Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников - [114]

Друг Пушкин, хочешь ли отведать

Дурного масла, яиц гнилых, —

Так приходи со мной обедать

Сегодня у своих родных.

Вот всё, что осталось в моей памяти в добавление к тому, что вам уже сообщила прежде. При этом присоединяю записки; может они понадобятся вам.

П. А. Вяземский Воспоминания и рассказы о Пушкине [373]

I. Воспоминания о Пушкине (Выдержки из историко-литературных статей, записных книжек, автобиография и т. п.)

Пушкин… был родовой москвич. Нет сомнения, что первым зародышем дарования своего, кроме благодати свыше, обязан он был окружающей его атмосфере, благоприятно проникнутой тогдашней московской жизнию. Отец его Сергей Львович был в приятельских сношениях с Карамзиным и Дмитриевым и сам, по тогдашнему обычаю, получил если не учёное, то, по крайней мере, литературное образование. Дядя Александра, Василий Львович, сам был поэт или, пожалуй, любезный стихотворец, и по тогдашним немудрым, но не менее того признанным требованиям был стихотворцем на счету. Вся обстановка должна была благотворно действовать на отрока. Зоркие глаза могли предвидеть

«В отважном мальчике грядущего поэта».

(Дмитриев)

Соч. VII. 88.

Я не нашёл у Анненкова («Вестник Европы») отметки Пушкина о 1814 г.

Во всяком случае не мог он видеть Карамзина в течение этого года. Может быть, ребёнком видал он его в Москве у отца своего, да и то невероятно. По крайней мере, не помню Сергея Львовича в Москве ни у Карамзина, ни у себя. Карамзин, вероятно, знал его, но у него не бывал.

Из Москвы в Петербург в 1816 г. с Карамзиным ехал я один… С ним по дороге и заезжали мы в Лицей, вероятно по предложению Вас[илия] Львов[ича]. Оставались мы там с полчаса, не более. Не помню особенных тогда отношений Карамзина к Пушкину. Вероятно, управляющие Лицеем занимались Карамзиным…

Пушкин был не особенно близок к [С. Г.] Ломоносову — может быть напротив. Ломоносов и тут был уже консерватором, а Пушкин в оппозиции против Энгельгардта и много ещё кое-кого и кое-чего.

Но как-то фактически сблизили их и я и дом Карамзиных, в котором по летам бывали часто и Пушкин и Ломоносов, особенно в те времена, когда наезжал я в Царское Село. Холмогорского в Ломоносове ничего не было, т. е. ничего литературного. Он был добрый малый, вообще всеми любим и, вероятно, не без служебных способностей, потому что совершил довольно блистательную дипломатическую карьеру, любим был Поццо-ди-Борго и занимал посланнические посты.

CH. XIX, 6—7.

Ближайшее общество Карамзина в Петербурге составляли одновременно и разновременно: Александр Тургенев, Жуковский, Батюшков, Дмитрий Николаевич Блудов, Полетика, Северин, Дашков, Николай Кривцов, а летом, в Царском Селе, и Александр Пушкин, тогда ещё лицеист, который проводил в его доме каждый вечер.

Соч. X, 245.

На странице 235 приводится известная эпиграмма на Карамзина:

Послушайте, я вам скажу про старину,

Про Игоря и про его жену и проч.

и приписывается она Грибоедову. В заграничных изданиях печатается она под именем Пушкина — и, кажется,  правильно. В ней выдаётся почерк Пушкина, а не Грибоедова, которого стихи, за исключением многих удачных и блестящих стихов в «Горе от ума», вообще грубоваты и тяжеловаты. При всём своём уважении и нежной преданности к Карамзину Пушкин мог легко написать эту шалость; она, вероятно, заставила бы усмехнуться самого Карамзина.[374] В лета бурной молодости Пушкин не раз бывал увлекаем то в одну, то в другую сторону разнообразными потоками обстоятельств, соблазнов, влияний, литературных и других.

РА. 1874, I, стб. 0545.

Александр Пушкин был во многих отношениях внимательный и почтительный сын. Он готов был даже на некоторые самопожертвования для родителей своих; но не в его натуре было быть хорошим семьянином: домашний очаг не привлекал и не удерживал его. Он во время разлуки редко писал к родителям; редко и бывал у них, когда живал с ними в одном городе. «Давно ли видел ты отца?» спросил его однажды NN. — «Недавно». — «Да как ты понимаешь это? Может быть ты недавно видел его во сне?» Пушкин был очень доволен этою увёрткою и смеясь сказал, что для успокоения совести усвоит её себе.

Отец его, Сергей Львович, был также в своём роде нежный отец, но нежность его черствела в виду выдачи денег. Вообще был он очень скуп и на себя, и на всех домашних. Сын его Лев, за обедом у него, разбил рюмку. Отец вспылил и целый обед проворчал. «Можно ли (сказал Лев) так долго сетовать о рюмке, которая стоит 20 копеек? — Извините, сударь (с чувством возразил отец), не двадцать, а тридцать пять копеек».

Соч. VIII, 148—149.

… Пушкин, в медовые месяцы вступления своего в свет, был маленько приворожён ею (кн. Голицыной). На долго ли, неизвестно, но во всяком случае, неправдоподобно. В сочинениях его встречаются стихи, на имя её написанные, если не страстные, то довольно воодушевлённые. Правда, в тех же сочинениях есть и оборотная сторона медали. Едва ли не к княгине относится следующая заметка, по поводу появления в свет первых 8-ми томов Истории Государства Российского: «Одна дама, впрочем весьма почтенная (в первоначальном тексте сказано милая) при мне, открыв 2-ю часть (Истории) прочла вслух: