Путешествие капитана Самуила Брунта в Каклогалинию, или землю петухов, а оттуда в Луну - [11]

По сем оставил он меня, и велел мне идти в мою комнату, в которую надлежало проходить чрез его спальню, куда никому без точного его позволения под смертною казнью входить запрещалось, да и ко двору его никто не смел подойти ближе 20 сажен, так что и самые знатные останавливались у передних ворот его дома, пока ему об них доложат.

На другой день, пришед он ко мне из комнату, сказал: «Ну, Пробузомо! я намерен представить тебя сего дня Его Величеству. Хотя ты совсем неизвестного в нашей стране рода и потому почитаешься за чудовище, чтоб и с нами случилось, когда бы мы попали в вашу землю; однако из твоих поступок приметил я в тебе немало разума, чрез что и приобрел ты мою к себе благосклонность. Теперь хочу подать тебе некоторые наставления, каким образом должен ты себя вести; и ежели похочешь совету моему следовать, то, невзирая на внешний твой вид, могу сделать, что ты принят будешь в число наших уроженцев, а после, может быть, и получишь какой знатный чин, чем приведен ты будешь в состояние препроводить остаток твоей жизни в покое.

А как тебе безызвестно, — продолжал он, — что такое двор, то теперь подам тебе об оном некоторое описание. Знай, что не все Государи пекутся о делах государственных, но большую часть времени провождают во увеселениях, а вместо их управляют государством их любимцы. Ты, конечно, уже приметил, что раболепный наш народ только одним мною уважает, и повелениям моим с такою преданностью повинуется, каковой, может быть, в вашей стране между зверями одинакого рода не видно. При всем том, ненавидят меня многие, да и я, напротив того, их презираю. Сие кажется тебе странным; но когда узнаешь сокровенные причины моих намерений, в чем я и не сомневаюсь, то престанешь тому удивляться. Со всем тем расскажу тебе о некоторых делах обстоятельнее, дабы тем лучше мог ты споспешествовать моей пользе.

Знай, что оказываемое мне великое почтение не моей особе, но высокому моему чину и знатности отдается. Всем известно, что я не токмо государством управляю, но все государственное сокровище в моем ведении имею, и могу располагать оным по своему произволению. Итак, не любовь, но корысть тому причиною, что мне во всем беспрекословно повинуются; и сие почтение было бы оказываемо и самому последнему из моих служителей, если бы он на моем месте находился.

Ненавидят меня для многих причин. Иные от зависти воображают себе, будто они моим возвышением оскорбляются, думая, что большим достоинством и разумом обладают. Иные не любят меня за то, что я на неправедные их желания не соглашаюсь; и они в рассуждении неистовой своей жизни ничем не могут быть довольны. Другие, будучи весьма склонны и способны к восстановлению беспокойств и несогласий, побуждают к крайне осторожному с ними обхождению; и правду сказать, они для меня всех опаснее. Многие ненавидят меня из любви к отечеству, и мне сопротивляются; но я их не очень опасаюсь, потому что сторона их еще и поныне весьма слаба.

Начав говорит о том, скажу тебе, чтобы мне весьма трудно было держаться столь долго, и быть той меры, до которой я теперь достиг, если бы пышность некоторых и дурачество других не подавали мне к тому средств. Для человека моего состояния весьма полезно, когда многие из знатнейших невеликим разумом обладают. Я на своем веку видал их много, и они часто дожидались выхода моего понапрасну; ибо нередко приказывал им отказывать. Однако, несмотря на то, в публичных собраниях принуждены были в мою угодность подтверждать, что девять более пятнадцати, и черное называть белым; словом, делать множество таковых нелепостей; все же сие чинили они только для того, что в хвост им обещал вставить пестрое перо. И когда сие обещание исполнялось, то они и остального своего рассудка совсем лишались. Но сие-то самое и согласовалось с моими намерениями; и другие, ожидая от меня такового же награждения, старались оказывать мне все возможное почтение.

Я рассказал тебе, сколь покорны были сии люди, хотя меня и ненавидели; но не объявил тебе причин, побудивших меня соединиться и иметь обхождение с ними. Скажу тебе только, что мне без них не можно быть никоим образом. Ты легко можешь то усмотреть, когда правление наше исследуешь. Знай, что высшая власть состоит в руках не у нескольких из них, но у многих. Сии могут отставлять старые законы и предписывать новые; они имеют право над имением и жизнью всякого, и на них нигде суда найти не можно.

А хотя я все делаю, и всеми повелеваю, также и сими последними; однако право и силы в их руках, и они могут оными при всяком случае пользоваться, когда только к сопротивлению мне довольно мужества и добродетели имеют. При таких обстоятельствах подумаешь ты, что благополучие мое твердое имеет основание. Но я подвержен некоторым опасностям, и всякий весьма обманывается, когда о силе толь знатных Министров, как я, судит по чрезмерным похвалам, ласкателями им приписываемым; ибо они прилепляются к одной только наружной знатности. Хотя с иными и по моему произволению поступаю, однако, напротив того, есть еще другие, от которых единственно все мое благополучие зависит, и я часто принужден бываю оказывать им тайно несравненно более почтения и послушания, нежели сколько мне публично изъявляют.