древних греков. Не будем же мы уподобляться некоторым славянским братьям, обнаружившими себя соседями этрусков и прародителями клинописного письма, из чего самые интеллектуально смелые из них требовали сиюминутного забвения кириллицы и срочного перехода на ту самую, оставшуюся для музеев клинопись.
Этот взгляд для маргиналов во всех смыслах и отношениях. Но ведь очевидно непредвзятому исследователю русской истории, что она реально началась всего-то тысячу лет с небольшим назад. Эта историческая молодость нации должна сейчас по всему находиться на этапе перехода к зрелости, какому-то иному, более устойчивому состоянию. По-своему современная ситуация похожа на ту, древнюю, когда окончательно, с прекращением монгольского ига, определялось основное этническое ядро государства, и оно разными способами, особенными путями стало образовывать (кристаллизовать) ту удивительную страну, раскинувшуюся между Европой и Азией, одновременно включая их, эти громадные континенты и культуры, в самое себя на правах самозаконной и определенной своей части.
Все эти вдохи и выдохи очевидны по своей структурности. Вдох всегда сопряжен с какими-то катастрофическими, почти на грани существования государства, да и самого народа, условиями – смута конца XVI и начала XVII века, завершившаяся в итоге изгнанием польско-литовских интервентов из пределов России, хотя, казалось бы, куда уж дальше зайти – трон российский был под ними и сидели они в Кремле. Но нет, – все кончилось самым печальным образом для польского этноса, что продолжает ему аукаться вплоть до сегодняшнего дня[9].
Почему же Россия умудрялась подниматься из самых глубоких пропастей исторического падения, из самых катастрофических ситуаций, когда, казалось, и надежды уже не остается, и выдыхать своим новым историческим подъемом. Во всем этом наличествует определенного рода историческая метафизика, что, кстати, обнаруживается при рассмотрении истории и других народов, но мы будем, рассуждая о России, говорить немного о другом и при помощи других инструментов.
Уже середина века (семнадцатого) – это громадное территориальное приращение России на Севере, в Сибири, на Дальнем Востоке. Откуда, с чего бы, зачем это народу, который только-только пришел в себя от смертельного столкновения с врагом и возможной потери идентичности? По существу радением тогдашних русских людей и состоялась Россия в высоком (мировом) историческом смысле как субъект всемирной цивилизации. Пассионарность русского человека абсолютно не объяснима с точки зрения исторической силы страны, богатства внутреннего государства, крепости хозяйства и т. д. и т. п. Совсем было наоборот, – но двинулся русский человек на Восток и на Север и сформировал географическую Россию в основных своих размерах на долгие века[10].
Такое совпадение пассионарного движения в сторону покорения новых земель и приращения государства иными племенами, народностями, их землями, реками, другими владениями и столь продуманная внешняя политика не было случайным: внутри государства формируется некая идея особого предназначения (богоизбранности) самого русского народа и утверждение Москвы, как «третьего Рима» – последнего, после которого никакому другому духовному центру мира не быть. То есть сознание древнерусского человека внезапно переходит от известной архаики и примитивного представления о государстве, о самом себе как народе, об особом отношении к Церкви, к Богу – к историческим проекциям самого радикального смысла. Русь не только становится центром мировой истории (в представлении московского книжника), но уже и одновременно ее завершением именно в метафизическом смысле, так как выше и лучше уже ничего не будет («четвертому Риму не бывати»). Эта эсхатологическая и одновременно проективная метафизичность сознания русского человека формируется в сложном вареве русской истории XVI–XVII веков (а по существу, уже начиная с XV века). Этот процесс духовной и исторической самоидентификации идет почти без перерыва, включая в себя варварское и одновременно просвещенное правление Ивана Грозного (знаменитая библиотека царя), дела «тишайшего» Алексея Михайловича (отца Петра Великого), создававшего потихоньку книжную, духовную Русь, продвигая русских людей во все стороны, за исключением (пока что) юга, да и то, первые казачьи кордоны появляются и на этом направлении географического пространства России, начиная с конца XV века. Таким образом «тайна России», о которой говорят все кому не лень на протяжении последних 500 лет, начинает определяться еще в допетровскую эпоху.
