Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников [заметки]
1
См. в письмах Пушкина к Л. С. Пушкину от нач. ноября 1824 г. и 28 января 1825 г., и П. А. Вяземскому от 14 августа 1826 г. Из этих автобиографических записок Пушкина известен только один ничтожный отрывок, по содержанию относящийся к 1817 г. и датированный 19 ноября 1825 г.
2
См. Рукою Пушкина. М. 1935, стр. 307—310, 331, 335, 346 и др.
3
См. ниже, стр. 290 [См. текст после ссылки на прим.[257]. — Прим. lenok555]. Курсив мой. С. Г.
4
Письмо к П. А. Вяземскому от 12/IX-1825 г.
5
Б. Л. Модзалевский. Библиотека Пушкина. С.-Пб. 1908, стр. 428—429.
6
Письмо к Л. С. Пушкину от II-1825 г.
7
Сочинения П. А. Плетнёва, т. III. С.-Пб. 1885, стр. 524.
8
Несколько писем Пушкина было опубликовано при его жизни, как, напр., письмо его к Дельвигу от середины 1824 г., с описанием путешествия по Крыму, напечатанное Пушкиным в «Северных Цветах» на 1826 г. и затем в качестве комментария к «Бахчисарайскому фонтану», в изданиях 1830 и 1835 гг.
9
Письмо к Вяземскому от 10/VII-1836.
10
Ему же, от 2/I-1831.
11
Письма к Плетнёву от 2 и 7/I-1831.
12
Б. Л. Модзалевский. Пушкин. Л., 1929, стр. 69.
13
Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетнёвым, т. III, стр. 400.
14
Эпистолярное наследие Пушкина ещё прежде стало предметом заботы его друзей. Уже 11/III-1837 г. Погодин рекомендовал Вяземскому напечатать в «Современнике» просьбу о том, чтобы «все, имеющие у себя письма Пушкина, относились к вам и присылали бы копии для напечатания» («Пушкин и его современники», вып. XXIII—XXIV, стр. 121). Несколько лет спустя, в 1844 г. Л. С. Пушкин напоминал Плетнёву: «Повторяю давнишнюю мысль мою: не худо бы собрать сколько можно его писем к разным лицам… и присоединить из них том к его сочинениям».
15
Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. VII, стр. 444.
16
Один только В. И. Даль оказался настолько последовательным; что, призывая всякого «сносить в складчину всё, что знает о Пушкине», сам же первый ещё в 1840-х гг. записал свои воспоминания.
17
Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетнёвым, т. III, стр. 392.
18
П. А. Плетнёв. Александр Сергеевич Пушкин. «Современник», 1838, т. X; Д. Н. Бантыш-Каменский. Словарь достопамятных людей. С.-Пб., 1847, ч. II.
19
Впервые опубликованы в «Лит. Наследстве», 1934, № 16—18.
20
Записки её, широко использованные П. В. Анненковым, впервые опубликованы в «Летописи Литературного Музея», т. I. М., 1936. Записка о Пушкине его брата, Л. С. Пушкина, была написана ещё прежде, около 1848 г., благодаря настояниям, повидимому, Соболевского и Погодина.
21
См. подробно: М. Цявловский. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым. М., 1925; Б. Л. Модзалевский. Работы П. В. Анненкова о Пушкине в его книге «Пушкин». Л., 1929.
22
Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетнёвым, т. I, стр. 495—496.
23
Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетнёвым, т. I, стр. 406.
24
Там же, т. III, стр. 159.
25
Н. П. Барсуков. Жизнь и труды Погодина, кн. XI, стр. 315.
26
Б. Л. Модзалевский. Пушкин. Л., 1929, стр. 296.
27
См. ниже, стр. 410 и след.
28
Письмо П. А. Плетнёва Пушкину от 22/11-1831 г.
29
Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетнёвым, т. III, стр. 159.
30
«Современник», 1838, т. X, стр. 21—52.
31
См. ниже, стр. 103—104.
32
Пушкин и его современники, вып. XXXI—XXXII, стр. 38.
33
«Пушкин. Временник Пушкинской комиссии», I, 1936, стр. 199.
34
Л. Майков. Пушкин, Спб., 1899, стр. 93—94. [Возврат к примечанию[373]]
35
Первая публикация Записки Л. С. Пушкина встречена была весьма отрицательным отзывом В. П. Гаевского («Отеч. Записки», 1853, июль, отд. V, стр. 68—78), разочарованного кратким сообщением брата поэта, который представлял собою «живую и самую полную биографию его, самое полное собрание его сочинений со всевозможными комментариями».
Нельзя не согласиться с Гаевским в том, что это «Биографическое известие» досадно коротко и лапидарно. Повидимому, несравненно содержательнее, ярче и непосредственнее были устные рассказы брата поэта, записанные Б. М. Маркевичем («Русск. Вестник», 1888, № 3, стр. 429—430) и М. Н. Лонгиновым (Сочинения, М., 1915, стр. 165—166). Если не считать того, что рассказы Л. С. Пушкина были широко использованы в работе П. В. Анненкова, этим исчерпывается всё, что сохранилось из воспоминаний брата поэта.
Яркая и полная характеристика Льва Пушкина дана Вяземским (стр. 383—385). Именно таким он и запечатлелся в памяти друзей и современников: идеально-праздный гуляка, лихой кавалерист «добрый малый», восторженно влюблённый в своего гениального брата.
В настоящей публикации Записки Л. С. Пушкина нами сделан ряд исправлений и дополнений на основании авторизованной копии первых листов её (до слов: «С южного берега Крыма…»), хранящейся в Пушкинском Доме.
36
На поле рукою Л. С. Пушкина приписано: «NB. Нужно сказать что-нибудь о его происхождении, особенно со стороны матери. Для этого можно поместить здесь краткую биографию нашего прадеда, напечатанную в примечаниях к 1-ой главе Онегина 1-го издания».
37
Автор «Опасного соседа». Л. П.
38
В стихах «Послушай, дедушка…», ставших впервые известными из воспоминаний Л. С. Пушкина, поэт пародировал первые четыре стиха из «Тленности» Жуковского:
Гаевский писал по этому поводу, что Пушкин «не постигать стихов нерифмованных не мог, потому что ещё в Лицее написал несколько таких стихотворений: отрывок „Бова“, „Фиал Анакреона“» (стр. 75). Однако бесспорно, что первоначально Пушкин, подобно Батюшкову, Вяземскому и др., не признавал белых стихов.
39
Где находилось семейство Раевского. Л. П.
40
Давно покинувший и свет, и службу и живущий уединённо в Москве. Л. П.
41
Элегия «Погасло дневное светило» впервые напечатана была в 1820 г. в «Сыне Отечества» (ч. 45, № 46), под заглавием «Элегия», без подписи, но с пометой: «Чёрное море. 1820. Сентябрь». В письме к Л. С. Пушкину от 24 сентября т. г. поэт сообщал, что из Феодосии «морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды в Юрзуф… Ночью на корабле написал я элегию, которую тебе присылаю: отошли её Гречу без подписи». Отрывок из этого письма и приводит Л. С. Пушкин с незначительными ошибками.
42
Кишинёвскому периоду жизни Пушкина посвящены воспоминания В. П. Горчакова, А. Ф. Вельтмана, Ф. Н. Лугинина, И. П. Липранди. Последний, между прочим, горячо опровергает анекдот о том, будто военная прислуга на обедах обносила штатского Пушкина (стр. 209 [Ориентир — ссылка на прим.[198], см. текст на абзац ниже. — Прим. lenok555]).
43
Поэма «Цыганы» начата уже в Одессе, в декабре 1823 г., а окончена в конце 1824 г., в Михайловском. В основу её положены Пушкиным его бессарабские впечатления, в особенности в дни, проведённые им в цыганском таборе. Интересные замечания по этому поводу см. у А. Ф. Вельтмана (стр. 181—183 [См. конец воспоминаний Вельтмана, после ссылки на прим. [178]. — Прим. lenok555]).
44
Эти восемь стихов вписаны Пушкиным в экземпляре «Цыган», изд. 1827 г., принадлежавшем П. А. Вяземскому (теперь хранится в Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина) и должны читаться после стиха 553 (в эпилоге «Смиренной вольности детей»).
45
Там же, в Кишинёве, написана Пушкиным «Гавриилиада» и начат «Евгений Онегин». 30 января 1823 г., получив книжку «Полярной Звезды», где впервые напечатано было послание «Овидию», поэт писал Л. С. Пушкину: «Каковы стихи к Овидию? Душа моя, и Руслан, и Пленник, и Noël, и всё — дрянь в сравнении с ними». С произведениями Овидия Пушкин знаком был ещё в Лицее, в Кишинёве же интерес его к Овидию несравненно вырос под влиянием сходства его судьбы с судьбою прославленного римского поэта, 1800 лет тому назад сосланного Августом в те же места (подробно см. у Липранди, стр. 213 и след. [См. текст после ссылки на прим. [204]. — Прим. lenok555]). [Возврат к примечанию[205]]
46
Художник Г. Г. Чернецов на эскизе портрета Пушкина для картины «Парад на Марсовом поле» записал: «Александр Сергеевич Пушкин, рисовано с натуры 1832-го года Апреля 15, ростом 2 арш. 5 верш. с половиной» («Нива», 1914, № 25, стр. 494).
47
Резкое колебание критики в отношении к Пушкину, зависевшее от характера и социальной направленности борьбы на литературном фронте, конечно, не оставляло, да и не могло оставлять Пушкина равнодушным. Об этом красноречиво свидетельствуют его постоянные попытки создания собственной трибуны, его горячее участие в литературной борьбе, собственные литературно-публицистические выступления, высказывания в письмах, бесчисленные эпиграммы и пр.
48
Глава I «Онегина», как сказано, начата была Пушкиным ещё в Кишинёве и закончена в Одессе 22 октября 1823 г. Вслед затем Пушкин стал работать над главой II, которую окончил 8 декабря. Глава III, начатая через два месяца, 8 февраля 1824 г., в Одессе, закончена только 2 ноября 1824 г. уже в Михайловском.
49
Умолчание Л. С. Пушкина о приезде к поэту в Михайловское его лицейского друга и будущего декабриста, И. И. Пущина, вызвано было, конечно, цензурными соображениями: упоминание в печати имени декабриста казалось опасным даже в 1850-х гг.
50
В последней редакции «Египетских ночей» Пушкин в главу I, в описание Чарского, ввёл автобиографический и публицистический отрывок 1830 г., а в главе II заставил итальянца импровизировать для Чарского стихи на тему о независимости поэта и свободе поэтического вдохновения. Для этой импровизации Пушкин использовал отрывок из своей неоконченной поэмы об Езерском.
51
Записки декабриста Ивана Ивановича Пущина (1798—1860), одного из первых и лучших друзей Пушкина, благодаря своей точности и правдивости принадлежат к числу важнейших источников для биографии поэта. Скупой в описании того, чему сам он не был свидетелем, Пущин замечательно полно и с большим художественным тактом рассказывает о лицейской и петербургской жизни поэта и о знаменательной встрече его с Пушкиным в Михайловском в январе 1825 г.
Записки Пущина, написанные им по настоянию Е. И. Якушкина, сына декабриста, впервые напечатаны были в извлечениях в журнале «Атеней», 1859, т. VIII, ч. 2, стр. 500—537. После ряда перепечаток они впервые полностью были напечатаны E. И. Якушкиным в 1907 г. В последнее время они неоднократно переизданы под редакцией, со вступительной статьёй и примечаниями С. Я. Штрайха (последнее издание: И. И. Пущин, «Записки о Пушкине». Статья и редакция С. Я. Штрайха. С., 1934; библиографию записок Пущина и литературы о нём см. H. М. Ченцов, Библиография. Восстание декабристов, ГИЗ, 1929, стр. 468—476, 680—681). Текст «Записок» заново выверен нами по рукописи, хранящейся в Пушкинском Доме.
52
Официальная цель Лицея заключалась «в образовании юношества, особенно предназначенного к важным частям службы государственной». По первоначальному замыслу, основной кадр воспитанников должен был состоять из отпрысков лучших дворянских фамилий. Но на практике большинство воспитанников оказалось сыновьями средних малообеспеченных дворян, использовавших служебные связи для устройства своих детей в это привилегированное учебное заведение.
53
Воспитанник Геттингенского университета, А. П. Куницын, преподававший в либеральном духе, впоследствии, во время известного разгрома университетов в 1821 г., пострадал за изданные им лекции «Естественное право», найденные «весьма вредными, противоречащими истинам христианским и клонящимися к ниспровержению всех связей семейственных и государственных». Выступление Куницына на открытии Лицея Пушкин вспомнил через 25 лет в «Лицейской годовщине 1836 г.» как самый яркий момент этого дня:
54
Пушкин. Годовщина 19 октября 1825 года. И. П.
55
Изд. Анненкова, т. VII, стр. 25. Г-н Анненков напрасно относит эти стихи к 1819 году; они написаны в Лицее в 1816-м. И. П.>16
>16 Пущин ошибается, относя к 1816 г. стихотворение Пушкина «Ответ на вызов написать стихи в честь… имп. Елизаветы Алексеевны». Оно написано уже в 1818 г. и перекликается с настроениями правого крыла будущих декабристов, помышлявших о возведении на престол Елизаветы.
56
Пушкин. Годовщина 19 октября 1825 года. И. П.
57
Песнь эта написана была для исполнения на торжественном акте по случаю первого выпуска 9 июня 1817 г. Дельвиг сочинил её, вместо уклонившегося от этого поручения Пушкина, по заказу и по программе директора Лицея Е. А Энгельгардта, чем и объясняется несколько казённый характер песни.
58
Двадцатилетний лицейский дядька, Константин Сазонов, за два года своей службы в Лицее совершил шесть или семь убийств и только при последнем был арестован и изобличён.
59
Изд. Анненкова, т. II, стр. 77. И. П.
60
В связи с быстрым продвижением Наполеона вглубь России и особенно после сдачи Москвы, возник проект эвакуации Лицея из Царского Села, что, конечно, само по себе уже должно было способствовать повышенному интересу 13—14-летних лицеистов к политическим событиям того времени. Вместе с тем лицеисты повседневно являлись свидетелями отправления на театр военных действий свежих войск, проходивших через Царское Село. Об этом Пушкин вспоминал в 1836 г.:
Настроения юных лицеистов в это время отличались большой политической страстностью. Так, они безоговорочно обвинили в измене Барклая де Толли, а в лицейских журналах появились заметки, написанные в духе ростопчинских афишек (подробно см. Ю. Тынянов, «Пушкин и Кюхельбекер». «Лит. Наследство», 1934, № 16—18, стр. 323—325).
61
Пирующие студенты. Изд. Анненкова, т. II, 1814 г., стр. 19. И. П.
62
Изд. Анненкова, т. II, стр. 170. И. П.
63
Первые лицейские журналы («Для удовольствия и пользы», «Неопытное перо») появились ещё в 1812 г. После перерыва в 1813 г. стали выходить «Юные пловцы» и «Лицейский мудрец», — последний просуществовал до 1816 г. Журналы эти свидетельствуют о больших литературных способностях многих лицеистов, уже с 1814 г. начавших печатать свои произведении в журналах.
64
Из уважения к истине должен кстати заметить, что г. Анненков приписывает Пушкину мою прозу (т. II, стр. 29, VI). Я говорю про статью «Об эпиграмме и надписи у древних». Статью эту я перевёл из Ла-Гарпа и просил Пушкина перевести для меня стихи, которые в ней приведены. Всё это, за подписью П., отправил я к Вл. Измайлову, тогдашнему издателю «Вестника Европы». Потом к нему же послал другой перевод, из Лафатера: «О путешествиях». Тут уж я скрывался под буквами ъ —ъ. Обе эти статьи были напечатаны. Письма мои передавались на почту из нашего дома в Петербурге; я просил туда же адресоваться ко мне в случае надобности. Измайлов до того был в заблуждении, что, благодаря меня за переводы, просил сообщать ему для его журнала известия о петербургском театре: он был уверен, что я живу в Петербурге и непременно театрал, между тем как я сидел ещё на лицейской скамье. Тетради барона Модеста Корфа ввели Анненкова в ошибку, для меня очень лестную, если бы меня тревожило авторское самолюбие. И. П.
65
Изд. Анненкова, т. II, стр. 217. И. П.
66
Остальных строф не помню; этому слишком сорок лет. И. П.
67
Происшествие это случилось 5 октября 1814 г., как явствует из донесения надзирателя С. С. Фролова, сообщавшего, что «виновники наказаны в течение двух дней во время молитвы стоянием на коленях» (И. А. Шляпкин, «Из неизданных бумаг Пушкина», СПб., 1903, стр. 336).
68
Точность передачи Пущиным этих стихов Пушкина, сочинённых за сорок лет до того, подлежит сомнению. Первое скептическое замечание о них высказал ещё П. А. Вяземский (см. ниже, стр. 386 [См. начало II-й главы. — Прим. lenok555]).
69
Изд. Анненкова, т. II, стр. 81. И. П.
70
Пушкин читал «Воспоминания в Царском Селе» на публичном экзамене 13 января 1813 г. Впоследствии он сам вспоминал: «Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не позабуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в лицее […] Я прочёл мои Воспоминания в Царском Селе, стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошёл я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… — Не помню, как я кончил своё чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»
71
Изд. Анненкова, т. II, стр. 213. И. П.
72
Изд. Анненкова, т. II, стр. 17. И. П.
73
Изд. Анненкова, т. II, стр. 69. И. П.
74
Своё увлечение К. П. Бакуниной Пушкин запечатлел в отрывке из лицейских записок: «29 ноября 1815 г. Я счастлив был!.. нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданьем, с неописанным волненьем стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу — её не видно было! Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, сладкая минута!.. Как она мила была! как чёрное платье пристало к милой Бакуниной! Но я не видел её 18 часов — ах! Какое положение, какая мука! Но я был счастлив 5 минут!»
75
Неминуемый, неизбежный Лицей.
76
Это сведение о Броглио оказалось несправедливым; он был избран французскими филеленами в начальники и убит в Греции в 1829 году. И. П.
77
«Старая дева, быть может, в восторге от ошибки молодого человека, между нами говоря».
78
«Прощальная песнь» Дельвига. И. П.
79
На допросе Пущин показал: «В 1817 году принят был полковником Бурцовым в Петербурге в члены Общества» («Восстание декабристов», т. II, стр. 232). Судя по указанию Пущина на отсутствие в это время Пушкина из Петербурга, он должен был вступить в тайное общество в июле или августе 1817 г. В это время существовал ещё Союз Спасения, представлявший собой военно-революционную организацию, целью которой был внезапный государственный переворот, осуществлённый путём вооружённого восстания. Строго замкнутым характером этой военно-революционной ячейки и должно объясняться решение Пущина не открывать Пушкину своей тайны.
Кружок И. Г. Бурцова, упоминаемый Пущиным, существовавший в 1817—1818 гг., представляет собою, повидимому, нечто вроде вольного филиала тайного общества, в который, наряду с членами Союза Спасения, входила и группа либерально настроенной молодёжи, формально не связанной с заговором (между прочим: Дельвиг, Кюхельбекер и др.).
80
Стих Пушкина. И. П.
81
Эта встреча Пушкина с Пущиным произошла на одном из редакционных собраний общественно-политического журнала, затевавшегося Союзом Благоденствия в 1819 г. Собрания сотрудников происходили с 21 января по 6 мая 1819 г.
82
Мне ничего лучшего не остаётся, как разорваться на части для восстановления репутации моего милого сына.
83
Пожар в Лицее возник днём 12 мая 1820 г., затушить его, вследствие сильного ветра, удалось лишь на следующий день. Лицей выгорел весь, пострадал и дворец.
84
Ах, это по-рыцарски.
85
Переход Пущина (и некоторых других заговорщиков) в январе 1823 г. в гражданскую службу продиктован был требованиями тайного общества, в задачи которого входило расширение сферы своего влияния за счёт гражданских чиновников.
86
Пущин приехал в Михайловское 11 января 1825 г.
87
Автор имеет в виду портрет Пушкина работы О. А. Кипренского, гравированный Н. И. Уткиным. Он был приложен к «„Северным Цветам“ на 1828 год» и затем к тому I Собрания сочинений Пушкина, под ред. П. В. Анненкова, СПб., 1855.
88
Делать весёлое лицо при плохой игре.
89
Отнесённый Верховным уголовным судом к 1-му разряду государственных преступников, Пущин приговорён был к 20 годам каторжных работ, но до отправки в Сибирь он 20 месяцев просидел в Шлиссельбургской крепости.
90
Стихотворение это Пущин переслал П. А. Плетнёву через П. П. Ершова, автора сказки «Конёк-Горбунок», и оно было напечатано в «Современнике», 1841, XXII, стр. 172, конечно, без имени ссыльного Пущина, сообщённого только уже после амнистии декабристов в «Библиогр. Записках», 1858, № 11.
Указание Пущина на получение А. Г. Муравьёвой этого листка через третьи руки противоречит сообщению Якушкина (см. стр. 188 [См. самый конец воспоминаний Якушкина. — Прим. lenok555]). «„Мой первый друг и проч.“ я получил от брата Михаила в 843 году собственной руки Пушкина, — писал Пущин Матюшкину. — Эта ветхая рукопись хранится у меня как святыня. Покойница А. Г. Муравьёва привезла мне в том же году список с этих стихов, но мне хотелось иметь подлинник и очень рад, что отыскал его».
91
«Последняя могила Пушкина! — писал Пущин в 1840 г. И. В. Малиновскому. — Кажется, если бы при мне должна была случиться несчастная его история и если б я был на месте К. Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашёл средство сохранить поэта-товарища, достояние России…» (И. И. Пущин, «Записки о Пушкине и письма», под ред. С. Я. Штрайха, 1927, стр. 133). Ещё прежде Пущин писал Е. А. Энгельгардту: «О Пушкине давно я глубоко погрустил; в „Современнике“ прочёл письмо Жуковского; это не помешало мне и теперь не раз вздохнуть о нём, читая Спасского и Даля (см. стр. 515—521, 560—564 С. Г. [Точнее, стр. 515—520. Это „Смерть А. С. Пушкина“ у Даля и мемуары Спасского. — Прим. lenok555]) Мы здесь очень скоро узнали о смерти Пушкина, и в Сибири даже, кого могла, она поразила, как потеря общественная» (там же, стр. 115).
92
Естественным дополнением к воспоминаниям Пущина о лицейской жизни Пушкина служит записка С. Д. Комовского, несмотря на её общий недоброжелательный, а местами попросту клеветнический тон, объясняющийся личными отношениями Пушкина и Комовского. Лицейский товарищ Пушкина, Сергей Дмитриевич Комовский (1798—1880), в школьные годы стяжал среди товарищей нелестную репутацию «фискала». Ханжеские наклонности, страсть к издёвке и «привязчивость» отталкивали от него товарищей. Тем не менее, по окончании Лицея он часто встречался с товарищами. Впрочем, отношения их могли питаться исключительно школьными воспоминаниями, ибо неприкрытый и не всегда чистоплотный карьеризм Комовского отнюдь не мог располагать в его пользу. (Сводку материалов о Комовском см. в биографическом очерке его в книге Н. А. Гастфрейнда, «Товарищи Пушкина по имп. Царскосельскому лицею», т. II, СПб, 1912.)
Записка Комовского возникла в качестве ответа на вопросы, составленные в 1851 г. П. В. Анненковым, собиравшимся писать биографию Пушкина. Ответы свои Комовский сообщил М. А. Корфу, который, сделав одно замечание, передал их лицеисту М. Л. Яковлеву, в свою очередь, со своими замечаниями, сообщившему их лицеисту A. А. Корнилову. Последний вернул их Комовскому с таким отзывом: «С моей стороны я не сделал никаких замечаний: написанное тобою я нахожу верным». Впервые записка Комовского была напечатана Я. К. Гротом в его книге «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники» (СПб., 1898, стр. 218—221), откуда перепечатана Н. А. Гастфрейндом в названной книге (стр. 543—545). Подлинник её хранится в архиве Пушкинского Дома, и там же имеется рукопись второй, неопубликованной, редакции записки Комовского, переработанной им на основании замечаний товарищей. Впервые публикуя эту вторую редакцию, в подстрочных примечаниях мы поместили все значительные разночтения из первой редакции, а также замечания М. Л. Яковлева и М. А. Корфа. Перу Комовского принадлежит ещё отрывок биографии Пушкина (детство), полностью использованный в «Материалах» Анненкова.
93
Слова бывшего гувернёра Сергея Гавриловича Чирикова. С. К.
94
В 1-й редакции: «вместе с другом своим б. Дельвигом» и ремарка М. Л. Яковлева: «Почему именно вместе с другом своим бароном Дельвигом?»
95
Воспитанники 1-го курса делены были только на два разряда и при выпуске своём из Лицея награждены были чинами: во-1-х офицера Гвардии (или IX классом) и во-2-х офицером Армии (или X классом). С. К.
96
В 1-й редакции: «… и даже в церкви». Ремарка Яковлева: «Это замечание, по мнению моему, вовсе лишнее». Ремарка Комовского: «Замечание того же гувернёра С. Г. Чирикова».
97
В 1-й редакции ремарка Яковлева: «Лицо Пушкина, и ходя по комнате, и сидя на лавке, часто то хмурилось, то прояснялось от улыбки».
98
В 1-й редакции: «Набрасывая же мысли свои на бумагу, он удалялся всегда в самый уединённый угол комнаты…» Ремарка Яковлева: «Не правда. Писал он везде, где мог, а всего более в математическом классе».
99
В 1-й редакции ремарка Яковлева: «Не помню и не знаю, кто боялся сатир Пушкина; разве один Пешель, но и этот только трусил. Острот Пушкин не говорил».
100
Н. Ф. Кошанский, преподававший в Лицее российскую и латинскую словесность, далеко не сразу оценил дарование Пушкина и, хотя впоследствии высоко ставил его талант и с большим вниманием следил за его литературной деятельностью, не мог оказать на Пушкина сколько-нибудь значительного влияния, будучи схоластиком и поклонником высокопарного славянского стиля. С мая 1814 по июнь 1815 г. больного Кошанского заменял проф. А. И. Галич, увековеченный Пушкиным в ряде стихотворений.
101
В 1-й редакции: «Один только профессор российской и латинской словесности К[ошанск]ий, предвидя необыкновенный успех поэтического таланта Пушкина, старался всё достоинство оного приписывать отчасти себе и для того употреблял все средства, чтобы как можно более познакомить его с теориею отечественного языка и с классическою словесностью древних, но к последней не успел возбудить в нём такой страсти, как в Дельвиге». Ремарка М. А. Корфа: «Так: но вместе с тем К[ошанск]ий — особенно в первое время — всячески старался отвратить и удержать Пушкина от писания стихов, частию, может быть, возбуждаемый к тому ревностию или завистию: ибо сам писал и печатал стихи, в которых боялся соперничества возникающего нового гения». Ремарка Яковлева: «Русским языком занимался Пушкин не потому, чтобы кто-нибудь из учителей побуждал его к тому, а по страсти, по влечению собственному. Пушкина талант начал развиваться в то время, когда Кошанский, по болезни, был устранён и три года в Лицее не был. Дельвиг вовсе не Кошанскому обязан привязанностью к классической словесности, а товарищу своему Кюхельбекеру».
102
По совету его, Пушкин написал куплеты, петые в Павловске, при праздновании, сколько помнится, — взятия Парижа в 1814 г. За поднесение сего стихотворения он удостоился получить от блаженные памяти государыни императрицы Марии Фёдоровны золотые с цепочкою часы при всемилостивейшем отзыве. С. К.>36
>36 Лейб-гвардии гусарский полк, возвратившийся в 1814 г. из заграничных походов, расквартирован был в Царском Селе и его окрестностях. Пушкин (как и многие другие лицеисты) тесно сошёлся с гусарскими офицерами, писал «гусарские» стихи, пропадал на гусарских пирушках. Но тогда же среди гусарских офицеров он сумел отличить П. П. Каверина, который доказал, «что резвых шалостей под лёгким покрывалом и ум возвышенный и сердце можно скрыть», и особенно П. Я. Чаадаева, который «в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес, у нас он офицер гусарский».
103
Автор имеет в виду, очевидно стихотворение «Принцу Оранскому», написанное в 1816 г. по заказу царской семьи.
104
В 1-й редакции ремарка Яковлева: «Эта статья относится не до Пушкина, а до всех молодых людей, имеющих пылкий характер».
105
В 1-й редакции примечание Комовского: «Пушкин до того был женолюбив, что, будучи ещё 15 или 16 лет, от одного прикосновения к руке танцующей, во время лицейских балов, взор его пылал, и он пыхтел, сопел, как ретивый конь среди молодого табуна». Ремарка Яковлева: «Описывать так можно только арабского жеребца, а не Пушкина, потому только, что в нём текла кровь арабская».
106
По существующему во всех учебных заведениях обычаю давать прозвища, товарищи Пушкина, заметив особенную страсть его ко всему французскому (что впрочем было в духе тогдашнего времени), называли его в шутку французом, за что он иногда сердился не на шутку.
В 1-й редакции: «и что сами товарищи его, по страсти Пушкина к французскому языку (что, впрочем, было тогда в духе несчастного домашнего воспитания), называли его в насмешку французом, а по физиономии и некоторым привычкам обезьяною и даже смесью обезьяны с тигром». Ремарка Яковлева: «Как кого звали в школе, в насмешку, должно только оставаться в одном школьном воспоминании старых товарищей; для читающей же публики и странно и непонятно будет читать в биография Пушкина, что его звали обезьяной, смесью обезьяны с тигром».
107
В 1-й редакции: «Впрочем, он более и более полюбил также и разгульную жизнь, служителей Марса, дев веселия и модных женщин, нынешних львиц, или, как очень удачно выразился, кажется, Загоскин, — вольноотпущенных жён». Ремарка Яковлева: «Пушкин вёл жизнь более беззаботную, чем разгульную. Так ли кутит большая часть молодёжи?»
108
Александра Михайловна Каратыгина, урождённая Колосова (1802—1880) — известная петербургская драматическая актриса, жена знаменитого трагика В. А. Каратыгина. Её краткие, но содержательные воспоминания о встречах с Пушкиным написаны незадолго перед смертью и впервые напечатаны несколько месяцев спустя после её смерти в «Русск. Старине» (1880, № 7), а в следующем году опубликован был и остальной текст её воспоминаний («Русск. Вестник», 1881, № 4—5).
109
Эпиграмма «Всё пленяет нас в Эсфири» впервые опубликована была в том же 1879 г. племянником мемуаристки, П. П. Каратыгиным («Русск. Старина», 1879, № 6, стр. 380). Эта публикация и вызвала ответную реплику А. М. Каратыгиной, тем более естественную, что П. П. Каратыгин разъяснял, что стихи эти, до того не напечатанные, он записал «со слов самой А. М. Каратыгиной, сохранившей их доныне в своей прекрасной, неизменной памяти». Прежде того эпиграмма эта была известна только по замечанию П. В. Анненкова о том, что «П. А. Катенин помирил А С. Пушкина с А. М. Каратыгиной, дебюты которой поэт наш встретил довольно злой эпиграммой» («Материалы для биографии А С. Пушкина», СПб., 1855, стр. 56). Послание к Катенину впервые опубликовано в «Стихотворениях Александра Пушкина», 1826 г.
110
Ещё в бытность свою в Лицее втянутый в литературную борьбу, которую вели с Шаховским арзамасцы, Пушкин под влиянием П. А. Катенина, в 1818 г. отказывается от оппозиции Шаховскому и становится частым посетителем его вечеров, на которых собирались Грибоедов, Хмельницкий, Катенин, Жандр, А. Бестужев, Барков, Лобанов и др.
111
Вам было шестнадцать лет, когда я вас увидел, почему вы мне этого не сказали? — А что бы тогда? — А то, что я обожаю этот прекрасный возраст.
112
Альбом Каратыгиной с автографами Пушкина, повидимому, не сохранился.
113
Дитя хорошего дома.
114
Ещё 6 мая 1826 г., в бытность Пушкина в ссылке, П. А. Катенин, отвечая на недошедшее до нас письмо к нему Пушкина, писал, что А. М. Колосова «с охотою возьмётся играть в твоей трагедии, но мы оба боимся, что почтенная дама цензура её не пропустит, и оба желаем ошибиться». Действительно, 14 декабря 1826 г. А. X. Бенкендорф сообщил Пушкину царскую резолюцию, закрывшую «Борису Годунову» все ходы на сцену: «Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман, наподобие Вальтера Скотта».
115
Премьера «Скупого рыцаря» на сцене Александринского театра приурочена была к бенефису В. А. Каратыгина 1 февраля 1837 г. Накануне А. И. Тургенев писал брату: «Случилось, что в день отпевания, т. е. завтра, в театре дают его пиэсу. Пойду смотреть». Однако Каратыгин из-за смерти Пушкина отложил свой бенефис до 2 февраля, но «Скупой рыцарь» был заменён в программе водевилем. «Пиэсы этой играть не будут, — писал 1 февраля 1837 г. Тургенев, — вероятно опасаются излишнего энтузиазма» («П. С.», VI, стр. 61 и 67).
116
Посмотрите, прошу вас, на этих людей: не бесчувственны ли они?
117
Предание приписывало эту эпиграмму Пушкину, что оспаривается М. А. Цявловским. Второе четверостишие читается так: «Ныне Лиза en gala, У Австрийского посла, Не попрежнему мила, Но попрежнему гола».
118
Отношения Е. М. Хитрово с Пушкиным характеризовались восторженным и влюблённым поклонением первой и равнодушной, несколько насмешливой симпатией второго. (Подробно см. Н. В. Измайлов. Пушкин и Е. М. Хитрово, «Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», Л., 1927, стр. 143—204). В перечне лиц, присутствовавших 1 февраля на отпевании Пушкина в Конюшенной церкви, Тургенев отметил: «Хитрова с дочерьми… актёры: Каратыгин и пр.» («П. С.», VI, стр. 68). Но С. А. Соболевский не был и не мог быть на отпевании поэта, находясь в это время за границей, и Каратыгина, повидимому, приписала ему чью-то чужую роль.
119
Это была сцена, наиболее удавшаяся из всех тех, которые я видел в его исполнении.
120
Соперничество по ремеслу.
121
Воспоминания исторического романиста Ивана Ивановича Лажечникова (1792—1869) о его встречах с Пушкиным впервые напечатаны были в «Русск. Вестнике» (1836, I, № 2, кн. 2), а затем перепечатывались в Собраниях сочинений Лажечникова, изд. 1858 (т. VII), 1884 (т. VII), 1899 (т. I). Рукопись их неизвестна. В настоящем издании они перепечатываются из «Русск. Вестника», с незначительными сокращениями (обозначенными многоточиями в квадратных скобках), сделанными за счёт пропуска излишних подробностей при описании Лажечниковым своей петербургской жизни в 1819 г. Отношения Пушкина и Лажечникова исследованы в статье Б. Л. Модзалевского «Из галлереи современников и знакомцев Пушкина» («Пушкин и Лажечников», в его книге «Пушкин», Л., 1929, стр. 97—122).
122
Этот эпизод Лажечников вспоминал и в письме к Пушкину от 13 декабря 1831 г. и позднее, в своей краткой автобиографии («Известия книжных магазинов М. О. Вольфа», 1899, № 9—10, стр. 183).
123
«Последний Новик, или Завоевание Лифляндии в царствование Петра Великого». Исторический роман в 4 томах. Все четыре тома его, вышедшие в 1831—1833 гг., сохранились в библиотеке Пушкина с надписью автора на 1-м томе: «Первому Поэту Русскому Александру Сергеевичу Пушкину с истинным уважением и совершенною преданностью подносит Сочинитель. 18 декабря 1831 Тверь» (Б. Л. Модзалевский, «Библиотека Пушкина», СПб., 1910, стр. 56). «Ледяной дом» вышел в свет в 1835 г. В библиотеке Пушкина этот роман не сохранился. Не сохранилось и ответное письмо Пушкина. Но в черновом письме к Лажечникову от первой половины апреля 1834 г. Пушкин писал: «Несколько раз проезжая через Тверь, я всегда желал [возобновить старое знакомство, но никогда не имел ещё] случая вам представиться и благодарить Вас во первых за то истинное наслаждение, которое доставили вы мне Вашим первым романом, а во вторых и за внимание которого вы меня удостоили». Повидимому Пушкин собирался писать рецензию на «Ледяной Дом». В его бумагах имеется оборванная запись: «На днях прочёл я новый роман Ложечникова…» («Рукою Пушкина», М., 1935, стр. 213).
124
Рукопись П. И. Рычкова «„Осада Оренбурга“ (Летопись Рычкова)» напечатана была Пушкиным в 3-м отделе 2-й части «Истории Пугачёвского бунта» («Сказания современников») и широко использована им в тексте и в примечаниях к его труду.
125
Заметьте, как Пушкин глубоко изучал русский язык: ни одно народное слово, которого он прежде не знал, не ускользало от его наблюдения и исследования.
126
Всё, что сказано мною о Глике, воспитаннице его, Паткуле, даже Бире и Рове, и многих других лицах моего романа, взято мною из Вебера, Манштейна, жизни графа А. Остермана на немецком 1743 года, Essai critique sur la Livonie par le comte Bray, Бергмана Denkmäler aus der Vorzeit, старинных немецких исторических словарей, открытых мною в библиотеке сенатора графа Ф. А. Остермана, драгоценных рукописей канцлера графа И. А. Остермана, которыми я имел случай пользоваться, и наконец из устных преданий мариенбургского пастора Рюля и многих других на самых местах, где происходили главные действия моего романа.
127
Прочтите «Семейную Хронику» (Аксакова) — эту живую картину нравов последних годов XVIII столетия — и особенно (что ближе к настоящему предмету моему) стр. 99. Это стоит жестокого обращения с Тредьяковским. А время этого происшествия поближе к нам!
128
Письмо Пушкина к Лажечникову от 3 ноября 1835 г. и ответное письмо Лажечникова от 22 ноября т. г. см. «Переписка Пушкина», т. III, стр. 249—256.
129
Последнее письмо Пушкина к Лажечникову датируется 1 мая 1836 г. В этот день Пушкин виделся в Твери с кн. Козловским, секундантом гр. В. А. Соллогуба, с которым должен был драться на дуэли (см. у Соллогуба, стр. 528 [См. середину III-й главы. — Прим. lenok555]).
130
Страстный библиофил, большой любитель литературы, библиограф, знаменитый острослов и «неизвестный сочинитель всем известных эпиграмм», Сергей Александрович Соболевский (1803—1870) сошёлся с Пушкиным ещё в 1818 г., в бытность свою, вместе с братом поэта, в Петербургском университетском пансионе, и на всю жизнь остался одним на самых ближайших друзей поэта.
Неисчерпаемый источник разного рода сведений и воспоминаний о Пушкине, на 33 года переживший своего гениального друга, Соболевский так и не собрался записать свои воспоминания.
Воспоминания Соболевского о Пушкине ограничились тем немногим, что собрано в настоящем издании, да несколькими устными рассказами, записанными с его слов П. И. Бартеневым и М. Н. Лонгиновым. Очерк «Таинственные приметы в жизни Пушкина» был напечатан в «Русск. Архиве» в самый год смерти автора (1870, стлб. 1377—1388). Очерк «Квартира Пушкина в Москве», написанный по случайному поводу в форме письма к М. П. Погодину, напечатан был этим последним в его газете «Русский» (1867, лл. 7—8, от 3 апреля, стр. 111—112), откуда перепечатан М. А Цявловским в «Книге воспоминаний о Пушкине» (М., 1931, стр. 283—284). [Возврат к примечанию[259]]
131
О предсказании касательно женитьбы мне ничего не помнится, хотя об нём упоминается в статье Льва Сергеевича. С. С.
132
Воспоминания А. А. Фукс «А. С. Пушкин в Казани» опубликованы в прибавлении к газете «Казанские Губ. Ведомости», 1844, № 2, стр. 18—24. Соболевский повторяет ошибку Л. С. Пушкина, будто А. Ф. Орлов звал Пушкина в военную службу.
133
Соболевским это стихотворение приведено с незначительными отклонениями от автографа.
134
Тот же рассказ Нащокина имеется в записях Бартенева, опубликованных М. А. Цявловским («Рассказы о Пушкине», М., 1925, стр. 40).
135
Ещё прежде опубликования воспоминаний Соболевского этот рассказ о несостоявшейся поездке Пушкина в Петербург перед восстанием декабристов был сообщён А. Мицкевичем в его «Pisma», IX, изд. 1860, стр. 293. Вслед за появлением статьи Соболевского весь рассказ этот без всяких оговорок перепечатан был М. П. Погодиным (в его книге «Простая речь о мудрёных вещах», 1873, стр. 178—179), а затем подтверждён и П. А. Вяземским (см. выше, стр. 357 [См. гл. I, ориентир: ссылка на прим. [376]. — Прим. lenok555]). Наконец, в несколько иной, но очень близкой редакции весь этот эпизод передан в воспоминаниях В. И. Даля (см. выше, стр. 510 [Ориентир: ссылка на прим. [517] и ниже. — Прим. lenok555]). Однако единственным свидетельским показанием об этом эпизоде является рассказ М. И. Осиповой, 1866 г. (стр. 303—304 [Ориентир: ссылка на прим. [271] и ниже. — Прим. lenok555]).
Анализ всех этих рассказов свидетельствует в пользу наибольшей достоверности версии Осиповой о том, что Пушкин выехал в Петербург, услышав о восстании декабристов и не зная, что оно в тот же день было подавлено. Зловещие приметы, побудившие Пушкина вернуться, конечно, только цензурная версия. [Возврат к примечаниям [247], [272], [376]]
136
Рассказ В. А. Соллогуба см. выше, стр. 536 [Ориентир: ссылка на прим. [534] и ниже. — Прим. lenok555].
137
В 1818—1821 гг. Соболевский учился в Петербургском благородном пансионе при Главном педагогическом институте, где товарищами его были Лев Пушкин, М. И. Глинка, Нащокин, С. Д. Полторацкий, Н. А. Маркевич, Н. А. Мельгунов и др., а русский язык и словесность преподавал В. К. Кюхельбекер.
138
Пушкин остановился у Соболевского по приезде своём из Михайловского в Москву 19 декабря 1826 г. и прожил у него до отъезда в Петербург в ночь на 20 мая 1827 г. Дом этот на Собачьей площадке (ныне № 12/2) впоследствии капитально перестроен и утратил внешний и внутренний облик пушкинских времён.
139
Соболевский имеет в виду листок с «Пророком», который, по свидетельству А. В. Веневитинова («Русск. Старина», 1880, № 3, стр. 673—675), С. П. Шевырёва (см. стр. 462) и других современников, Пушкин взял с собой, будучи в 1826 г. вызван из Михайловского в Москву, с тем, чтобы вручить его царю в случае неблагоприятного окончания аудиенции. Согласно наиболее распространённой версии, Пушкин выронил этот листок во дворце на лестнице и сам же нашёл и подобрал его, выходя из дворца. «Этот рассказ, ходивший тогда в кружке знакомых Пушкина, — сообщает П. А. Ефремов, — повторял впоследствии и близкий приятель Пушкина С. А. Соболевский, но повторял с некоторыми только вариантами. По его словам, потеря листка со стихами сделана; листок отыскался не во дворце, а в собственной квартире Соболевского, куда Пушкин приехал из дворца; самый листок заключал „Пророка“ с первоначальным, впоследствии изменённым, текстом последней строфы:
(«Русск. Старина», 1880, № 1, стр. 133). П. В. Нащокин рассказывал П. И. Бартеневу, что Пушкин сжёг «Пророка» ещё в Михайловском, встревоженный вызовом из ссылки и не ожидая от этого «ничего благоприятного», на что Соболевский возразил: «Пророк приехал в Москву в бумажнике Пушкина» («Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым». Вступительная статья и примечания М. А. Цявловского, М., 1925, стр. 34). [Возврат к примечанию[466]]
140
Поэт и публицист Фёдор Николаевич Глинка (1786—1880), выдающийся член правого крыла Союза Благоденствия, в 1819—1822 гг. состоял для особых поручений при петербургском военном генерал-губернаторе гр. М. А. Милорадовиче. Будучи благодаря этому в курсе всех правительственных мероприятий, Глинка имел возможность широко информировать о них своих сочленов по тайному обществу. Таким образом он одним из первых узнал и о грозе, собравшейся над головой Пушкина, и принял в его судьбе энергичное участие. Невысоко ставя Глинку-поэта (не раз высмеянного им в эпиграммах), Пушкин глубоко уважал его как человека. Когда в 1820 г., уже после высылки Пушкина, Глинка не побоялся напечатать (в «Сыне Отечества») стихи, посвящённые восторженной характеристике опального поэта, Пушкин ответил ему посланием («Когда средь оргий жизни шумной»), которое переслал в письме к брату, пояснив: «Покажи их Глинке, обними его за меня и скажи ему, что он всё таки почтеннейший человек здешнего мира». В петербургский период своей жизни Пушкин находился под несомненным политическим влиянием Глинки. Воспоминания Ф. Н. Глинки напечатаны в «Русск. Архиве», 1666, стр. 918—922.
141
«Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то по крайней мере облако, и громоносное, — писал H. М. Карамзин 19 апреля 1820 г. И. И. Дмитриеву. — Служа под знамёнами либералистов, он написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей и проч., и проч. Это узнала полиция etc. Опасаются следствий. Хотя я уже давно, истощив все способы образумить эту беспутную голову, предал несчастного Року и Немезиде, однакож, из жалости к таланту замолвил слово, взяв с него обещание уняться. Не знаю, что будет» (Письма H. М. Карамзина И. И. Дмитриеву, СПб., 1886, стр. 287).
В своих хлопотах за Пушкина Карамзин был далеко не одинок. Горячее участие в нём приняли и Чаадаев, и Энгельгард, и Жуковский, и Гнедич, и А. Тургенев, сообщавший 21 апреля 1820 г. Вяземскому, что Пушкин едва не попался в беду, «из которой спасён моим добрым гением и добрыми приятелями» (О. А., II, стр. 35). Именно влиятельное заступничество друзей, как это явствует из официальной записки на имя генерала Инзова, представленной 2 мая 1820 г. гр. И. А. Каподистрией Александру I («Русск. Старина», 1887, № 1, стр. 239—240), спасло Пушкина от грозившего ему заточения в крепость или ссылки в Сибирь. Преследования Пушкина закончились всего лишь высылкой его из Петербурга, облечённой притом ещё в форму служебного перевода: числившийся чиновником коллегии иностранных дел, Пушкин переведён был в Екатеринослав, в распоряжение главного попечителя колонистов южной России генерала И. И. Инзова [Опечатка: «И. Н. Инзова». — Прим. lenok555]. Самая высылка Пушкина мыслилась, к тому же, и не долговременной. Карамзин рассчитывал, что она продлится менее полугода («С. Н.», кн. I, стр. 101).
Милорадович действительно принял близкое участие в судьбе Пушкина, и поддержка его сыграла, повидимому, значительную роль при решении участи поэта.
142
Автор воспоминаний — штаб-лекарь Евстафий Петрович Рудыковский (1784—1851), сопровождавший семью Раевских в их путешествии на Кавказ и в Крым. Он должен очень восторженно встретить Пушкина, ибо сам занимался стихотворством. Должно быть, к нему относится эпиграмма Пушкина, написанная как раз во время путешествия на Кавказ:
Воспоминания Е. П. Рудыковского напечатаны в «Русск. Вестнике», 1841, № 1.
143
Приехав в середине мая 1820 г. в Екатеринослав, Пушкин недели через две, в конце мая, выехал на Кавказ с семейством H. Н. Раевского. 24 октября 1820 г. он писал брату: «Приехав в Екатеринославль, я соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновенью. Генерал Раевский, который ехал на Кавказ с сыном и двумя дочерьми, нашёл меня в жидовской хате, в бреду, без лекаря, за кружкою оледенелого лимонада. Сын его… предложил мне путешествие к Кавказским водам; лекарь, который с ним ехал, обещал меня в дороге не уморить; Инзов благословил меня на щастливый путь».
Поездка эта оставила в Пушкине восторженные воспоминания. «Мой друг, щастливейшие минуты жизни моей провёл я посреди семейства почтенного Раевского» — вспоминал он в том же письме к брату. В первых числах июня они прибыли на Кавказские минеральные воды, где оставались два месяца. Август провели в Тамани, Керчи и Феодосии. С конца августа до середины сентября — в Гурзуфе. 21 сентября Пушкин приехал в Кишинёв.
144
Кишинёвский друг Пушкина, Владимир Петрович Горчаков (1800—1867), состоял с конца 1820 г. дивизионным квартирмейстером при штабе 16-й пехотной дивизии, а с мая 1822 г. — при топографической съёмке Бессарабской области. Имя его не часто встречается на страницах литературного эпистолярного наследия Пушкина, но и немногие обращения к нему поэта свидетельствуют о том, что Горчаков обладал недюжинным умом и литературным вкусом, с которым считался Пушкин.
Хотя Горчаков несколько раз выступал на литературном поприще, но он ни в какой мере не был литератором. Полное отсутствие литературных навыков сказалось и на его мемуарах, чрезвычайно перегруженных незначительными подробностями, пространными описаниями событий, не имеющих отношения к Пушкину и вообще не представляющих интереса, длинными автобиографическими экскурсами. В настоящем издании воспоминания печатаются с довольно значительными сокращениями, обозначенными в тексте многоточиями, заключёнными в квадратные скобки.
Помимо печатаемых воспоминаний Горчакова, много его устных рассказов о Пушкине использовано было П. И. Бартеневым в статье «Пушкин в южной России» и напечатано в «Русск. Архиве» по записям Бартенева.
«Выдержки из дневника об А. С. Пушкине» напечатаны были автором в журнале «Москвитянин», 1850, № 2, январь, кн. II, стр. 146—182, № 3, февраль, кн. I, стр. 233—264, № 7, апрель, кн. I, стр. 169—198. Появление их встречено было очень сочувственным отзывом «Современника», перепечатавшего обширные извлечения из «Дневника» (т. XX, отд. VI). Через несколько лет Горчаков выступил ещё со второй статьёй «Воспоминания о Пушкине», напечатанной в «Моск. Ведомостях». 1858, № 19. Оба эти очерка были перепечатаны в «Книге воспоминаний о Пушкине» М. А. Цявловского (М., 1931, стр. 52—253), с примечаниями П. С. Шереметева, к сожалению, ограничившегося почти исключительно персональными справками. За отсутствием подлинников, воспоминания Горчакова печатаются по текстам первых публикаций.
145
«Чёрная шаль» написана Пушкиным вскоре по приезде в Кишинёв, 14 ноября 1820 г., и сразу же завоевала широкую популярность в кишинёвском обществе. Источником «Чёрной шали» послужила румынская песня, ещё в начале XX в. распевавшаяся в Бессарабии.
146
При первом появлении Пушкин назвал это стихотворение Молдавской песнею. Начиналась она прямо рассказом: «Когда легковерен и молод я был», и проч. В. Г.
147
Генерал-майор Михаил Фёдорович Орлов, племянник Екатерининского фаворита, — выдающийся участник русско-французских войн, потом активный член тайных обществ. Общественно-политическая деятельность Орлова особенно развернулась после перевода его на юг, сперва начальником штаба 4-го пехотного корпуса (в Киеве), затем командиром 16-й пехотной дивизии (в Кишинёве). В Кишинёве он возглавил бессарабскую ячейку Союза Благоденствия, открыл солдатскую школу взаимного обучения, в которой его товарищи по тайному обществу, Охотников и Раевский, развернули революционную пропаганду среди солдат, повёл энергичную борьбу с телесными наказаниями. Формально в 1821 г. выйдя из Общества, Орлов фактически до самого конца оставался в курсе подпольной работы северных и южных заговорщиков. Арест В. Ф. Раевского в 1822 г. навлёк и на Орлова подозрения в политической неблагонадёжности, и он был отрешён от командования дивизией.
Пушкин, знавший Орлова ещё по «Арзамасу», особенно сблизился с ним в Кишинёве. Постоянный гость кишинёвского салона Орловых, он принимал там горячее участие в политических спорах, критикуя в это время буржуазный либерализм Орлова с точки зрения анархических идеалов Руссо и тезисов о «вечном мире» аббата Сен-Пьера.
148
Об Ипсиланти и греческом восстании см. стр. 159—160 [ориентир: от ссылки на прим. 75[162] и далее. — Прим. lenok555], прим. 77[164].
149
Адресат этих стихов Мария Егоровна Эйхфельдт, жена статского советника, обер-берггауптмана И. И. Эйхфельдта (о них см. выше, у И. П. Липранди, стр. 193—194 [См. отрывок на 3 абзаца выше ссылки на прим. 98[190]. — Прим. lenok555]), была в связи с H. С. Алексеевым, одним из ближайших кишинёвских друзей Пушкина. Стихи эти, известные только по записи Горчакова, дошли до нас не целиком. В кишинёвском обществе М. Е. Эйхфельдт за её южную внешность звали «еврейкой». Должно быть, её имел в виду Пушкин в начальных стихах «Гавриилиады» («Зачем же ты, еврейка, улыбнулась…») и в черновике послания к Алексееву: «Люби, ласкай свои желания, Надежде и еврейке верь». Зоя — некрасивая племянница Эйхфельдт.
150
Парале — самая мелкая монета Молдавии. В. Г.
151
Алеко — Александр, Тодораки — Фёдор, Костаки — Константин. В. Г.
152
Г. С[тама]ти, действительно, перевёл Федру на молдавский язык; но сохраняя должное уважение к его личным достоинствам и образованию, нельзя было не согласиться, что выходили странные звуки; а между тем С[тама]ти слыл стихотворцем. Где-то он и что с ним? В. Г.
153
В наместнике Пушкин имел благодушного и внимательного начальника. Просвещённый ум и прекрасное сердце Ивана Никитича Инзова не могли быть не отрадны в положении Пушкина. В. Г.
154
В издании стихотворений Пушкина 26 года помещено послание к NN, написанное в 19 году, где Пушкин говорит:
В собрании сочинений Пушкина, изд. 41-го года, т. XI, стр. 200 и 201, мы читаем: «Болезнь остановила на время образ жизни, избранный мною. Я занемог гнилою горячкою. Лейтон за меня не отвечал. Семья моя была в отчаянии; но через шесть недель я выздоровел. Сия болезнь оставила во мне впечатление приятное. Друзья навещали меня довольно часто; их разговоры сокращали скучные вечера. Чувство выздоровления одно из самых сладостных».
«Помню нетерпение, с которым ожидал я весны — хоть это время года обыкновенно наводит тоску и даже вредит моему здоровью. Но душный воздух и закрытые окна мне так надоели во время болезни моей, что весна являлась моему воображению во всей поэтической своей прелести. Это было в феврале 1821-го года. Первые восемь томов Русской Истории Карамзина вышли в свет. Я прочёл их в своей постеле с жадностью и со вниманием».
Всё то могло быть в 19-м или в феврале 20-го года, но никак не 21-го: с половины 20-го года Пушкин был в Полуденной России, а не в Петербурге; восемь томов «Р. И.» Карамзина вышли прежде 21-го года. В. Г.
155
«Кавказский пленник» начат в 1820 г. в Гурзуфе (к этому времени относятся первые наброски-планы поэмы) и закончен в Каменке в феврале 1821 г. «Бахчисарайский фонтан» задуман Пушкиным, повидимому, не ранее 1821 г.
156
В письме к Н. И. Гречу, 21 сентября 1821 г., жалуясь на то, что в послании «Чаадаеву» цензура не пропустила слово «вольнолюбивый», Пушкин писал: «Оно прямо русское, и верно почтенный А. С. Шишков даст ему право гражданства в своём словаре, вместе с шаротыком и топталищем». И то и другое — намёк на совершенно неудачные попытки Шишкова заменить многие иностранные слова, укоренившиеся в русском языке, русскими словами, часто собственного изобретения, что принадлежало к числу наиболее ярких проявлений его литературного архаизма.
157
Здесь очевидная хронологическая ошибка: в декабре 1820 г. Горчаков не мог встретиться у Орлова с Пушкиным, ибо с середины ноября 1820 г. по первые числа марта 1821 г. Пушкин гостил у Давыдовых, в имении Каменка, Киевской губ.
Сравнение «Руслана и Людмилы» с известной поэмой И. Ф. Богдановича — «Душенькой» имело свои основания. Эта весёлая, местами фривольная сказка на мифологический сюжет, заключавшая в себе первые образцы «салонного стиля», являлась, в известной мере, родоначальницей всех сказочных поэм конца XVIII и начала XIX в.
158
См. Вестник Европы 1821 года. Это послание было написано, кажется, по поводу спора о Карамзине, а не о Пушкине, и напечатано сначала в Сыне Отечества, а перепечатано в Вестнике Европы, с примечанием Каченовского. М. П[огодин].
159
Вокруг «Руслана и Людмилы» возгорелись ожесточённые бои между молодыми романтиками, восторженно приветствовавшими поэму Пушкина за её «народность» и «национальность», и классиками, которых ужасали те же свойства поэмы и особенно её демократизм, её «низкий» язык, «мужицкие рифмы», «неприличные слова и сравнения», «выражения, которые оскорбляют хороший вкус» и т. д. Застрельщиком в этой кампании против «Руслана и Людмилы» явился редактор «Вестника Европы», М. Т. Каченовский, выступивший под именем «жителя Бутырской слободы» и сравнивавший поэму Пушкина с «мужиком», который в армяке и в лаптях «втёрся в московское благородное собрание» и закричал зычным голосом: «Здорово, ребята!». «Послание к М. Т. Каченовскому» Вяземского, тогда же напечатанное с именем автора в «Сыне Отечества» (1821, ч. 67, № 2, стр. 76—81; см; также Соч. Вяземского, т. III, стр. 219—229), клеймило Каченовского за выпады его против Пушкина и Карамзина.
160
Впоследствии правитель Греции. В. Г.
161
22 февраля 1821 г. кн. А. К. Ипсиланти во главе небольшого кавалерийского отряда выступил из Кишинёва, переправился через Прут, служивший границей Бессарабии и турецкой Молдавии, и в Яссах обнародовал прокламацию о начале восстания против турецкого ига.
162
Майор В. Ф. Раевский был одним из ближайших сподвижников М. Ф. Орлова на поприще революционной пропаганды в войсках, деятельнейшим членом кишинёвской ячейки тайного общества и руководителем ланкастерской школы, служившей средством для широкой пропагандистской работы в солдатских массах. Резкость политических суждений Раевского привлекла настороженное внимание Пушкина. Сближали их и общие литературные интересы: Раевский был поэтом и принадлежал к числу литературных единомышленников Катенина и Грибоедова. Пушкин, всегда чутко реагировавший на суждения из враждебного литературного лагеря, с большим вниманием прислушивался к критическим высказываниям Раевского, влиянию которого он, повидимому, был обязан проявлением у него уже в кишинёвскую пору интереса к национально-историческим сюжетам. [Возврат к примечанию[196]]
163
О материальном положении Пушкина в Кишинёве даёт ясное представление сообщение И. Н. Инзова в письме к гр. Каподистрия от 28 апреля 1821 г.: «В бытность его в столице, он пользовался от казны 700 рублями на год; но теперь, не получая сего содержания и не имея пособий от родителя, при всём возможном от меня вспомоществовании терпит, однакож, иногда некоторый недостаток в приличном одеянии» («Русск. Старина», 1887, т. III, стр. 243). Ср. у Вяземского, стр. 397.
164
Вопрос об отношении Пушкина к греческому восстанию исследован в новейшей работе Н. Г. Свирина «Пушкин и греческое восстание» («Знамя», 1933, № 11). Автор вскрыл классовые и национальные противоречия двух составных частей повстанческого движения — буржуазной революции, возглавлявшейся Ипсиланти, и национально-освободительного движения румынского трудового народа, возглавлявшегося солдатом Владимиреско. Эта внутренняя борьба, раздиравшая повстанческое движение, и предопределила его крушение.
Пушкин, неясно представлявший себе конечную цель греческой революции и проглядевший эти социальные противоречия, восторженно приветствовал начало восстания, присоединяя свой голос к общему голосу оппозиционного дворянства и прежде всего будущих декабристов. Восторженное отношение к греческой революции складывалось под влиянием мотивов государственно-националистического характера. Но, вместе с тем, в представлении декабристов это была такая же революция против старого порядка, как испанская или итальянская, и она укрепляла надежды на возможность близкого переворота и в России.
Кишинёвские дневниковые записи Пушкина и письма его этой поры свидетельствуют о горячем сочувствии его греческому восстанию, опровергая утверждения Гончарова [Точнее, Горчакова. — Прим. lenok555] о равнодушии Пушкина к этим событиям. [Возврат к примечаниям [148], [189], [208]]
165
Автор имеет в виду смерть Наполеона 5 мая 1821 г.
166
Настоящая статья В. П. Горчакова, содержащая ряд интересных бытовых подробностей о кишинёвской жизни Пушкина, написана в опровержение клеветнических и ложных «воспоминаний» о Пушкине К. И. Прункула (в «Общезанимательном Вестнике», 1837, № 11), жившего в Кишинёве одновременно с поэтом. (Уничтожающий отзыв об этих псевдо-воспоминаниях см. у Липранди). После разоблачении Горчакова и Липранди сам Прункул ограничивался тем, что «на расспросы его о Пушкине всегда повторял: „Э, мальчуган, мальчуган!“ и больше ничего не хотел рассказывать» («Истор. Вестник», 1883, № 5, стр. 384).
167
Передавайте дальше. Посмотрим, сударыни.
168
Известное молдавское вино.
169
Т. е. дай трубки и варенья.
170
Мититика — молдавский танец, сопровождаемый большею частью пением. В. Г.
171
Этот собственно сербский танец употребляется и у молдаван. В. Г.
172
Автограф этого стихотворения неизвестен, и оно сохранилось только в записи Горчакова. Дом, в котором жил Пушкин в Кишинёве, стоял почти на пустыре, и до ворот в снежную зиму не легко было добраться.
173
Опровержение этого рассказа о поведении Пушкина в гостях у Орлова см. у Липранди, стр. 209 [См. отрывок после ссылки на прим. 108[206]. — Прим. lenok555].
174
В период своих сношений с Пушкиным Александр Фомич Вельтман (1800—1870), будущий романист и археолог, был ещё только скромным офицером Генерального штаба, незадолго перед тем окончившим известное Муравьёвское училище колонновожатых и служившим, как и В. П. Горчаков, при военно-топографической съёмке Бессарабской области. Только десять лет спустя, выйдя в 1831 г. в отставку, Вельтман посвятил себя литературной деятельности. Но уже и тогда, в Кишинёве, своим умом, наблюдательностью и образованием он выделялся из среды (вообще сравнительно высоко развитой) офицеров Генерального штаба. Вельтман, повидимому, не предназначал свои воспоминания для печати, и рукопись их только уже после смерти автора, в составе всего его рукописного наследия, поступила в б. Румянцевский музей (ныне Всесоюзная библиотека им. В. И. Ленина). Впервые в кратких извлечениях и в пересказе она была использована в статье Е. С. Некрасовой «Из воспоминаний Вельтмана о времени пребывания Пушкина в Кишинёве» («Вестник Европы», 1881, № 3, стр. 217—234), а затем воспоминания полностью напечатаны в книге Л. Н. Майкова «Пушкин. Библиографические материалы и историко-литературные опыты» (СПБ., 1899), с подробными биографическими данными об авторе и пояснениями издателя.
В настоящем издании мы сочли возможным и даже целесообразным опустить вводную часть воспоминаний Вельтмана, посвящённую собственно описанию Бессарабии.
175
Пушкин приехал в Кишинёв 21 сентября 1820 г., то есть почти за полгода до начала греческого восстания. Битва под Скулянами произошла 29 июня 1821 г. Стихотворение же «Война» датировано самим Пушкиным 29 ноября 1821 г. и вызвано упорно циркулировавшими слухами о предстоящем объявлении войны Турции. Незадолго перед тем, 21 августа, Пушкин в письме к С. И. Тургеневу, вспоминая о своей просьбе — хлопотать о возвращении его из ссылки, добавлял: «Но если есть надежда на войну, ради Христа, оставьте меня в Бессарабии». К. Н. Батюшков никогда в Кишинёве не был. [Возврат к примечанию[189]]
176
Рукописный сборник сочинений Пушкина, принадлежавший H. С. Алексееву, неизвестен, но это сообщение вполне вероятно ввиду тесной близости их отношений. Алексееву посвятил Пушкин свою «Гавриилиаду», и, конечно, её имел в виду Вельтман, упоминая о неподлежавших напечатанию сочинениях Пушкина. По свидетельству С. Д. Комовского, Алексеев сообщил ему отрывок из «Гавриилиады»: «Вы помните ль то розовое поле…» (Я. К. Грот, «Пушкин, его лицейские наставники и друзья». СПб., 1899, стр. 280).
177
Более подробную характеристику Ильи Ларина Вельтман дал в своём романе «Приключения, почерпнутые из моря житейского. Счастье-несчастье» (в двух частях, М., 1863), в котором Ларин играет значительную роль. Ещё прежде Вельтман напечатал специальный очерк «Илья Ларин» («Моск. Городской Листок», 1847, № 8), где, между прочим, вспоминает свою встречу с Лариным в 1840-х гг. и пересказывает его воспоминания о Пушкине.
178
Поэма «Братья-разбойники» сохранилась только в отрывке. Об источниках её Пушкин 11 ноября 1823 г. писал Вяземскому: «Истинное происшествие подало мне повод написать этот отрывок. В 820 г. в бытность мою в Екатеринославе, два разбойника, закованные вместе, переплыли через Днепр и спаслись. Их отдых на островке, потопление одного из стражей мною не выдуманы. Некоторые стихи напоминают перевод Шил[ьонского] Узн[ика]. Это нещастие для меня. Я с Жуковским сошёлся нечаянно, отрывок мой написан в конце 821 года».
179
«Он важен, важен, очень важен…» — стихи А. Ф. Вельтмана; см. «Странник», ч. 2, стр. 73.
180
Молдавская сказка А. Ф. Вельтмана «Янко чабан» осталась ненапечатанной, но два отрывка из неё — описание бури и описание рассвета — вошли в его «Странника» (ч. 1, стр. 96 и 98).
181
Первая часть повести Вельтмана «Странник» напечатана в 1831 г., а в следующем году появились вторая и третья части. Последняя сохранилась в библиотеке Пушкина с надписью «Александру Сергеевичу Пушкину Вельтман» («П. С.». IX—X, стр. 22). 26 мая 1831 г. в «Литературной Газете» (№ 30) появился крайне неблагоприятный для Вельтмана разбор первых двух его повестей: «Беглец» и «Странник». 1 июня Пушкин писал П. В. Нащокину: «Я сейчас увидел в Лит. Газ. разбор Вельтмана, очень не благосклонный и несправедливый. Чтоб не подумал он, что я тут как-нибудь вмешался. Дело в том, что и я виноват: поленился исполнить обещанное, не написал сам разбора; но и некогда было».
182
Иван Дмитриевич Якушкин (1793—1857), один из основоположников заговора декабристов и деятельнейший член Союза Благоденствия, оставил интереснейшие записки, являющиеся чрезвычайно важным источником для истории первых тайных обществ. Сношения его с Пушкиным ограничились в основном встречей в Каменке в 1820 г., которую он и описал подробно в своих «Записках», понимая значительность этого эпизода в жизни Пушкина (отрывок этот печатается по изданию его «Записок» 1925 г.).
В середине ноября 1820 г. Пушкин отправился в Каменку, где пробыл до первых чисел марта 1821 г. Чигиринское поместье Давыдовых-Раевских — Каменка в начале 1820-х гг. представляла собой один из боевых штабов южного тайного общества. Пушкин попал на совещание заговорщиков, съехавшихся в Каменке по пути на Московский съезд членов Союза Благоденствия, принявшего решение о переходе к строительству строго законспирированных ячеек и об организации пропаганды в войсках. Очевидно, вопросы реорганизации тайного общества должны были дебатироваться в Каменке в среде заговорщиков, как не могли они обойти молчанием и западноевропейские революционные события, произведшие сильнейшее впечатление на будущих декабристов. Там же Пушкин, повидимому, услышал о восстании (16—17 октября 1820 г.) лейб-гвардии Семёновского полка, «дружины старых усачей», и это событие тоже должно было произвести сильнейшее впечатление в Каменке, ибо оно вообще сыграло огромную роль в оформлении мировоззрения будущих декабристов, поставив их лицом к лицу с фактом развития массового движения.
Эта напряжённая политическая атмосфера определяет и рамки политических дискуссий в Каменке, о которых Пушкин вспоминал в неоконченном послании к В. Л. Давыдову. (Ср. в письме Пушкина к Н. И. Гнедичу от 4 декабря 1820 г.).
183
Революционные стихи Пушкина сыграли огромную организационную и агитационную роль в движении декабристов. Во время следствия по делу декабристов В. А. Жуковский упрекал Пушкина: «В бумагах каждого из действующих лиц находятся стихи твои». Декабрист М. П. Бестужев-Рюмин показывал на следствии: «Рукописных экземпляров вольнодумных сочинений Пушкина и прочих столько по полкам, что это нас самих удивляло». О том же вспоминал впоследствии декабрист Д. И. Завалишин: «Можно наверное сказать, что по крайней мере >9/>10, если не >99/>100 тогдашней молодёжи первые понятия о… крайних революционных мерах получили из его стихов… В наше время едва ли был какой взрослый воспитанник, который не списывал и не выучивал наизусть этих стихотворений» (С. Я. Гессен, «Пушкин в Каменке». «Лит. Современник», 1935, № 1, стр. 198).
184
Воздерживаясь от принятия Пушкина в тайное общество, каменские заговорщики должны были руководствоваться требованиями конспирации. Принятие в Общество ссыльного и поднадзорного Пушкина явилось бы грубейшим нарушением конспиративных требований.
185
Автор дневника, прапорщик Фёдор Николаевич Лугинин, подобно Горчакову и Вельтману, окончил московскую школу колонновожатых и весною 1822 г. был командирован на военно-топографическую съёмку Бессарабии. С 15 мая по 19 июня он пробыл в Кишинёве и там познакомился с Пушкиным.
Отрывки из его дневника впервые были опубликованы в «Лит. Наследстве», № 16—18, стр. 666—678. В настоящем издании мы перепечатываем выдержки из дневника, непосредственно относящиеся к Пушкину и заключающие ряд любопытных подробностей о кишинёвской жизни поэта. Самым ценным местом дневника является рассказ о высылке Пушкина из Петербурга и столкновении с Ф. И. Толстым, записанный Лугининым со слов самого неожиданно разоткровенничавшегося поэта.
186
Встреча Ф. Н. Лугинина с Пушкиным в «митрополии» (то есть архиерейском доме), посещение воскресных церковных служб в которой было обязательным как для чиновников, так и для офицеров, — служит реальным комментарием к сообщению П. И. Бартенева, слышавшего от «кишинёвских приятелей» Пушкина, будто ему принадлежали «какие-то шуточные стихи», начинавшиеся так:
(«Русск. Архив», 1866, стлб. 1129).
187
По возвращении в Москву поэт первым делом послал Толстому вызов на дуэль, предотвращённую их общими приятелями. (Подробно об отношении Пушкина и Ф. И. Толстого см. С. Л. Толстой, «Фёдор Толстой-Американец», М., 1925.)
188
Заслуженный участник русско-французских войн и затем начальник русской военной и политической полиции во Франции, бреттёр и дуэлист, деятельный член кишинёвской ячейки тайного общества и близкий друг Пушкина, военный историк и библиофил, впоследствии стяжавший позорную славу как один из первых русских политических провокаторов, предатель петрашевцев и вдохновитель гонения раскольников, — таковы основные черты биографии Ивана Петровича Липранди (1790—1880). Пушкин хорошо запомнил этого своего загадочного кишинёвского приятеля, послужившего ему прототипом героя «Выстрела» и соединявшего, по его выражению, «учёность отличную с отличным достоинством человека». «Он мне добрый приятель, — писал Пушкин из Кишинёва Вяземскому, — и (верная порука за честь и ум) нелюбим нашим правительством и в свою очередь не любит его» (письмо от 2 января 1822 г.).
Быть может Пушкин и ошибался. Есть основания подозревать, что уже в бытность свою в Кишинёве Липранди занимался политическим шпионажем (см. П. Е. Щёголев, «Декабристы», Л. 1926, стр. 25—26). Арестованный 17 января 1826 г. по делу декабристов, он уже 19 февраля освобождён был с аттестатом, а в своих воспоминаниях совершенно умолчал о своей заговорщицкой деятельности, притворившись даже не понявшим тайных причин ареста В. Ф. Раевского и преследования М. Ф. Орлова, принадлежавших к той же кишинёвской ячейке.
Но если Липранди утаил свои воспоминания заговорщика, то для истории кишинёвской и отчасти одесской жизни Пушкина воспоминания его служат первостепенным и едва ли не основным источником. (Подробно см. во вступительной статье, стр. 22—23).
Воспоминания Липранди написаны им в 1866 г. в форме возражений и замечаний на статью П. И. Бартенева «Пушкин в южной России» и напечатаны следом за этой статьёй в «Русском Архиве», 1866, стлб. 1213—1283, 1393—1491. В тексте воспоминаний, за отсутствием рукописи печатающихся по публикации «Русск. Архива», мы сочли возможным сделать некоторые сокращения за счёт пропуска пространных цитаций оспариваемых автором утверждений Бартенева, ненужных и не идущих к делу подробностей, портретов кишинёвских жителей, не связанных с Пушкиным, и т. п. (пропуски обозначены многоточиями, заключёнными в квадратные скобки). Кроме того, восстановлены два цензурных пропуска, впервые опубликованые М. А. Цявловским в «Летописи Литературного Музея», т. I, 1936.
189
Водоразделом между двумя периодами кишинёвской жизни Пушкина явилось греческое восстание (о нём см. выше, стр. 583[164]—584[175]), естественно, изменившее состав кишинёвского населения.
190
В примечании к своей статье П. И. Бартенев указывал, что при описании кишинёвской жизни Пушкина он использовал опубликованные воспоминания и устные рассказы В. П. Горчакова, сообщившего ему «разные подробности, которые были необходимы для понимания прошедшей обстановки». Действительно, в своей работе Бартенев широко использовал свидетельские показания Горчакова, чем и объясняется то, что полемическое жало Липранди неоднократно, минуя автора статьи, целит в инспирировавшего его мемуариста.
191
В это время приезжал из Баварии армянин Агуб, женатый на младшей сестре жены Лазарева, дочери Манук-бея. Агуб был гоф-ратом в Баварии; Х[удобашев] очень тщеславился его знакомством и, говоря о нём по французски, называл его «conseiller de cour de Bavars». Пушкину достаточно было, чтобы всегда начинать в обществе с Х[удобашевым] разговор об Агубе и утверждать, что русский не иначе должен говорить, потому что королевство это по русски называется не Бавиерия, а Бавария, и утвердил это мнение в Х[удобашев]е.
192
Липранди имеет в виду известное четверостишие («Отчего, скажи мне, Вигель…»), намекающее на противоестественный порок Вигеля, который Пушкин подразумевает и в последних стихах шуточного послания к нему 1823 г. и о котором 7 января 1834 г. записывал в своём дневнике: «Вчера был он [Вигель] у меня — я люблю его разговор — он занимателен и делен, но всегда кончается толками о мужеложестве».
193
Однажды с кем-то из них в разговоре упомянуто было о каком-то сочинении. Пушкин просил достать ему. Тот с удивлением спросил его: «Как! вы поэт и не знаете об этой книге!?» Пушкину показалось это обидно, и он хотел вызвать возразившего на дуэль. Решено было так: когда книга была ему доставлена, то он, при записке, возвратил оную, сказав, что эту он знает и пр. После сего мы и условились: если что нужно будет, а у меня того не окажется, то я доставать буду на своё имя.
194
К счастью, Охотников умер и избег участи, ожидавшей его по происшествию 14-го декабря. Я, который был с ним ближе всех в продолжение почти двух лет, не мог заметить и тени того, в чём его после обвиняли печатно.>100
>100 К. А. Охотников был адъютантом и ближайшим сподвижником М. Ф. Орлова по революционной работе, ещё с 1818 г. занимая видное место в Союзе Благоденствия, В. Ф. Раевский на следствии восторженно отзывался о его «самоотвержении для общей пользы, строгой жизни и числом добродетели без личных видов».
195
Это иногда доходило до смешного, так например одни раз как-то Пушкин ошибся и указал местность в одном из Европейских государств не так. Раевский кликнул своего человека и приказал ему показать, на висевшей по стене карте, пункт, о котором шла речь; человек тотчас исполнил. Пушкин смеялся белое других, но на другой день взял «Мальтебрюна». Не могу утверждать, но мне кажется В. П. Горчаков был свидетелем говоримому.
196
О влиянии В. Ф. Раевского на Пушкина см. выше, у В. П. Горчакова, стр. 158 [два абзаца до ссылки на прим. 75[162]] и в примечании стр. 583[162].
197
Д. Н. Бологовской был непосредственным участником убийства Павла I.
198
Липранди имеет в виду известную дневниковую записи Пушкина от 9 мая 1821 г.: «Утро провёл я с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова. Mon coeur est matérialiste, говорит он, mais ma raison s'y refuse [Сердцем я материалист, но разум мой этому противится]. Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю». Пестель был в Кишинёве проездом, будучи в марте 1821 г. командирован в Скуляны, на границу Валахии, для собирания сведений о греческом восстании. Он видался с Пушкиным у М. Ф. Орлова, а 26 мая, вместе с H. С. Алексеевым и П. С. Пущиным, был у Пушкина в день его рождения. Однако можно поверять Липранди в том, что личного сближения между ними не произошло. Пушкин недоверчиво отнёсся к Пестелю, что сказалось в позднейшей, от 24 ноября 1833 г., дневниковой записи его разговора с бывшим молдавским господарем Суццо: «Он напомнил мне, что в 1821 году был я у него в Кишинёве вместе с Пестелем. Я рассказал ему, каким образом Пестель обманул его и предал Этерию — представляя её императору Александру отраслию карбонаризма». Это подозрение Пушкина, будто Пестель стремился своим донесением лишить греков поддержки Александра I, было неосновательно.
199
Так например, не помню, по какому случаю обедал у Михаила Фёдоровича Инзов; но помню, что никакого торжественного дня не было. За столом было человек двадцать; из них один Пушкин был не военный. Пред концом обеда, хозяин предложил выпить за здоровье Ивана Никитича и, окинув глазами присутствовавших, сказал ему, что довольно замечательно, что после семи лет как война кончилась из находившихся за столом три четверти Георгиевских кавалеров. У Инзова одного был этот знак на шее, а потому приказано было налить ещё по бокалу, чтобы ещё выпить за его здоровье. Речь пошла: как и где каждый получил этот крест и какое он имеет значение. Вдруг Пушкин, обратясь к Орлову и указывая на меня и на есаула, сказал, что наши Георгиевские (я не имел ещё 4-й степени, а только серебряный) имеют более преимуществ, нежели все другие. «Это откуда ты взял?» спросил его Орлов. — «Потому, отвечал Пушкин, что их кресты избавляют от телесного наказания!» Это вызвало общий смех, без всяких других явных последствий; но, тотчас после стола, Пушкин сознал всю неловкость этого фарса. Эта выходка вместе с тою, что Пушкин сделал за столом у Бологовского, было одно, где язык его говорил без участия ума; других в таком роде не было, и напрасно много подобного ему приписывается.
200
Анекдот о невежливости военной прислуги, на обедах у Орлова будто бы обносившей штатского Пушкина, сообщён был Л. С. Пушкиным (см. выше, стр. 34 [ориентир: ссылка на прим. 6[44] — Прим. lenok555]) и повторен Бартеневым. Анекдот о поведении Пушкина у Орлова исходит от В. П. Горчакова (см. выше, стр. 171 [См. «Пушкин в Кишинёве», начало. — Прим. lenok555]).
201
Это до сих пор отмечено в моём каталоге: «у Пушкина». Я заметил, что Пушкин всегда после спора о каком-либо предмете, мало ему известном, искал книг, говорящих об оном.
202
В библиотеке Пушкина сохранились позднейшие издания сочинений Овидия, Valerîus Flaccus («L'Argonautique ou conquête de la Toison d’or») и Malte-Brum («Précis de la Géographie universelle»). См. Б. Л. Модзалевский, «Библиотека Пушкина», стр. 304, 165, 280.
203
У Инзова на балконе было две сороки, каждая в особой клетке, но рассказываемое было с серым попугаем.
204
В Бессарабии и, в частности, в Кишинёве жило в то время множество сербских эмигрантов, в их числе ряд выдающихся государственных деятелей Сербии, вынужденных политическими обстоятельствами искать приюта в южной России. Был среди них и ряд сподвижников Карагеоргия, вождя сербского национального движения в 1811—1813 гг. Интерес Пушкина к сербскому движению отразился в нескольких его произведениях: «Дочери Карагеоргия», «Песня о Георгии Чёрном», «Воевода Милош». Однако, как устанавливает Н. Трубицын, произведения Пушкина «на сербские темы являются скорее отголосками не песен, а рассказов и преданий» («П. С.», XXVIII, стр 37). О приезде в Кишинёв проф. Харьковского университета А. И. Стойковича подробно см. у Вельтмана, стр. 179 [ориентир: ссылка на прим. 84[176] и ниже. — Прим. lenok555].
205
Об интересе Пушкина к Овидию и знакомстве с его творчеством см. у Л. С. Пушкина, стр. 34, и примечание, стр. 568[45].
206
Бендеры интересовали Пушкина, конечно, потому, что неподалёку от них, в Варнице, жил и умер в почётном турецком плену гетман Мазепа.
207
Помню очень хорошо, между Пушкиным и В. Ф. Раевским, горячий спор (как между ними другого и быть не могло) по поводу: «режь меня, жги меня»; но не могу положительно сказать, кто из них утверждал, что — «жги» принадлежит русской песне, и что вместо «режь», слово — «говори» имеет в «пытке» то же значение, и что спор этот порешил отставной феерверкер Ларин (оригинал, отлично переданный А. Ф. Вельтманом), который обыкновенно жил у меня. Не понимая о чём дело и уже довольно попробовавший за ужином полынкового, потянул он эту песню — «ой жги, говори, рукавички барановые». Эти последние слова превратили спор в хохот и обыкновенные с Лариным проказы.
208
Теодор Владимиреско — валахский солдат, вождь румынского демократического движения в 1821 г., поднявший восстание против греческих дворян-фанариотов, к которым принадлежали А. Ипсиланти и ряд других виднейших деятелей гетерии и которые зверски эксплоатировали румынских крестьян (см. выше, стр. 583[164]). Таким образом восстание, возглавлявшееся Владимиреско, поднято было против Ипсиланти, в борьбе с которым он решился даже искать помощи у Турции. Ипсиланти объявил его изменником. Владимиреско был арестован и, связанный, изрублен адъютантами Ипсиланти.
209
О молдавских повестях Пушкина, копии которых будто бы имелись у Липранди, ничего не известно.
210
Случай этот как-то попал в мой дневник, из которого вкратце извлекаю сцену, которая может послужить для оценки Пушкина теми, которые сумеют сделать это лучше меня. Не лишним считаю сказать здесь, что когда сцена эта заносилась в дневник, я был знаком с Пушкиным едва ли более полутора месяца, и, как не литератор и плохой ценитель его дарований, не имел ничего с ним общего, исключая приятной, весёлой с ним беседы, тогда как с Ф. Ф. Орловым я был близок с 1812 года по некоторым особенным отношениям и конечно должен бы был быть пристрастнее к нему.
211
Кто знал уловку круговой, то она выносится легче при одинаковой силе, но Пушкин не слушал меня.
212
За сими словами в скобках: «(Вспомним опять, что повесть „Выстрел“ слышана от Липранди)». Не помню этого рассказа и желал бы знать источник.
213
П. С. Пущин, действительно очевидец этого происшествия, рассказывал, что Пушкин объяснялся с Балшем с пистолетом в руке (М. А. Цявловский. «Книга воспоминаний о Пушкине», М., 1931, стр. 240).
214
Он называл их не иначе, как «гусиным шагом»; но не мог не допустить их, как утверждённых (по представлению Киселёва).
215
Полки тогда состояли из 1-го и 3-го действующих баталионов; 2-й баталион был резервный, в России.
216
Матвеев и Аристов.
217
Следовать было нечего; один обвинительный акт мог бы иметь какое-либо значение, — это прописи, но и это оказалось ничтожным: прописи были выписаны из Петербурга и были одинаковы, как и для всей армии. Не знали, что делать с Раевским; продолжали следствие; он отвечал очень резко и так просидел до 1825 года; а тогда отправили его в Петербург, но он оказался непричастным к событиям, разразившимся 14-го декабря. Его отправили в Динабург. Там великий князь Константин Павлович оправдал его во всём; но Дибич, тогда всемогущий, не согласился с ним, и Раевский был лишён прав и сослан в Иркутск. В 1856 году он прощён без возврата чина и в 1858-м, бывши в Петербурге, оставил мне собственноручное изложение всего дела.
Пушкин принимал живейшее участие в судьбе В. Ф. Раевского и чрезвычайно любопытствовал узнать причину его ареста.
218
Поводом к такому приказанию роты был приказ и Сабанеева и Орлова, чтобы экономические деньги за провиант раздавать часть на руки, а часть причислять в артельную сумму. До сего времени половина всегда оставалась в пользу ротных командиров.
219
Во время опроса Орловым людей был в Кишинёве адъютант Сабанеева, гвардии капитан Я. И. Радич (впоследствии полицеймейстер г. Кишинёва и генерал-майор). Он тотчас поскакал в Тирасполь, чтобы известить Ивана Васильевича, который сам поспешил приехать, как по обстоятельству весьма важному, по воинскому уставу.
220
По случаю первой беременности Екатерины Николаевны, он спешил в Киев.
221
Липранди сознательно снижает политическое значение кишинёвских событий 1822 г., хотя, в качестве активного их участника, конечно, хорошо знал сущность дела. Отрешение от должности Орлова явилось вторым (после ареста В. Ф. Раевского) и решающим ударом по кишинёвской ячейке тайного общества, приведшим к её полной ликвидации. Ещё в январе 1822 г. П. Д. Киселёв сообщал А. А. Закревскому, что «в 16-й дивизии есть люди, которых должно уничтожить и которые так не останутся». Действительно, Орлов, Раевский, Липранди и др. вели планомерную агитацию. В этом отношении характерно и упоминаемое Липранди дело майора Вержейского, которому сам Орлов придал политическую заострённость, заявив в приказе по дивизии: «В Охотском пехотном полку гг. маиор Вержейский, капитан Гимбут и прапорщик Понаревский жестокостями своими вывели из терпения солдат. Общая жалоба нижних чинов побудила меня сделать подробное исследование, по которому открылись такие неистовства, что всех трёх офицеров принуждён представить я к военному суду. Да испытают они в солдатских крестах, какова солдатская должность. Для них и для им подобных не будет во мне не помилования, ни сострадания».
Совершенно очевидно, какое сильное впечатление должны были в те времена производить на солдат подобные мероприятия. Солдаты 16-й дивизии, получившей название «орловщины», по донесениям тайных агентов, говорили, что «дивизионный командир наш отец, он нас просвещает», отлично учитывая, что Орлов воспитывает дивизию во враждебном правительству духе, «но даст бог, найдём правду».
Настойчивая и успешная деятельность Орлова и его помощников по подготовке дивизии к перевороту не могла оставаться совершенной тайной для правительства, сознававшего серьёзную политическую опасность, зревшую во 2-й армии. Первого незначительного повода оказалось достаточно для уничтожения Орлова. (Подробно см. Сергей Гессен, «Солдатские волнения в начале XIX в.», М., 1929, стр. 101—106).
222
Андреевский, Вельтман, Гасферт, Горчаков, два Зубова, Кек, Корнилович, барон Ливен, Лугинин, два Полторацких, князь Прозоровский, Роговский, Руге, Ушаков, два барона фон-дер-Ховена и Фонтон-де-Верайон.
223
Благородные правила Пушкина, его ум, несомненно не сделали бы его деятелем. Но сколько было тех, которые увидели Нерчинск, не произнеся и слова, но слушавших только других?
224
Если только всё это передано свидетелями.
225
Не знаю сам ли Раевский сложил, или кто другой.
226
Во время отъезда моего в 1851 году за границу H. С. Алексеев взял у меня и то и другое, а равно и пять писем Пушкина, возвратясь, не нашёл я его в Петербурге, и он вскоре умер в Москве. Здесь я слышал, что будто бы он кому-то отдал мне возвратить.
227
В этом стихотворении (в других списках называемом «К друзьям в Кишинёве») строфы, обращённые к Пушкину, свидетельствовали о неудовлетворённости В. Ф. Раевского направлением творчества Пушкина, определившимся в Кишинёве, и звучали явным упрёком «певцу любви» за отсутствие в его новых вещах революционного пафоса, требовали от автора «Кавказского пленника» социально более актуальной тематики. Сохранился набросок стихотворения Пушкина («Недаром ты ко мне воззвал Из глубины глухой темницы»), представляющий, очевидно, начало ответа его Раевскому.
228
«Буянов» — герой прославленной поэмы В. Л. Пушкина «Опасный сосед».
229
24 июня 1823 г. близ Тульчина произошла дуэль между П. Д. Киселёвым и генералом И. Н. Мордвиновым, окончившаяся смертью последнего. Поводом к дуэли послужило то, что Киселёв настоял на отрешении Мордвинова от командования бригадой за трусость и нераспорядительность, проявленную им во время беспорядков, происходивших в одном из вверенных ему полков (Н. В. Басаргин, «Записки», П., 1918).
230
О дуэли Липранди с бароном Бломом И. Т. Радожицкий, знавший Липранди в 1814 г. в Варшаве, писал: «Бывши в Або, он вызвал на дуэль одного из врагов своих через газеты; два месяца учился колоться, наконец, встретился с противником и дал ему смертельный штосс». Подробно см. С. Штрайх, «Знакомец Пушкина — И. П. Липранди» («Красная Новь», 1935, № 2, стр. 213).
231
Основным источником исторических сведений о русско-шведской войне послужило для Пушкина четырёхтомное сочинение Д. Н. Бантыша-Каменского — «История Малой России», вышедшее в 1822 г. Оттуда же должен был Пушкин почерпнуть сведения о могиле Мазепы в Варнице.
232
Если действительно Пушкин отказался от свидания с арестованным Раевским, то вероятнее всего из-за политического благоразумия. Это было вполне резонно, ибо, как оказалось впоследствии, за связями Раевского с внешним миром велось наблюдение, материалы которого в 1826 г. послужили основанием для строгого расследования о лицах, посещавших его в крепости.
233
Али (или Морали, от Maure Аli) Пушкин вспоминает в «Евгении Онегине» («Путешествие Онегина»):
Вспоминает его и М. Д. Бутурлин («Русск. Архив», 1897, II, стр. 15 и след.), называя «неразлучным компаньоном Пушкина».
234
Надо полагать, что это так и было передано в Петербург, ибо Иван Васильевич получил от князя П. М. Волконского сообщение, что государю такое костюмирование не было приятно.
235
Глубокой тоской и грустью проникнуты все ранние письма Пушкина из Одессы: 19 августа 1823 г. Вяземскому: «Мне скучно, милый Асмодей, я болен, писать хочется — да сам не свой». 23 августа, брату: «…я опять в Одессе и всё ещё не могу привыкнуть к европейскому образу жизни; впрочем, я нигде не бываю…». 14 октября, Вяземскому: «у нас скучно и холодно. Я мёрзну под небом полуденным». 16 ноября, Дельвигу: «Скучно, моя радость! вот припев моей жизни». 1 декабря, А. Тургеневу: «Когда мы свидимся, вы не узнаете меня, я стал скучен…». Начало января 1824 г., брату : «Душа моя, меня тошнит с досады — на что ни взгляну, всё такая гадость, такая подлость, такая глупость» и т. д.
236
А. И. Лёвшин — секретарь Воронцова, автор ряда исследований о киргизах и уральцах, деятельный сотрудник «Одесского Вестника». Пушкин ценил его как писателя и в 1827 г. приглашал участвовать в «Моск. Вестнике». Сам же Лёвшин, вспоминая Одессу, довольно нелестно отзывался о Пушкине, заметив, что «бессмертный наш поэт, невзирая на огромный талант, был человек до крайности самолюбивый, раздражительный и избалованный безусловным поклонением современников» («На память юбилея А. И. Лёвшина», Спб., 1868, стр. 51).
С В. И. Туманским Пушкин близко сошёлся в Одессе, хотя не слишком ценил его как поэта. Что же касается поэта А. И. Подолинского, то это очевидная ошибка Липранди: Подолинский не был в Одессе в бытность там Пушкина, что сам же и отметил в своих «Воспоминаниях» (стр. 297).
237
В Одессе в то время была итальянская опера, усердно посещавшаяся Пушкиным и увековеченная им в «Путешествии Онегина»:
16 ноября 1823 г. Пушкин писал Дельвигу: «Россини и итальянская опера… это представители рая небесного».
238
С Сикаром Пушкин познакомился или, лучше сказать, только раза два виделся в Кишинёве, в 1821 году, когда первый приезжал покупать в Бессарабии имение. Сикар особенно полюбил Александра Сергеевича. Этот почтенный негоциант погиб безвестно: по заключении Адрианопольского мира, он сел на корабль и отправился в Константинополь. Корабль погиб, где и как — не узнано; младший брат остался в Одессе.
239
Однажды, когда мы проходили с Пушкиным мимо дома Стамати, этот сидел на крыльце; поклонившись, мы обменялись несколькими словами, не останавливаясь; но спутник мой пожелал, чтобы я завёл его посмотреть Анакреона, поставленного в честь Свиньину. Я остановился и отнёсся с какою-то речью к Стамати; он поспешил пригласить нас. Мы сели на крыльце же, прохлаждаясь тотчас поданной дульчецей. Чтобы скорей окончить посещение, я просил Стамати показать Пушкину свой садик с обелиском, что тотчас и было исполнено. Хозяин был в восхищении от посещения его Пушкиным и пригласил нас на другой день обедать, но спутник мой под вымышленным предлогом отложил это до другого раза. На вопрос мой, когда мы от него вышли, почему он отказался, тем более, что Стамати хорошо угощает, Пушкин отвечал: «Что же столку в том: после обеда он непременно бы перевернул всю внутренность мою своею „Федрой“; он во что бы то ни стало хочет мне прочитать её от доски до доски, а я не выдержал бы, чтобы не расхохотаться, что было бы невежливо у него в доме».
240
С июля 1823 года я бывал в Одессе очень часто, иногда по два и по три раза в месяц и всегда находил там Пушкина.
241
Пушкин временно поселился у H. С. Алексеева посла землетрясения, от которого пострадал дом Инзова. 1 декабря 1826 г., отвечая на письмо Алексеева, Пушкин вспоминал: «Милый мой, ты возвратил меня Бессарабии! Я опять в своих развалинах — в моей тёмной комнате, перед решётчатым окном или у тебя, мой милый, в светлой, чистой избушке, смазанной из молдавского г…на».
242
Материальное положение Пушкина в Одессе было ещё стеснённее, нежели в Кишинёве. От родных денег он не получал, одесская жизнь требовала несравненно больших расходов, а средства его исчерпывались ничтожным жалованьем (750 руб. ассигнациями в год). 29 ноября 1823 г. А. И. Тургенев писал Вяземскому: «Хоть Пушкину и веселее в Одессе, но жить труднее, ибо всё дорого, а квартиры и стола нет, как у Инзова» («О. А.», II, стр. 369).
243
Переписка Пушкина с Липранди сохранилась далеко не полностью. В частности, неизвестны и упоминаемое Липранди письмо его к Пушкину и ответ последнего.
244
Ни кн. Вяземского, ни Чаадаева в Москве не было, и я привёз письма обратно.
245
Тухачевский, двоюродный брат Ф. Ф. Вигеля, убит на Варшавском штурме в 1831 году, бывши командиром Олонецкого полка.
246
Рассказ Липранди о зачислении Л. С. Пушкина в жандармский дивизион не отвечает действительности. В апреле 1826 г. Л. С. Пушкин ещё состоял на службе в департаменте духовных дел иностранных вероисповеданий, откуда уволился в отставку только 24 октября 1826 г., а 14 марта 1827 г. поступил юнкером в Нижегородский драгунский полк (Л. Майков, «Пушкин», СПб., 1899, стр. 37).
247
«Пресмешное письмо» Пушкина к брату неизвестно, но это, конечно, намёк на несостоявшуюся поездку Пушкина в Петербург после известия о восстании декабристов, о чём см. выше, у Соболевского, стр. 126 [См. 4 абзаца перед «Отрывком из воспоминаний о Пушкине». — Прим. lenok555] и примечание стр. 577—578[135].
248
Приезд Пушкина в Петербург тормозился, конечно, не его «крепостным романом», а тем, что дальнейшая участь его не была ещё решена в это время.
249
Во время пребывания Пушкина, Данзас был поручиком пионерского баталиона, квартировавшего в Бендерах. Данзас бывал в Кишинёве, где Пушкин с ним и видался; сверх сего ещё с поручиком Политковским (ныне г. л.), которого Пушкин особенно уважал.
250
Имя Филиппа Филипповича Вигеля (1786—1856) в наше время памятно исключительно благодаря короткому знакомству его с Пушкиным и его обширным «Запискам». Средний чиновник, близкий к литературным кругам и бывший одно время членом «Арзамаса», человек умный, наблюдательный, но злой и несимпатичный, монархист и реакционер, Вигель и не заслужил иной памяти. Современники высоко ценили его как интересного собеседника и блестящего рассказчика. «Я люблю его разговор — он занимателен и делен» — записал в своём Дневнике Пушкин (7 января 1834 г.). Эти качества Вигеля обусловили содержательность и интерес его «Записок», за которые он принялся, повидимому, во второй половине 40-х гг. и которые ещё в рукописи возбудили к себе большое внимание («Отеч. Записки», XI, стр. 426). В рукописи же Вигель в 1853 г. познакомил со своими «Записками» П. И. Бартенева, извлёкшего из них материал о кишинёвской и одесской жизни Пушкина («Русск. Архив», стр. 1188).
Будучи напечатаны, «Записки» Вигеля наряду с хвалебными отзывами вызвали и резкую критику, особенно И. П. Липранди («Замечания на Воспоминания Ф. Ф. Вигеля», М., 1873). Вяземский, отмечая неоспоримые достоинства «Записок», подчёркивал, что в них «много злости и много злопамятства», и предостерегал, что «следует доверять им с большой осторожностью…» («Русск. Архив», 1866, стлб. 220). Новейший исследователь отмечает, что «литературно-историческая экспертиза Записок вполне подтверждает основательность подозрений Вяземского; в силу этого, с большой осторожностью необходимо пользоваться и теми интересными главами Записок, в которых Вигель рассказывает об одесском периоде жизни Пушкина» («Пушкин», в. 3, Одесса, 1927, стр. 32).
Должно иметь в виду и политическую предвзятость «Записок» Вигеля, настойчиво стремящегося перелицевать Пушкина по своему образу и подобию. (Подробно см. во вступительной статье, стр. 21—22.)
Первоначально «Записки» печатались в «Русск. Вестнике» 1664—1863 гг. Первое отдельное издание их под заглавием «Воспоминания» вышло в 1866 г.; второе, в котором восстановлен ряд пропусков, — в 1892 г. С сокращениями «Записки» переизданы в 1928 г., под редакцией и с большой статьёй о Вигеле С. Я. Штрайха. Кроме этой статьи, см. сводку материалов и библиографию о Вигеле в сборнике «Пушкин. Статьи и материалы», под ред. М. П. Алексеева, в. 3, Одесса, 1927, стр. 20—32.
В настоящем издании собраны все припоминания Вигеля о Пушкине. Перечисляем их по изданию 1892 г.: ч. 3, гл. XIII, стр. 181; ч. 5, гл. IV, стр. 51; ч. 6, гл. I, стр. 9—12, гл. VII, стр. 97—98; гл. VIII, стр. 115—116, гл. X. стр. 151—153; гл. XII, стр. 171—172; ч. 7, гл. V, стр. 111—112, гл. VI, стр. 134—135.
251
«Арзамас» — литературное общество, существовавшее в 1815—1818 гг. и объединявшее сторонников «карамзинского» направления в литературе. Основной целью Общества была литературная борьба с «беседчиками», «шишковистами», то есть членами «Беседы Любителей Российской Словесности», сторонниками А. С. Шишкова. К числу членов Общества принадлежали Жуковский, А. Тургенев, Блудов, Дашков и др., все, как и Пушкин («Сверчок»), носившие прозвища, заимствованные из баллад Жуковского. В последний период существования «Арзамаса», под влиянием вступления в него будущих декабристов М. Ф. Орлова, H. И. Тургенева и H. М. Муравьёва, в нём довольно резко обозначились политические тенденции.
252
В 1861 г. Н. И. Тургенев сообщал П. И. Бартеневу, что «Вольность» Пушкин «в половине сочинил в моей комнате, ночью докончил и на другой день принёс ко мне, написанную на большом листе» («Звенья», т. VI, 1936, стр. 149). Можно с уверенностью утверждать, что Н. И. Тургенев был одним из политических учителей Пушкина. Находившийся в отсутствии С. И. Тургенев прямо писал в 1817 г.: «Мне опять пишут о Пушкине, как о развёртывающемся таланте. Ах, да поспешат ему вдохнуть либеральность, и, вместо оплакиваний самого себя, пусть первая песнь его будет: „Свободе“» («Пушкин. Временник», I, стр. 197).
253
Следующий после высылки Пушкина 1821 год действительно ознаменовался реорганизацией тайного общества на основе создания строго законспирированных ячеек. К этому побудили заговорщиков рост правительственной реакции, углубление экономического кризиса, развитие массового движения. Новая политическая обстановка требовала и новых форм политической борьбы. Высылка Пушкина, конечно, не могла оказать на тактику заговорщиков сколько-нибудь значительного влияния.
254
Припоминания Вигеля о жизни Пушкина в Кишинёве см. ещё в его статье «Москва и Петербург» («Русск. Архив», 1893, № 8, стр. 576).
255
И. Н. Инзов, в юности близкий к кружку Н. И. Новикова, масон и либерал, убеждённый противник крепостного права, очень тепло отнёсся к ссыльному Пушкину, приютил у себя, всемерно старался не стеснять его свободы и весьма сочувственно отзывался о нём и в официальных и в частных письмах. Со своей стороны, Пушкин хотя и любил посмеиваться над «старичком Инзовым», платил ему искренней любовью и глубоким уважением. Яркую сочувственную характеристику Инзова Пушкин дал в «Воображаемом разговоре с Александром I».
256
Раз сказал он (Воронцов) мне: «Вы, кажется, любите Пушкина; не можете ли вы склонить его заняться чем-нибудь путным под руководством вашим?» — Помилуйте, такие люди умеют быть только что великими поэтами, отвечал я. — Так на что же они годятся? сказал он.
257
Убедившись в том, что правительство не склонно облегчить его участь, Пушкин в июле 1823 г. с помощью друзей добился перевода в европейскую по своему характеру Одессу, в канцелярию новороссийского генерал-губернатора гр. М. С. Воронцова. Новый начальник его придал отношениям своим с Пушкиным строго официальный характер, видя в нём не великого поэта, а опального и беспокойного чиновника, от которого при случае рад был бы избавиться. Требуя от Пушкина субординации и служебной исполнительности, он донимал его мелкими придирками, на которые Пушкин отвечал злыми эпиграммами. Конфликт между ними ещё осложнялся сильным увлечением Пушкина женой Воронцова. Ревность служила не последним стимулом в той упорной борьбе за удаление Пушкина из Одессы, которую вёл Воронцов, бомбардировавший Петербург резко-отрицательными отзывами о ссыльном поэте. Самого Пушкина Воронцов в конце мая 1824 г. отправил в оскорбительную командировку для собирания сведений о саранче, по возвращении из которой Пушкин подал прошение об отставке и тогда же стал строить планы бегства из «Турции родной» в «Турцию чужую» — в Константинополь. Но ещё прежде полиция в одном перлюстрированном дружеском письме Пушкина прочла замечание о том, что он в Одессе берёт «уроки чистого афеизма», то есть безбожия. Это послужило лишним оружием в руках Воронцова, который 11 июля 1824 г. добился «высочайшего повеления» о ссылке уволенного со службы Пушкина в глухое село Михайловское, Псковской губ. 30 июля Пушкин выехал из Одессы и 9 августа прибыл к месту своей бессрочной ссылки. Неблаговидная роль в этой интриге А. Н. Раевского хотя и преувеличена Вигелем, но сама по себе несомненна.
258
Вигель не вполне точно передаёт обстоятельства, связанные с возникновением в 1826 г. следствия по делу о распространении стихотв. Пушкина «14 декабря», в действительности представлявшего собой отрывок из стихотв. «Андрей Шенье», написанного не за пять лет до восстания декабристов, а в начале 1825 г. Стихотворение стало известно правительству из доноса, и к возникшему делу привлечены были штабс-капитан Алексеев, прапорщик Молчанов и кандидат Московского университета Леопольдов. Сам Пушкин, конечно, не был вызван из Пскова на допрос к царю. Допросы сняты с него были уже по возвращении из ссылки, 27 января, 29 июня и 24 ноября 1827 г. Пушкину не трудно было установить, что стихотворение это, тогда уже напечатанное, было не только написано, но и процензуровано прежде восстания декабристов. Тем не менее, в результате этого дела, по высочайшему повелению от 28 июля 1828 г., за Пушкиным учреждён был секретный надзор.
259
О Соболевском см. выше, стр. 577[130]. Резкий отзыв о нём Вигеля объясняется личными счётами (см. Б. Л. Модзалевский, «Пушкин», Л., 1929, стр. 316).
260
Андрей Иванович Подолинскнй (1806—1886) — второстепенный поэт пушкинской плеяды, сотрудник «Северных Цветов» и «Литературной Газеты». О нём и об его отношениях с Пушкиным и Дельвигом, помимо материала, заключающегося в его «Воспоминаниях», см. ещё в воспоминаниях Керн. «Воспоминания» его явились ответом на статью В. П. Бурнашева «Моё знакомство с Воейковым в 1830 году», заключавшую фантастические и откровенно лживые рассказы о Пушкине, Гоголе, Воейкове, Подолинском и др. («Русск. Вестник», 1871, № 9—10).
261
Подолинский воспитывался в Петербургском университетском благородном пансионе (1821—1824), где был младшим товарищем М. И. Глинки и С. А. Соболевского.
262
Не знаю, не упоминает ли автор с такою же правдивостью обо мне и в своём описании четвергов Греча. Этого рассказа я не читал.
263
Эпиграмма «В Элизии Василий Тредьяковский» («Литературное Известие»), направленная против М. Т. Каченовского, написана в 1829 г. На соавторство Шевырёва или кого-либо иного — нет никаких указаний. Впервые она напечатана в «Подснежнике», 1829 г., за подписью «А. Пушкин» и с примечанием издателя: «Чувствительно благодарим почтенного Александра Сергеевича и нетерпеливо ждём первой книжки элизейского журнала».
264
Ошибочное указание Липранди см. выше, стр. 261—262. [См. абзац, заканчивающийся ссылкой на прим. 120[235], и следующий. — Прим. lenok555]
265
Подолинский ошибочно приурочивает свою встречу с Пушкиным в Чернигове к концу июля. Выехав 30 июля 1824 г. из Одессы, Пушкин мог быть в Чернигове только уже в начале августа. Ехал он по маршруту через Николаев, Елизаветград, Кременчуг, Чернигов и Витебск («Русск. Старина», 1887, т. LIII, стр. 246). Упоминаемое Подолинским письмо Пушкина к H. Н. Раевскому — неизвестно.
266
Первая поэма Подолинского «Див и Пери, повесть в стихах» напечатана в 1827 г. Пушкин отрицательно отзывался об этой поэме.
267
Отрицательный отзыв Дельвига о поэме Подолинского «Нищий» появился в № 19 «Литературной Газеты» за 1830 г. (стр. 152—154). Статья напечатана без подписи, но автора угадать было не трудно, тем более, что Дельвиг и устно отрицательно отзывался о поэме, как об этом свидетельствует В. П. Гаевский, приписывавший рецензии Дельвига размолвку его с Подолинским («Современник», 1854, IX, стр. 21). [Возврат к примечанию[337]]
268
Годы ссылки, проведённые Пушкиным в Михайловском, крайне бедно отражены в мемуарной литературе, если не считать значительного числа малоправдоподобных и фантастических рассказов, записывавшихся в 1880—1890-х гг. со слов разных местных «старожилов» (см. во вступительной статье, стр. 19 [см. 2 первых абзаца гл. 4 вступит. статьи. — Прим. lenok555]).
Тем интереснее рассказы младших представительниц семьи Вульф-Осиповых, Марии Ивановны Осиповой (1820—1896) и Екатерины Ивановны Фок (род. 1823), сообщивших много ярких и живых подробностей о ссыльных годах Пушкина, позднейших его наездах в Михайловское и похоронах в Святогорском монастыре. Рассказы М. И. Осиповой записаны были в 1866 г. М. И. Семевским, который ввёл их в свою статью «Прогулка в Тригорское» («С.-Петербургские Ведомости», 1866, № 139, 146, 157, 163, 168, 175; перепечатана: А. Н. Вульф, «Дневники». Редакция и вступительная статья П. Е. Щёголева, М., 1929). Рассказы Е. И. Фок, записанные в 1898 г. В. М. Максимовым и В. П. Острогорским, напечатаны в альбоме «Пушкинский уголок» (М., 1899, стр. 112—115).
Дневники и воспоминания Алексея Николаевича Вульфа (1805—1881), умного и наблюдательного человека, приятеля Пушкина и Языкова, неоднократно воспетого ими, оценены уже давно и по заслугам. Наряду с блестящей картиной любовного быта пушкинской эпохи Вульф, по выражению П. Е. Щёголева, «даёт авторитетнейшие, ценнейшие сообщения к характеристике литературной деятельности и Пушкина, и Дельвига, и Языкова» (назв. изд., стр. 69). Впервые «выдержки» из дневников А. Н. Вульфа за 1827—1842 гг. опубликованы были Л. Н. Майковым в его книге «Пушкин», СПб., 1899, стр. 163—222 (прежде того в «Русск. Старине», 1899). В 1915 г. дневники почти полностью опубликованы были в изд. «Пушкин и его современники», XXI—XXII. А в 1928 г. обе публикации перепечатаны в названном издании «Дневников» А Н. Вульфа. Извлекши из них все записи, непосредственно связанные с Пушкиным, мы предпослали им рассказы М. И. Осиповой и Е. И. Фок, а также самого А. Н. Вульфа, записанные тем же М. И. Семевским. частью введённые им в упомянутую статью «Прогулка в Тригорское», частью опубликованные в «Русск. Старине» (1869, № 4, стр 404—405).
269
Уже по возвращении из ссылки Пушкин говорил К. А. Полевому: «… с немецким не могу я сладить. Выучусь ему и опять всё забуду, это случалось уже не раз» («Живописное Обозрение», 1837, III, л. 10, № 80. Подробнее см. «Рукою Пушкина», стр. 21—25).
270
Действительно, в «Капитанской дочке» фигурирует Акулина Панфиловна, жена отца Герасима, «первая вестовщица во всём околотке».
271
Пушкин с 8 по 12 мая 1835 г. провёл в Тригорском, специально приехав из Петербурга («П. С.», I, стр. 144). В это время Анна Н. Вульф писала сестре: «Пушкин в восхищении от деревенской жизни и говорит, что это вызывает в нём желание там остаться. Но его жена не имеет к этому никакого желания, и потом его не отпустят» («П. С.», XXI—XXII, стр. 325).
272
Рассказ М. И. Осиповой о несостоявшейся поездке Пушкина в Петербург в декабре 1825 г. является наиболее достоверным из всех рассказов современников об этом факте (подробно см. выше, у Соболевского, стр. 126 [Последние 4 абзаца перед «Отрывком из воспоминаний о Пушкине». — Прим. lenok555], и примечание, стр. 577—578[135]).
273
Известие М. И. Осиповой о поездке Л. Пушкина 14 декабря к Рылееву явилось первым печатным свидетельством о причастности брата поэта к восстанию декабристов. Причастность эта на самом деле была ещё больше. Как явствует из показаний В. К. Кюхельбекера, Лев Пушкин был 14 декабря на площади с мятежниками и даже вооружился палашом, отнятым у жандарма. Стараясь его выгородить, Кюхельбекер утверждал, что Л. Пушкин, которого он представил А И. Одоевскому со словами: «prenons ce jeune soldat» [примите этого юного солдата], «пришёл на площадь из одного ребяческого любопытства» («Восстание декабристов. Материалы», т. II, стр. 173 и 180).
274
М. И. Осипова ошиблась в датировке отъезда Пушкина. П. А. Осипова тогда же записала в своём календаре: «В ночь с 3-е на 4-е число прискакал офицер из Пскова к Пушкину и вместе уехали на заре» («П. С.», I, стр. 141. Ср. письмо Пушкина к П. А. Осиповой от 4 сентября 1826 г. из Пскова).
275
Е. И. Фок несколько сгущает краски, описывая нищенскую обстановку кабинета Пушкина в Михайловском (ср. у И. Пущина, стр. 76). Это относится и к деревенской библиотеке Пушкина, которая, судя по его переписке с друзьями, постепенно приобрела изрядные размеры. Но несомненно и то, что Пушкин широко пользовался библиотекой Тригорского, которая была и велика и содержательна (см. её описание и каталог в статье Б. Л. Модзалевского «Поездка в село Тригорское в 1902 г.», «П. С.», I, стр. 9—13, 19—52).
276
Пушкин, действительно, с самого прибытия в Михайловское охвачен был страстным стремлением вырваться из России и строил всевозможные планы побега, о чём слухи доходили и до Петербурга.
277
Все книги, упоминаемые Вульфом, сохранились в библиотеке Пушкина и в библиотеке Тригорского (см. Б. Л. Модзалевский, «Библиотека Пушкина», СПб., 1910, № 1187, 433, 532; «П. С.», I, стр. 25). В собрании Всесоюзное Публ. библиотеки им. Ленина хранятся и две тетради Пушкина, в чёрном сафьяне, в одной на которых, действительно, находятся наброски «Арапа Петра Великого» («Русск. Старина», 1884, № 12, стр. 537).
278
Черновые рукописи начала «Арапа Петра Великого» относятся к концу июля 1827 г. О неверности первой жены Ганнибала позднее Пушкин писал в «Родословной Пушкиных и Ганнибалов»: «Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развёлся и принудил её постричься в Тихвинском монастыре…»
279
В «Замечании на комедию о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве», между прочим, сказано: «Сцену в корчме можно бы смягчить: монахи слишком представлены в развратном виде. Пословица: вольному воля, спасённому рай — переделана: вольному воля, а пьяному рай. Хотя эти монахи и бежали из монастыря и хотя это обстоятельство находится у Карамзина, но, кажется, самый разврат и попойка должны быть облагорожены в поэзии, особенно в отношении к званию монахов» (С. М. Сухонин, «Дела III Отделения о Пушкине», СПб., 1906, стр. 25).
280
Цензировали эти произведения Пушкина, конечно, не «в Москве», а сам Николай I. Они были посланы Пушкиным при письме Бенкендорфу 20 июля 1827 г., а 22 августа Бенкендорф отвечал, что «Песни о Стеньке Разине при всём поэтическом своём достоинстве по содержанию своему неприличны к напечатанию. Сверх того церковь проклинает Разина, равно как и Пугачёва». «Графа Нулина» Николай I, как сообщал Бенкендорф, «изволил прочесть с большим удовольствием и отметить своеручно два места, кои его величество желает видеть изменёнными, а именно следующие два стиха:
281
Записка «О народном воспитании» закончена была Пушкиным в Михайловском 15 ноября 1826 г., будучи написана после двукратного письменного предложения А. X. Бенкендорфа. Неправильно истолкованная современниками, она вызвала нападки на Пушкина как из либерального, так и из реакционного лагерей, чем, повидимому, и объясняется его реплика в разговоре с Вульфом.
282
Об отношении С. М. Дельвиг к Пушкину и о романе её с Вульфом см. Б. Л. Модзалевский, «Пушкин, Дельвиг и их петербургские друзья в письмах С. М. Дельвиг», в сборнике его «Пушкин». Л., 1929.
283
«Тверской Ловелас С. Петербургскому Вальмону здравия и успехов желает, — писал Пушкин 27 октября 1828 г. Вульфу из Малинников. — Честь имею донести, что в здешней Губернии, наполненной вашими воспоминаниями, всё обстоит благополучно…» и т. д. «Ловелас» и «Вальмон» — безнравственные герои нравоописательных романов Ричардсона и Шодерло де Лакло.
284
Стихотворение А. И. Готовцевой «А. С. Пушкину» напечатано в «Северных Цветах» на 1829 г. В письме к Дельвигу из Малинников 26 ноября 1828 г. Пушкин послал ей стихотворный ответ.
285
В своей памятной книжке на 1829 г. Вульф отметил: «16-го генваря. Поехал с Пуш[киным] в Петербург. 18 генваря — 8 ч. веч. с Пуш[киным] приехал в Петербург» («П. С.», I, стр. 147).
286
В стихотворном письме к Соболевскому 9 ноября 1826 г. Пушкин, между другими дорожными советами, писал:
Там же вспоминает он и Яжелбицы, где
287
«Литературная Газета», издававшаяся Дельвигом, при ближайшем участии Пушкина и Сомова, выходила с 1 января 1830 г., будучи построена по типу французских литературных газет.
288
16 октября 1829 г. Пушкин писал Вульфу из Малинников: «Проезжая из Арзрума в Петербург, я своротил вправо и прибыл в Старицкий уезд для сбора некоторых недоимок. Как жаль, любезный Ловлас Николаевич, что мы здесь не встретились…» И далее — «отчёт» «о тамошних красавицах».
289
В «Северных Цветах» на 1830 г. Пушкин напечатал: отрывок из главы VII «Онегина» (строфы I—IV), «Зимний вечер», «Олегов щит», «Дар напрасный, дар случайный…», «Я вас любил…», эпиграммы: «Мальчишка Фебу гимн поднёс», «Подъезжая под Ижоры» и «Седой Свистов».
290
В № 61 «Литературной Газеты» (28 октября 1830 г.) в отделе «Смесь» перепечатано было четверостишие Делавиня, посвящённое памяти жертв Июльской революции, со следующим редакционным пояснением: «Вот новые четыре стиха Казимира де ла Виня, на памятнике, который в Париже предполагают воздвигнуть жертвам 27-го, 28-го и 29-го июля…» Бенкендорф, усмотрев в этом отрывке выражение симпатий к революции, вызвал к себе Дельвига, изругал его, пригрозил Сибирью и запретил газету. Только заступничество товарища министра внутренних дел, бывшего арзамасца Блудова, спасло газету, вновь разрешённую в начале декабря под условием, чтобы редактором её был Сомов. Пушкин, узнав об этой истории по возвращении из Болдина, резко осудил политическую неосмотрительность Дельвига.
291
Незадолго перед тем, в конце марта, вышло первое полное издание «Евгения Онегина», которое, видимо, и было получено Вульфом, сильно преувеличившим портретное сходство героев «Онегина» с обитателями Тригорского.
292
1 января 1834 г. Пушкин записал в своём дневнике: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцовала в Аничкове». Пушкин принял это как оскорбление, потому что обычно в камер-юнкеры действительно «жаловали» молодых людей, начинавших придворную карьеру.
293
Имя Анны Петровны Керн (1800—1879), двоюродной сестры Осиповых-Вульфов, приятельницы Дельвига, Веневитинова, М. И. Глинки, подруги Пушкина, адресатки Пушкинского «Я помню чудное мгновенье», внушившей поэту сильное увлечение, — хорошо известно (см. о ней Б. Л. Модзалевский. «А. П. Керн», Л., 1924). В биографии Пушкина А. П. Керн занимает значительное место, точно так же как и воспоминания её, давно получившие высокую оценку, заняли выдающееся место в мемуарной литературе о Пушкине благодаря своей содержательности и правдивости.
«Воспоминания о Пушкине» впервые напечатаны были при жизни автора в журнале «Библиотека для Чтения» (1839, т. CLIV, № 3, стр. 111—144), откуда перепечатаны в книге Л. Н. Майкова «Пушкин» (СПб., 1899, стр. 234—256) и затем в издании А. П. Керн, «Воспоминания». Вступительная статья, редакция и примечания Ю. Н. Верховского, Л., 1929. Уже после опубликования первой своей статьи А. П. Керн, в письмах к П. В. Анненкову, сообщила ряд дополнений к ней, а в 1864 г. в журнале «Семейные Вечера» (№ 10) напечатала «Отрывок из записок. Воспоминания о Пушкине, Дельвиге и Глинке» (перепечатано: А. П. Керн, «Воспоминания»). Черновая рукопись её статьи «Дельвиг и Пушкин» впервые напечатана Б. Л. Модзалевским в 1905 г. («П. С.», V, стр. 140—157). В значительной своей части повторяя «Воспоминания о Пушкине, Дельвиге и Глинке», эта статья, однакоже, больше сосредоточена на образе Пушкина и содержит в себе ряд новых данных, почему мы и отдали предпочтение ей, присоединив её к «Воспоминаниям о Пушкине» и отнеся в примечания те подробности о Пушкине, которые встречаются в других мемуарных очерках Керн.
294
А роль Аспида предназначена, конечно, этому господину.
295
Можно ли быть столь прелестной.
296
Я передумал.
297
Опускаем в этом месте отрывок из главы VIII «Евгения Онегина» («… Но вот толпа заколебалась…» до «… Или платок поднимет ей»), введённый мемуаристкой в текст своих воспоминаний со следующим простодушным пояснением: «Вот те места в VIII-й главе „Онегина“, которые относятся к его воспоминаниям о нашей встрече у Олениных».
298
Живя у родителей в Лубнах, Керн сблизилась с богатым помещиком и поэтом А. Г. Родзянкой, в 1818—1819 гг. служившим в лейб-гвардии Егерском полку и тогда ещё знавшим Пушкина по «Зелёной Лампе». В 1821 г. Родзянко, выйдя в отставку, поселился в своём полтавском имении (в Хорольском уезде). Автор немногих стихотворений, напечатанных в тогдашних журналах и альманахах, Родзянко был более известен своими нецензурными порнографическими стихами.
299
Вы произвели сильное впечатление на Пушкина при встрече у Олениных; он постоянно твердят: «Она слишком блестяща».
300
Керн, очевидно, имеет в виду слова Байрона из посвящения к «Чайльд-Гарольду», цитируя их на память неточно.
301
Образ мелькнувший перед нами, который мы видели и который никогда более не увидим.
302
8 декабря 1824 г. Пушкин писал Родзянке: «Объясни мне, милый, что такое А. П. К…, которая написала много нежностей обо мне своей кузине? Говорят, она премиленькая вещь — но славны Лубны за горами. На всякой случай зная твою влюбчивость и необыкновенные таланты во всех отношениях полагаю дело твоё сделанным или полусделанным…» и. т. д. Цитируя письмо Пушкина по памяти, Керн допускает ряд ошибок.
303
В ответном письме от 10 мая 1825 г., перемежавшемся стихотворными вставками, оба корреспондента довольно откровенно намекали на интимность своих отношений («Письма Пушкина и к Пушкину». Собрал М. Цявловский, М., 1925, стр. 9—10).
304
Простите мою откровенность; я слишком дорожу вашим мнением.
305
Как я был вульгарен сегодня.
306
Это — фантастическая повесть «Уединённый домик на Васильевском», опубликованная В. П. Титовым в «Северных Цветах» на 1829 г. Повесть была написана на основании одного из устных рассказов Пушкина, связанного, повидимому, с его планом «Влюблённого беса».
307
Поэма «Цыганы» окончена уже в Михайловском 10 октября 1824 г. Черновая рукопись её действительно находится в тетради, переплетённой в чёрную кожу (хранится в Ленинской библиотеке).
308
Я люблю луну, когда она освещает красивое лицо.
309
Милый Пушкин, покажите же, как любезный хозяин, ваш сад.
310
У вас был такой девственный вид, не правда ли, на вас было надето нечто вроде креста.
311
Здесь очевидная ошибка мемуаристки: А. П. Керн гостила в Тригорском в июне — июле 1825 г., а глава II «Евгения Онегина» вышла в свет только в октябре 1826 г. Вернее предположить, что Пушкин преподнёс Керн главу I «Онегина», вышедшую 15 февраля 1825 г.
312
Романс написан на слова стихотв. И. И. Козлова «Венецианская ночь». Письмо Пушкина к П. А. Плетнёву Керн должна была увидеть уже позднее, так как оно было написано после её отъезда, и она неточно передаёт текст.
313
Хотите ли вы знать, что за женщина г-жа Керн? У неё гибкий ум, она понимает всё; она огорчается легко и так же легко утешается; она робка в приёмах обращения и смела в поступках; но она чрезвычайно привлекательна.
314
Письмо Пушкина к П. А. Осиповой с приведёнными замечаниями поэта о Керн неизвестно. Письмо к Анне Н. Вульф от 21 июля 1825 г., то есть через два дня после отъезда Керн (не соблюдена пушкинская пунктуация).
315
Никакого не было камня в саду, а споткнулась я о переплетённые корни дерев. А. К.
316
Веточку гелиотропа он точно выпросил у меня. А. К.
317
Всё Тригорское поёт: Не мила ей прелесть NB ночи, а у меня от этого сердце ноет; вчера мы с Алексеем говорили под ряд четыре часа. Никогда ещё не было у нас такого продолжительного разговора. Угадайте, что нас вдруг так сблизило? Скука? Сродство чувства? Ничего не знаю; каждую ночь гуляю я по своему саду и говорю себе: она была здесь; камень, о который она споткнулась, лежит на моём столе, подле ветки увядшего гелиотропа. Пишу много стихов — всё это, если хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что о ней и помину нет. Если бы я был влюблён, то в воскресенье со мною сделались бы конвульсии от бешенства и ревности; а мне было только досадно. Однако, мысль, что я для неё ничего не значу, что, пробудив и заняв её воображение, я только потешил её любопытство; что воспоминание обо мне ни на минуту не сделает её ни рассеяннее среди её триумфов, ни мрачнее в дни грусти; что прекрасные глаза её остановятся на каком-нибудь рижском франте с тем же раздирающим сердце и сладострастным выражением, — нет, эта мысль для меня невыносима; скажите ей, что я умру от этого; нет, не говорите, а то это очаровательное создание посмеётся надо мною. Но скажите ей, что уж если в её сердце нет для меня тайной нежности, если нет в нём таинственного и меланхолического ко мне влечения, то я презираю её, понимаете ли? Да, презираю, несмотря на всё удивление, которое должно возбудить в ней это столь новое для неё чувство.
318
Я имел слабость просить вашего разрешения писать к вам, а вы — легкомыслие или кокетство дать мне на то позволение. Я знаю, что переписка ни к чему не ведёт; но у меня нет сил противиться желанию иметь хоть одно слово, написанное вашею хорошенькою ручкой. Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое произвела на меня некогда встреча наша у Олениных. В моей печальной деревенской глуши я не могу сделать ничего лучшего, как стараться больше не думать о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы сами должны были бы желать мне этого; но ветреность всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево, в восхищении от сознания, что есть душа, страждущая в вашу честь и славу. Прощайте, божественная, я бешусь, и я у ваших ног. Тысячу любезностей Ермолаю Фёдоровичу, поклон г-ну Вульфу. 25 июля.
Снова берусь за перо, потому что умираю с тоски и могу заниматься только вами. Надеюсь, что письмо это вы прочтёте украдкой; спрячете ли вы его опять на груди? Напишете ли мне длинный ответ? Пишите мне обо всём, что вам придёт в голову, заклинаю вас. Если вы боитесь моего дерзкого самомнения, если не хотите компрометировать себя, — измените почерк, подпишитесь вымышленным именем, — сердце моё сумеет узнать вас. Если выражения ваши будут столь же нежны, как ваши взгляды, тогда, увы! я постараюсь им поверить или же обмануть себя — это всё равно. Знаете ли, что, перечитывая эти строки, я устыдился их сентиментального тона, — что скажет Анна Николаевна?
319
Письмо это впервые напечатано в «Воспоминаниях» А. П. Керн. Подлинник его — в Пушкинском Доме («П. С.», XXXVI, стр. 3—4). Ответ Керн до нас не дошёл. Ответное письмо Пушкина Керн от 14 августа 1825 г.
320
Пишите мне вдоль, поперёк и по диагонали.
321
Выдержка из письма Пушкина 28 августа 1825 г. приведена мемуаристкой неточно.
322
Не правда ли, я гораздо любезнее в письмах, чем в натуре? Но приезжайте в Тригорское, и я обещаю вам быть любезным до чрезвычайности: я буду весел в понедельник, восторжен во вторник, нежен в среду, дерзок в четверг, в пятницу, субботу и воскресенье буду чем вам угодно, и всю неделю буду у ваших ног.
323
Письмо от 8 декабря 1825 г. впервые напечатано в «Воспоминаниях» Керн. Об отправленном ею Пушкину Собрании сочинений Байрона см. «П. С.», XVII—XVIII, стр. 69. Гюльнара и Лейла — героини поэмы Байрона «Корсар» и его же повести «Гяур». Случившаяся перемена — смерть Александра I. Пушкин, не подозревая о междуцарствии, тогда же, 4 декабря, писал П. А. Катенину: «Может быть нынешняя перемена сблизит меня с моими друзьями. Как верный подданный должен я конечно печалиться о смерти государя; но как поэт, радуюсь восшествию на престол Константина I, в нём очень много романтизма… К тому же он умён, а с умными людьми всё как-то лучше; словом я надеюсь от него много хорошего».
324
Никак не ожидал, волшебница, чтобы вы обо мне вспомнили, и от глубины сердца благодарю вас. Байрон получил в глазах моих новую прелесть, — все героини его облекутся в моем воображении в черты, забыть которые невозможно. Вас буду видеть я в Гюльнаре и в Лейле; самый идеал Байрона не мог быть более божественно прекрасен. Итак, вас и всегда вас судьба посылает для услаждения моего уединения. Вы — ангел-утешитель, но я — только неблагодарный, что ещё ропщу. Вы отправляетесь в Петербург, — и моё изгнание тяготит меня более, чем когда-либо. Быть может, перемена, только что происшедшая, приблизит меня к вам, — не смею надеяться. Не станем верить надежде: она ничто иное, как хорошенькая женщина, которая обходится с нами, как со старыми мужьями. А что поделывает ваш муж, мой кроткий гений? Знаете ли, — в его образе я представляю себе врагов Байрона, включая в их число и жену его. — 8 дек.
Опять берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ваших колен; что я люблю вас; что иногда ненавижу вас; что третьего дня говорил про вас ужасные вещи; что я целую ваши прелестные ручки; что снова целую их, в ожидании лучшего; что больше сил моих нет, что вы божественны и т. д.
325
Керн ошибается: Е. А. Баратынский не посещал Пушкина в Михайловском.
326
Мемуаристка, конечно, вполне сознательно изменяет истине, говоря о нежных отношениях между Пушкиными, родителями и сыном. Холодность Н. О. Пушкиной к старшему сыну ни для кого не была секретом, равно как и сдержанно-равнодушное отношение поэта к родителям (см. у Вяземского, стр. 355 [См. ниже ссылки на прим. 209[374]. — Прим. lenok555]). Однако в этот приезд в Петербург Пушкин, видимо, действительно, пытался установить более близкие отношения с родителями. 14 июня 1827 г. Дельвиг писал П. А. Осиповой, что Пушкин «явился таким добрым сыном, как я и не ожидал» («Письма Пушкина», т. II, стр. 245). Откровеннее Керн высказывается в своих «Воспоминаниях о Пушкине, Дельвиге и Глинке» (стр. 294): «Быв холостым, он редко обедал у родителей, а после женитьбы почти никогда. Когда же это случалось, то после обеда на него иногда находила хандра. Однажды в таком мрачном расположении духа он стоял в гостиной у камина, заложив назад руки… Подошёл к нему Илличевский и сказал:
Это развеселило Пушкина, и он сделался очень любезен».
327
О Льве Пушкине, его литературном вкусе и поэтическом таланте см. у Вяземского, стр. 383—385, а также у Л. Майкова, «Пушкин», 1899, стр. 27 и след. Декабрист Н. И. Лорер вспоминал о нём: «В душе — поэт, а в жизни — циник страшный. Много написал он хороших стихотворений, но из скромности ничего не печатает, не дерзая стоять на лестнице поэтов ниже своего брата» («Записки Н. И. Лорера», М., 1931, стр. 197).
328
Почему вы допустили его умереть? Он тоже был влюблён в вас, не правда ли?
329
Керн намекает на восторженную и неразделённую любовь Веневитинова к кн. 3. А. Волконской. О Керн Веневитинов говорил, что «любуется ею, как Ифигенией в Тавриде, которая, мимоходом сказать, прекрасна» (А. П. Пятковский, «Князь В. Ф. Одоевский и Д. В. Веневитинов», СПб., 1901, стр. 129).
330
Над «Полтавой» Пушкин работал в октябре 1828 г. Керн неправильно цитирует стих из 3-й песни: «И грянул бой, полтавский бой». Но стих этот, видимо, действительно «занимал» Пушкина, судя по тому, что в черновой рукописи он повторен трижды на одном листе, а в первом случае даже обведён чернилами.
331
Подлинники этих стихотворных шуток не сохранились.
332
Стихотв. «Приметы» написано в январе 1829 г. Текст Керн согласуется с текстом первой публикации (в альманахе «Подснежник» на 1829 г.), где в 4-м стихе было: «Осеребрял мой бег ретивой…», вместо позднейшего: «Сопровождал мой бег ретивой…» Поэт А. И. Подолинский, бывавший тогда у Керн, видел у неё «черновую рукопись стихотворения… Эти три строфы, написанные так просто и легко, казалось, не стоили поэту ни малейшего труда, а между тем в них, сколько я помню, не осталось ни одной строчки без поправок, а некоторые слова изменены по два раза» («Русск. Старина», 1889, № 4, стр. 219).
333
«Пред ней задумчиво стою» — стихотв. «Ты и вы», написанное 23 мая 1828 г. «Одна особа» — А. А. Оленина, за которой Пушкин усердно ухаживал в 1828 г.
334
Эти стихи были приведены Пушкиным и в письме к П. А. Вяземскому 1 января 1828 г., где сообщена непечатная редакция 2-го стиха, как, несомненно, и в копии, посланной Дельвигу через Керн, чем и объясняется просьба Пушкина «не читать и не заглядывать». О стихах, написанных Пушкиным у кн. С Г. Голицына, см. Сочинения М. Н. Лонгинова, М., 1915, стр. 512—514.
335
Нехорошо нападать на столь безобидного человека.
336
По средам и воскресеньям у Дельвига происходили литературные вечера, главными участниками которых были сотрудники «Литературной Газеты». Об Адаме Мицкевиче и его отношениях с Пушкиным см. у Полевого, стр. 429—431 [ориентир: ссылка на прим. 262[446] и ниже. — Прим. lenok555]. Он посещал Дельвига в декабре 1827 г., январе 1828 г. и в октябре 1828 — марте 1829 г.
337
Подолинский, тогда только ещё начинавший свою литературную деятельность, вопреки словам Керн, не пользовался признанием ни Пушкина ни Дельвига (ср. стр. 597[267]).
338
«Элегия на смерть Анны Львовны», тётки Пушкина, умершей 14 октября 1824 г., написана была Пушкиным и Дельвигом в мае 1825 г. в Михайловском. Она вызвала большое неудовольствие у старшего поколения Пушкиных, в особенности у больно задетого ею В. Л. Пушкина. Около 12 сентября 1825 г. Пушкин писал Вяземскому: «Ради бога докажи Вас. Льв., что элегия на смерть Ан. Льв. не моё произведение, а какого нибудь другого беззаконника. Он восклицает: „а она его сестре 15.000 оставила!“. О том же 26 октября 1825 г. Л. С. Пушкин писал Соболевскому, прося уверить дядю, „что Ах, тётушка — Ах, Ан. Льв. — не брата и никого из семейства, разве, может быть, Л. С. хотел подшутить, да и подделался под брата“» («Лит. Наследство», № 16—18, стр. 782 [Точнее, стр. 728. — Прим. lenok555]).
339
Я надеюсь, что мне и барону Дельвигу разрешается не всегда быть умными.
340
Ах, как глупы эти умные люди.
341
В своих «Воспоминаниях о Пушкине, Дельвиге и Глинке» (стр. 281) Керн пишет: «у Пушкина часто проглядывало беспокойное расположение духа. Великий поэт не был чужд странных выходок, не редко напоминавших фразу Фигаро: „ah qu’ils sont bête les gens d’esprit“ [ax, как глупы эти умные люди], и его шутка часто превращалась в сарказм, который, вероятно, имел основание в глубоко возмущённом действительностью духе поэта. — Это маленькое сравнение может объяснять, почему Пушкин не был хозяином кружка, увлекавшегося его гением».
342
Дельвиги и Керн жили до 1829 г. на Загородном проспекте, д. № 9. В это время С. М. Дельвиг писала своей подруге: «Из дам вижу более всех Анну Петровну Керн… Это добрая, милая и любезная женщина 28 лет; она живёт в том же самом доме, что и мы, — почему мы видимся всякий день; она подружилась с нами и принимает живое участие во всём, что нас касается…» (Б. Л. Модзалевский, «Пушкин». Л., 1929, стр. 231).
343
Возле него чувствовали себя так непринуждённо! Встречали такую доброжелательность!
344
Заместите меня, дорогой друг, вот я доверяю вам эту икону для благословения ею моей дочери.
345
«Итак, вот первый раз, что мы одни — вы и я». — «И мы сильно замёрзли, не правда ли?» — «Да, вы правы, очень холодно — 27 градусов».
346
О. С. Пушкина 28 января 1828 г. против воли родителей вышла замуж за Н. И. Павлищева. Свадьба была совершена тайно. В. А. Жуковский 4 февраля писал А. А. Воейковой: «Пушкина, Ольга Сергеевна, одним утром приходит к брату Александру и говорит ему: Милый брат, поди скажи нашим общим родителям, что я вчера вышла замуж… Брат удивился, немного рассердился, но, как умный человек, тотчас увидел, что худой мир лучше доброй ссоры, и понёс известие родителям. Сергею Львовичу сделалось дурно… Теперь все помирились» (Н. В. Соловьев, «История одной жизни», т. II, П., 1916, стр. 65). Всё это худо вяжется с трогательным рассказом Керн, основная цель которой заключалась, конечно, в том, чтобы подчеркнуть, будто они с Пушкиным никогда прежде не оставались наедине.
347
Хорошее словечко, быстрый отпор.
348
Меня, такую безобидную.
349
Да, действительно так, вы такая безобидная. Вот ваша кузина — это совсем другое дело: и это доставляет удовольствие, есть с кем поговорить.
350
Ни с того, ни с сего.
351
Они такие атласные. — Сатана (непереводимая игра слов).
352
Нет ничего более нелепого, чем терпение и покорность.
353
«Северные Цветы» — альманах, издававшийся Дельвигом в 1825—1831 гг. при ближайшем участии О. М. Сомова.
«Я только и делаю, — писала С. М. Дельвиг подруге, — что читаю Вальтер Скотта, помогаю мужу в его занятиях по „Северным Цветам“, то есть переписываю стихи и прозу, которую ему доставляют, держу с ним корректуру и проч.» ( Б. Л. Модзалевский, «Пушкин». Л., 1929, стр. 186).
354
Оба эти экспромта Дельвига известны только по воспоминаниям Керн. А. И. Дельвиг («Мои воспоминания», т. I, стр. 92) вспоминает, как однажды Соболевский, будучи у Дельвига, «заснул, читая песни Беранжера. Книга выпала из его рук и была объедена большою собакою Дельвига. По этому случаю за обедом была сочинена песня с припевом:
355
«Баратынский поселился на одной квартире с Дельвигом, в Семёновском полку, — рассказывает В. П. Гаевский со слов лицеиста Д. А. Эрнстова. — Оба поэта жили самым оригинальным образом, почти не имея мебели в своей квартире, и не нуждались в подобной роскоши, почти постоянно без денег, но зато с неистощимым запасом самой добродушной, самой беззаботной весёлости» («Современник», 1853, № 5, стр. 40).
356
Эта пародия Дельвига (на балладу Жуковского «Смальгольмский барон») направлена против А. Е. Измайлова и вызвала, в свою очередь, пародию из враждебного Дельвигу литературного лагеря. Керн приводит это стихотв с незначительными ошибками. В 18-м стихе пропущена фамилия цензора фон-Поля.
357
Икрами.
358
Существует ли ещё где-нибудь любовник, требующий обратно то, что он дал вам в долг.
359
Когда получают только полторы тысячи ливров, так не щеголяют в шёлковых чулках.
360
Лев уехал вчера, Александр Сергеевич возвратился третьего дня. Он, говорят, влюблён больше, чем когда-нибудь. Однако, он почти не говорит о ней. Вчера он привёл фразу — кажется, г-жи Виллуа, которая говорила сыну: «Говорите о себе только с королём, и о своей жене — ни с кем, потому что всегда есть риск — разговаривать с кем-нибудь, кто знает её лучше вас… Свадьба состоится в сентябре».
361
«В этот период, перед женитьбой своей, — пишет Керн в „Воспоминаниях о Пушкине, Дельвиге и Глинке“ (стр. 289), — Пушкин казался совсем другим человеком. Он был серьёзен, важен, молчалив, заметно было, что его постоянно проникало сознание великой обязанности счастливить любимое существо, и может быть предчувствие тех неотвратимых обстоятельств, которые могли родиться в будущем от серьёзного и нового его шага в жизни и самой перемены его положения в обществе. Встречая его после женитьбы всегда таким же серьёзным, я убедилась, что в характере поэта произошла глубокая разительная перемена».
362
Это шотландское блюдо.
363
Н. О. Пушкина умерла 29 марта 1836 г. Во время её болезни О. С. Павлищева жаловалась мужу, что «Александр появляется только не надолго» («Лит. Наследство», № 16—18, стр. 798). Однако Е. Н. Вревская, вспоминая о холодности Н. О. Пушкиной к старшему сыну, свидетельствовала: «Но последний год её жизни, когда она была больна несколько месяцев, Александр Сергеевич ухаживал за нею с такою нежностью и уделял ей от малого своего состояния с такою охотой, что она узнала свою несправедливость и просила у него прощения, сознаваясь, что она не умела его ценить… Он был чрезвычайно расстроен и жаловался на судьбу, что она и тут его не пощадила, дав ему такое короткое время пользоваться нежностью материнскою, которой до того времени он не знал» («Русск. Вестник», 1869, № 11, стр. 89).
364
Это только притворство.
365
Я получила вчера утром ваше милое письмо, сударыня, и сейчас-же посетила-бы вас, если бы не тяжёлое нездоровье моей дочери. Если вы можете зайти завтра днём, я приму вас с большой радостью. Ел. Хитрово.
366
Дорогая г-жа Керн, малютка наша в кори, и с нею нельзя видеться. Как только дочери моей станет лучше, я приеду с вами повидаться. Ел. Хитрово. Перо моё так дурно, что г-жа Хитрово… им пользоваться, и мне выпала удача быть её секретарём. А.
367
Вот, моя милая, письмо Шереметева. Сообщите мне его содержание. Я хотела принести вам его лично, но мне положительно не везёт — начавшийся дождь остановил меня. Ел. Хитрова.
368
Вот ответ Шереметева. Желаю, чтобы он был для вас благоприятен. Г-жа Хитрово сделала всё, что могла. Простите, прекрасная, будьте покойны и довольны и верьте моей преданности.
369
… Раз вы ничего не могли добиться — вы, красивая женщина, — что мог бы сделать я — даже и не красивый юноша… Всё, что могу посоветовать — это снова обратиться к услугам…
Все три записочки Пушкина впервые напечатаны в «Воспоминаниях» Керн. В подлиннике из них сохранилась только вторая (см. «Пушкин. Письма», т. III, под ред. Л. Б. Модзалевского, 1935, стр. 516—517). Мать Керн, Е. И. Полторацкая, умерла в первой половине 1832 г., поэтому записки Пушкина датируются второй половиной 1832 г.
370
Знавший Н. Ф. Павлова ещё с 1830 г. как посредственного поэта и завзятого картёжника, Пушкин относился к нему иронически, но появившиеся в 1835 г. «Три повести» Павлова он встретил очень сочувственно. В неоконченной статье о них Пушкин писал: «Три повести г. Павлова очень замечательны и имели успех вполне заслуженный. Они рассказаны с большим искусством, слогом, к которому не приучили нас наши записные романисты». Отмечая, что «талант г-на Павлова выше его произведений», Пушкин привёл пример, свидетельствующий о необычайно острой трактовке в повестях Павлова социально-бытовых противоречий, «где чувство истины увлекло автора даже противу его воли». Именно поэтому статья Пушкина не могла увидеть света, а самые повести подверглись цензурно-полицейским гонениям.
371
Я никогда не читал ничего более прекрасного.
С. А. Соболевский свидетельствовал, что «Пушкин, хотя и весьма уважал Вальтер Скотта, но ставил Promessi sposi выше всех его произведений» («Рассказы о Пушкине, записанные П. И. Бартеневым», стр 35). Роман Манцони «Promessi sposi» («Обречённые») появился в 1827 г., выдержав под ряд три издания, а в следующем году вышло два французских перевода. В «Литературной Газете» на этот роман напечатана была рецензия, быть может, принадлежащая перу Пушкина, доказывающая «сходство в концепции романа Манцони, в её понимании критиком „Литературной Газеты“, с сюжетной схемой Пушкинской „Капитанской дочки“» (Б. В. Томашевский, «Французская литература в письмах Пушкина к Е. М. Хитрово». «Письма Пушкина к Е. М. Хитрово», Л., 1927, стр. 250—251).
372
Немножко развязно.— Ну, как здесь идут дела?
373
Поэт и критик кн. Пётр Андреевич Вяземский (1792—1878), один из умнейших и остроумнейших людей своего времени, подобно другим своим современникам, как и он, принадлежавшим к числу ближайших друзей Пушкина, не оставил о нём связных воспоминаний, хотя пережил Пушкина на сорок лет. Но в «Автобиографии» Вяземского, в его «Записных книжках», письмах, критических статьях рассеяно множество рассказов, суждений и припоминаний о Пушкине. В настоящем издании мы впервые сделали попытку объединить разрозненные воспоминания Вяземского о Пушкине, отсеяв всё менее значительное и присоединив к ним рассказы Вяземского и его жены, записанные П. И. Бартеневым. (Подробно см. во вступительной статье, стр. 23—24 [См. 2 абзаца, через один после ссылки на прим.[34] — Прим. lenok555]).
374
Принадлежность Пушкину эпиграммы «Послушайте: я сказку вам скажу» не доказана. С именем Пушкина ходила тогда не одна эпиграмма, направленная против монархической тенденциозности «Истории государства Российского» Сам Пушкин свидетельствовал, что его перу принадлежала одна только эпиграмма на Карамзина (ср. в отрывке из записок 1826 г.).
375
Хозяйка блестящего салона, поклонница литературы, кн. Е. И. Голицына была крайней патриоткой в духе Шишкова, чем и объясняется её отзыв о Карамзине. Приведённая Вяземским «заметка» Пушкина извлечена из автобиографических записок последнего 1826 г.
376
Рассказ М. П. Погодина о несостоявшейся поездке Пушкина в Петербург перед восстанием декабристов заимствован им у Соболевского (см. стр. 126 [См. последние 3 абзаца перед «Отрывком из воспоминаний о Пушкине». — Прим. lenok555] и примечание, стр. 577—578[135]).
377
Речь идёт об убийстве Павла I, обстоятельства которого в то время окружены были глубокой тайной.
378
Имеется в виду известный лицейский лицедей и староста М. Л. Яковлев.
379
Восторженно приветствуя первые литературные дебюты Пушкина, И. И. Дмитриев весьма сдержанно встретил «Руслана и Людмилу». Отзыв его должен был дойти до Пушкина в передаче «Сына Отечества» (1820, ч. 65, № 43, стр. 115). Отдавая должное «блестящей поэзии и лёгкости поэмы», Дмитриев порицал в ней «чувственность» и, перефразируя Пирона, говорил, что «мать запретила бы читать её своей дочери». Этот отзыв, безусловно, не остался без влияния на отношение к Дмитриеву Пушкина, который с 1820-х гг. стал вообще враждебно относиться к сентиментальной школе, главой которой был Дмитриев. Между тем Вяземский в 1823 г. выступил с апологетической статьёй «Известие о жизни и сочинениях И. И. Дмитриева», явившейся поводом к довольно резкой полемике в переписке его с Пушкиным.
380
Цитата из кишинёвского дневника Пушкина (запись от 3 апреля 1821 г.). В послании Вяземского «В. А. Жуковскому. Подражание сатире III Депрео» (см. Собр. соч. Вяземского, т. III, стр. 226—229) Пушкин обратил внимание на стихи:
381
В юношеские годы считая Ломоносова «отцом русской поэзии», Пушкин позднее очень критически расценивал его поэтическое наследие. К Сумарокову он всегда относился резко отрицательно, признавая, однако, за ним большое знание русского языка. В 1826 г., по поводу положительной оценки творчества Сумарокова в статье Вяземского «О жизни и сочинениях В. А. Озерова», Пушкин в своих замечаниях выразительно написал: «… в нём всё дрянь, кроме некоторых од. NB. Сумароков прекрасно знал русский язык (лучше нежели Ломоносов)».
382
В тех же замечаниях на упомянутую выше апологетическую статью Вяземского об Озерове Пушкин писал в заключение: «Озерова я не люблю не от зависти… но из любви к искусству. Ты сам признаёшь, что слог его нехорош, а я не вижу в нём и тени драматического искусства. Слава Озерова уже вянет, а лет через десять при появлении истинной критики совсем исчезнет» (ср. в письме к Вяземскому от 6 февраля 1823 г.). «Дмитрия Донского» Пушкин называл произведением «незрелого таланта» («Драматическое искусство родилось на площади…»)
383
Недовольство Пушкина отзывом Вяземского на самом деле было гораздо глубже. Критические замечания Вяземского о «Цыганах», встреченных им в общем очень восторженно (см. стр. 401 [См. «IV. Выдержки из писем о Пушкине», письмо В. Ф. Вяземской. 22. VI. 1825. — Прим. lenok555]), сделаны были им в экземпляре поэмы, изд. 1827 г. Вслед за Рылеевым Вяземский упрекал Пушкина за «унижение» Алеко цыганским ремеслом («Алеко может быть цыганом по любви к Земфире и ненависти к обществу: но всё же не может и не должен он исправлять цыганское ремесло…») и за стих «И с камня на траву свалился», показавшийся Вяземскому «вялым». Белинский в одной из своих статей 1836 г. привёл рассказ о том, как Пушкин в ответ одному критику, осуждавшему этот стих, воскликнул: «Я должен был так выразиться, я не мог иначе выразиться». Сам же Пушкин в 1830 г. писал: «Покойный Рылееев негодовал, зачем Алеко водит медведя и ещё собирает деньги с глазеющей публики. Вяземский повторил то же замечание… Всего бы лучше сделать из него (Алеко) чиновника 8 класса или помещика, а не Цыгана. В таком случае, правда, не было бы и всей поэмы: ma tanto meglio» [но тем лучше].
Если справедливо замечание Вяземского о том, что этот отзыв вызвал эпиграмму Пушкина «Прозаик и поэт» (впервые напечатанную в «Моск. Вестнике», 1827, ч. 1, № 4, стр. 232), то, надо думать, что Пушкину были известны и более ранние неблагоприятные отзывы Вяземского о «Цыганах», так как эпиграмма написана ещё в 1825 г.
384
Оценка Вяземским политических настроений Пушкина страдает ярко выраженной тенденциозностью. Нельзя забывать, что это писалось тогда уже, когда Вяземский сам давно оставил либеральные позиции и занимал высокие государственные посты. В данном случае, несомненно, оказывала на него влияние и общая его с Жуковским тенденция к посмертной политической «реабилитации» Пушкина.
385
Этот роман Яна Потоцкого послужил источником пушкинского отрывка «Альфонс садится на коня» (см. В. Г Чернобаев, «Пушкин и Ян Потоцкий», «Пушкин. Временник», т. III).
386
Вот весь мой талант, не знаю, достаточно ли его.
387
Об этом пари см. в переписке Пушкина и Вяземского от ноября 1830 — января 1831 г.
388
Сам Пушкин 9 сентября 1830 г. писал П. А. Плетнёву: «Бедный дядя Василий! знаешь ли его последние слова? приезжаю к нему, нахожу его в забытьи, очнувшись он узнал меня, погоревал, потом помолчав: как скучны статьи Катенина, и более ни слова. Каково? вот что значит умереть честным воином, на щите, le cri de guerre à la bouche» [с боевым кличем на устах]. Пушкин имеет в виду литературную борьбу «кармзинистов» и «шишковистов», в которой его дядя, как истый арзамасец, до конца остался противником младшего «шишковиста» Катенина.
389
С начала сентября по первые числа ноября 1830 г. Пушкин провёл в Болдине, отрезанный от Москвы холерными карантинами. Это знаменитая «болдинская осень», в которую Пушкин творил исключительно напряжённо и плодотворно. Там созданы VIII и IX главы «Онегина», «Повести Белкина», «Домик в Коломне», «Маленькие трагедии», множество стихотворений. Там же, в болдинских тетрадях остались и отрывки больших незавершённых замыслов Пушкина: «Русалки» и «История села Горюхина». Запись Вяземского служит единственным письменным свидетельством того, что там же, в Болдине, Пушкин писал и главу X (сожжённую) «Онегина». Осторожно умалчивая о посвящении её декабристским событиям, Вяземский, однако, записал два стиха из неё («У вдохновенного Никиты, У осторожного Ильи»), раскрывающие её содержание.
390
Вяземский ещё с середины 1820-х гг. начал работать над биографией Фонвизина (напечатанной только в 1848 г.). Пушкин горячо интересовался его работой и помогал ему в собирании материалов. Он очень высоко ставил Фонвизина, считая его комедии образцом «самобытного» реалистического искусства и в особую заслугу ему вменяя отказ от условностей французской классической комедии.
391
В своём отношении к Польше и польскому восстанию Пушкин был далеко не одинок, имея единомышленников даже в среде ссыльных декабристов, из которых многие (М. С. Лунин, А. А. Бестужев) были решительными противниками автономии Польши. Стихотворение Пушкина по-разному было встречено даже близкими ему людьми, на которых некоторые искренно, некоторые опасаясь нескромности почты, восторгались его «патриотическими вдохновениями», тогда как, например, А. И. Тургенев и особенно Вяземский ополчились против Пушкина. «Вяземский очень гонял его в Москве за Польшу» — писал 2 октября 1832 г. брату Тургенев.
392
Н. К. Загряжская (которой H. Н. Пушкина приходилась внучатной племянницей), почти всю жизнь проведя при дворе и обладая замечательной памятью, являлась живой летописью закулисной придворной истории шести царствований. Её рассказы использованы были Пушкиным в своих исторических занятиях, кое-что из них он записал в 1835 г., а отдельные эпизоды, ею рассказанные, занёс в свой дневник и в «Table-talk».
393
С кн. П. Б. Козловским, дипломатом, писателем и большим поклонником и знатоком римских авторов, в особенности Ювенала, Пушкин познакомился в 1835 г. через Вяземского. Попытка перевести «Желания» осталась недоведённой до конца. Отказавшись от неё, Пушкин набросал черновик стихотворного послания к Козловскому — «Ценитель умственных творений исполинских…»
394
В официальном прошении на имя Бенкендорфа, от 31 декабря 1835 г. о разрешении ему «в следующем 1836 г. издать 4 тома статей чисто-литературных (как-то повестей, стихотворений etc.), исторических, учёных, также критических разборов русской и иностранной словесности, наподобие английских трёхмесячных „Review“», Пушкин сам же чётко сформулировал мотивы, побуждавшие его хлопотать об издании журнала: «Отказавшись от участия во всех наших журналах, я лишился и своих доходов. Издание таковой „Review“ доставило бы мне вновь независимость а вместе и способ продолжать труды, мною начатые». Журнал, сознательно нейтрализованный в литературном и политическом отношении и, тем не менее, подвергавшийся жестоким цензурным гонениям, не имел успеха. Но Пушкин со своей стороны, вопреки утверждению Вяземского, с лета 1836 г. внимательно занимался делами «Современника», сам поместив в нём много своих произведений, в том числе: «Капитанскую дочку», «Путешествие в Арзрум», целый ряд стихотворений, критических статей, рецензий и т. д.
395
Эти замечания Вяземского напечатаны в «Старине и Новизне», кн. VIII, М. 1904, стр. 33—44. Опущены те на них, которые утратили интерес или заведомо ошибочны.
396
Стихи «Сказали раз царю» вызваны следующим происшествием: во время смотра войск в Тульчине в августе 1823 г. Александр I поздравил стоявших подле него генералов с известием об аресте Риэго. «Все отвечали молчанием и потупили глаза, — рассказывает Н. В. Басаргин, — один только NN (Воронцов) воскликнул: „Какое счастливое известие, государь!“ Эта выходка была так неуместна и так не согласовалась с прежней его репутацией, что ответом этим он много потерял тогда в общественном мнении» («Записки» Н. В. Басаргина, П. 1918).
397
Принадлежность Пушкину стихотв. «Вишня», как и датировка его 1815 г., остаются недоказанными.
398
Криптограмма эта относится к полученному Пушкиным 24 июля 1826 г. известию о казни декабристов.
399
Чаадаев сам выбрал это стихотворение, когда Васильчиков сообщил ему о желании царя познакомиться с недозволенными произведениями Пушкина. Прочтя «Деревню», Александр будто бы сказал Васильчикову: «Faites remercier Pouchkine des bons sentiments que ses vers inspirent» (Передайте благодарность Пушкину за добрые чувства, внушаемые этим стихотворением) (М. И. Жихарев, «П. Я. Чаадаев». «Вестник Европы», 1871, № 7, стр. 196). Но этот эпизод не мог произойти в 1818 г., так как «Деревня» написана годом позже.
400
Я вас поздравляю с принятием святого причастия.
401
Благосклонное слово.
402
Речь идёт о письме Пушкина к Н. И. Гончаровой от 5 апреля 1830 г.
403
Отправляйся в деревню, носи по мне траур два года, и потом выходи замуж, но только не за шалопая.
404
Непереводимая игра слов: «cor» — мозоль, «corps» — тело. Буквально: «Он мне сказал, что мозоль госпожи Пушкиной гораздо красивее, чем у моей жены».
405
«В дыму столетий» — стих из послания Пушкина к Жуковскому («Когда к мечтательному миру»), о котором сам Жуковский, посылая его 17 апреля 1818 г. Вяземскому, замечал: «Чудесный талант! Какие стихи! Он мучит меня своим даром, как привидение!» При перепечатке стихотворения в 1829 г. Пушкин опустил 17 заключительных стихов, в том числе и это выражение.
406
Реплика эта вызвана льстивыми стихами П. П. Свиньина, посвящёнными Аракчееву, в которых он писал, что, объездив весь свет,
Вяземский сам же и заклеймил Свиньина эпиграммой, в которой «не поэт, а дворянин», «расчётливый Свиньин», заявляет, что не видит пользы в том, чтоб кланяться «развалинам бесплодным».
Эту эпиграмму свою Вяземский снабдил примечанием, в котором, отмечая, что последний стих: «Я не поэт, а дворянин», — пародирует стих Рылеева: «Я не поэт, а гражданин», сообщил: «Пушкин очень смеялся над этим стихом. Несмотря на свой либерализм, он говорил, что если кто пишет стихи, то прежде всего должен быть поэтом: если же хочет просто гражданствовать, то пиши прозою» («Русск. Архив», 1866, столб. 475). «Сверчок» — арзамасское прозвище Пушкина.
407
Точки в подлиннике.
408
Вяземский имеет в виду критическую статью А. Ф. Воейкова «Разбор поэмы: „Руслан и Людмила“» («Сын Отечества», 1820, № 34—37), вызвавшую большую журнальную дискуссию и ироническую реплику самого Пушкина в письме к Н. И. Гнедичу от 20 декабря 1820 г. «Кто такой этот В., который хвалит моё целомудрие, укоряет меня в бестыдстве, говорит мне: красней, нещастной! (что между прочим очень неучтиво)»… и т. д.
409
Статья Вяземского «О Кавказском пленнике, повести соч. А. Пушкина» напечатана в «Сыне Отечества», 1822, ч. 82, № 49. В отношении своём к захватническим войнам России на Кавказе Пушкин оказывался солидарен с огромным большинством декабристов, которых буржуазно-национальная программа ставила в ряды сторонников колониальной политики царизма на Ближнем Востоке и вынуждала оправдывать русские зверства ссылками на «дикость» горских племён.
410
«Прекрасная шалость» — «Гавриилиада», написанная Пушкиным, вероятно, в апреле 1821 г.
411
Должно быть письмо от 5 апреля 1823 г., в котором Пушкин жаловался: «Мои надежды не сбылись: мне нынешний год нельзя будет приехать ни в Москву, ни в Петербург». Новая поэма — «Бахчисарайский фонтан», которую Пушкин кончил только осенью 1823 г. и в основу которой положил легенду о полячке Потоцкой, похищенной крымским ханом.
412
Рукопись «Бахчисарайского фонтана», издававшегося Вяземским, была продана им московскому книгопродавцу Ширяеву за 3000 руб., то есть примерно по 8 руб. за стих. Эта сделка, известие о которой обошло ряд журналов и газет (сам Вяземский посвятил ей статью «О Бахчисарайском фонтане не в литературном отношении», в «Новостях Литературы», 1823, IV, № 13), имела глубоко принципиальное значение, сыграв большую роль в борьбе за профессионализацию писательского труда. «Начинаю почитать наших книгопродавцев и думать, что ремесло наше не хуже другого» — писал Пушкин 8 марта 1824 г. Вяземскому.
413
Слух о самоубийстве Пушкина разнёсся в Петербурге в середине июля 1824 г. Об этом 15 июля А. И. Тургенев сообщил Вяземскому («Остаф. Архив», III, стр. 58—61), а К. Я. Булгаков брату («Русск. Архив», 1903, № 2, стр. 64). Сам Пушкин уже из Михайловского, в черновом письме Жуковскому от 29 ноября 1824 г., писал: «Стыжусь, что доселе не имел духа исполнить пророческую весть, что разнеслась недавно обо мне [и ещё не застрел.]. Глупо час от часу далее вязнуть в жизненной грязи ничем к ней привязанный».
414
Я надеюсь, что Пушкин не способен, как дурак, лишить себя жизни.
415
В конце мая или начале июня 1825 г. Пушкин написал прошение Александру I об отпуске его за границу для лечения аневризмы. Жалобы на эту нисколько не беспокоившую его болезнь, сильно встревожившие петербургских друзей Пушкина, имели единственной целью использовать её как средство вырваться из России. Но Н. О. Пушкина, которой сын поручил хлопоты, заменила его просьбу патетическим письмом на имя Александра I, результатом чего явилось разрешение Пушкину жить и лечиться в Пскове.
416
«Высочайшая цензура» оказалась далеко не столь милостивой, как полагал Вяземский: «Борис Годунов» появился в свет только в 1831 г., а на сцену при Пушкине не смог проникнуть.
417
В № 4 за 1828 г. московского журнала «Атеней» появилась статья о IV и V главах «Евгения Онегина», полная мелочных грамматических придирок. «Кто этот Атенеический Мудрец, который так хорошо разобрал IV и V главу?» — спрашивал Пушкин в конце марта у Соболевского. На эту критику Пушкин собирался ответить специальной статьёй, но в конце концов ограничился тем, что некоторые замечания критика из «Атенея» отметил в примечаниях к «Онегину» (примечания 24, 31, 36).
418
В марте 1828 г. Пушкин через Бекендорфа ходатайствовал у царя об определении его в действующую армию на Кавказ. Просьба его, вопреки распространившимся слухам, не была удовлетворена. 20 апреля Бенкендорф отвечал, что царь не может определить Пушкина в армию, «поелику все места в оной заняты». Пушкин очень хорошо понял смысл этого отказа, на который ответил демонстративной просьбой отпустить его в таком случае на 6—7 месяцев в Париж.
419
Филарет перефразировал стихотв. Пушкина «Дар напрасный, дар случайный». Он написал: «Не напрасно, не случайно Жизнь от бога мне дана. Не без воли бога тайной. И на казнь осуждена…» Пушкин ответил стихотв. «В часы забав иль праздной скуки», напечатанным под заглавием «Станцы» в «Лит. Газете», 1830, № 12, от 12 февраля.
420
Заметка Пушкина «О записках Видока» напечатана была без подписи в «Лит. Газете», 1830, № 20, от 16 апреля. Она явилась ответом на пасквильный «Анекдот» Булгарина, которого Пушкин изобразил в виде Видока, известного французского сыщика, в прошлом беглого солдата, вора и мошенника. Смысл этой заметки, как и имя её автора, были тогда же расшифрованы.
421
Эрминия — Е. М. Хитрово. Она же — Элиза (см. ниже).
422
О нападках на Пушкина по поводу его послания «К вельможе» (кн. Н. Б. Юсупову) и о пасквильной сцене «Утро в кабинете знатного барина», напечатанной в «Московском Телеграфе» — см. у Полевого, стр. 453—455. За пропуск этой сцены цензор С. Н. Глинка в августе 1830 г. был уволен от должности.
423
Летом 1831 г. Пушкин стал хлопотать о разрешении на издание политической и литературной газеты «Дневник», но только через год получил официальное разрешение, откуда и выражение — «будущий газетчик». Однако политическая обстановка 1832—1833 гг. и нежелание Пушкина выступать в роли официозного журналиста побудили его, в конце концов, временно отказаться от издания газеты.
424
Рим больше не в Риме, он весь в Москве.
425
3 декабря 1832 г. Пушкин единогласно избран был в члены Российской Академии.
426
В № 26 «Литературных Прибавлений к Русскому Инвалиду» на 1833 г. Пушкин напечатал рецензию на «Сочинения и переводы в стихах Павла Катенина, 1832 г.». Яркий представитель враждебной Пушкину литературной школы, Катенин, одна-коже, был связан с Пушкиным и личными и литературными отношениями. Вопреки своим друзьям, — и в частности Вяземскому, — возражавшим против привлечения Катенина к их общим литературным делам, Пушкин высоко ценил Катенина как критика. К поэтическим произведениям его Пушкин относился более нежели сдержанно, но самомнение и крайняя обидчивость Катенина заставляли его воздерживаться от печатных суждений на этот счёт, почему и эта рецензия была не вполне объективной.
427
Вернувшись 24 ноября 1833 г. в Петербург, Пушкин привёз с собой «Медного Всадника», «Анджело», «Сказку о рыбаке и рыбке», «Сказку о мёртвой царевне» и др.
428
14 мая 1835 г. у Пушкиных родился сын Григорий.
429
С октября 1834 г. Пушкины жили в доме Баташёва на Дворцовой набережной, заняв квартиру, в которой прежде жил с семьёй Вяземский. Удручённое состояние последнего объяснялось недавней кончиной дочери.
430
Пушкин и Вяземский первые в России обратили внимание на А. Мюссе, ранние произведения которого были приветствованы романтиками и жестоко ошельмованы классиками.
431
23 июня 1836 г. у Пушкиных родилась дочь Наталья.
432
История последней дуэли и смерти Пушкина всего полнее рассказана Соллогубом и Данзасом. Она принадлежит к числу наиболее изученных и разработанных моментов в биографии Пушкина. Это освобождает нас от необходимости комментировать письма Вяземского о дуэли и смерти Пушкина, в которых, наряду со множеством ценных сведений, встречаются и отдельные неточности. Но не они заставляют настороженно отнестись к письмам Вяземского. Письма эти, как и известная записка Жуковского и письмо Вяземского к в. кн. Михаилу Павловичу, носили, конечно, отнюдь не интимный, не частный характер, а адресовались к весьма широкой аудитории, ставя своей целью посмертную политическую «реабилитацию» Пушкина (в интересах его семьи), а с ним вместе и себя. Этим объясняется ярко выраженная тенденциозность в характеристике политических настроений Пушкина.
Помимо упомянутого письма Вяземского к Михаилу Павловичу, к числу его более значительных эпистолярных повествований о дуэли и смерти Пушкина принадлежат письма к А. О. Смирновой («Русск. Архив», 1888, № 2, стр. 295—304) и письмо от 16 февраля 1837 г. к Э. К. Мусиной-Пушкиной («Русск. Архив», 1900, № I, стр. 391—394).
433
Есть два рода рогоносцев: настоящие знают, как им быть, но положение рогоносцев по милости публики затруднительнее, а моё именно таково.
434
Я не желаю, чтобы петербургские праздные языки мешались в мои семейные дела. Я не согласен ни на какие переговоры между секундантами.
435
«Это письмо сохранилось в бумагах Булгакова не в подлиннике, а в списке, и, может быть, писано и не к нему; но очевидно и несомненно оно принадлежит князю П. А. Вяземскому». Прим. П. И. Бартенева.
436
С начала этого дела я вздохнул свободно только на минуту, когда написал это письмо.
437
Так как вызов последовал со стороны г. Гекерена, который оскорблён, то он может выбрать мне секунданта, если этого ему хочется; я принимаю его заранее, если даже он выберет своего егеря.
438
Я не желаю, чтобы петербургские праздные языки мешались в мои семейные дела. Я не согласен ни на какие переговоры между секундантами.
439
Я ранен.
440
Подождите! Я чувствую в себе довольно силы, чтобы сделать свой выстрел.
441
Убит ли он? — Нет, но он ранен в руку и в грудь. — Странно: я думал, что мне будет приятно его убить; но чувствую, что нет.
442
Впрочем всё равно: если мы оба поправимся, то надо начать снова.
443
Мне не довольно того что вы, что мои друзья, что здешнее общество, так же как и я, убеждены в невинности и в чистоте моей жены: мне нужно ещё, чтобы доброе имя моё и честь были неприкосновенны во всех углах России, где моё имя известно.
444
Некогда передовой журналист, литературный критик, переводчик, издатель и книгопродавец, фактический редактор «Московского Телеграфа» (см. стр. 616), Ксенофонт Алексеевич Полевой (1801—1867) на склоне лет превратился, по выражению исследователя, в «продажного журналиста, добросовестно и за сходную цену выполняющего заказы „хозяина“». Покинутому былыми друзьями, выброшенному из литературной среды и с 1860 г. совершенно оставившему литературное поприще, Полевому ничего иного не оставалось, как уйти в прошлое, продолжая литературную борьбу в своём кабинете, на страницах мемуаров. Он так и поступил, принявшись за писание «Записок», выступив в них горячим апологетом и очень пристрастным адвокатом Н. А. Полевого, подвергнутого жестокому суду радикальной критики. Обратив страницы своих «Записок» в орудие ожесточённой полемики, Полевой напоил их желчью, нетерпимостью к чужим мнениям, озлобленностью заживо погребённого, но ещё рвущегося в битвы литературного бойца. И тем не менее «Записки» его благодаря богатству своего содержания служат ценнейшим материалом для истории русской литературы и журналистики второй четверти XIX в.
Из обширных «Записок» Полевого мы извлекли все его воспоминания о Пушкине, с которым он познакомился вскоре по возвращении поэта из ссылки и с которым, после недолгого союза, оказался во враждебных литературных лагерях. Это следует твёрдо помнить, читая интереснейшие воспоминания о Пушкине ожесточённого мемуариста, который в своём воинственном полемическом азарте не всегда оказался способным пощадить даже память великого поэта.
Ещё со второй половины 1850-х гг. начавшие публиковаться отрывками «Записки» Полевого впервые полностью были напечатаны в 1887 г. в журнале «Исторический Вестник» (в следующем году вышло отдельное издание), а затем с сокращениями переизданы в книге «Николай Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов». Редакция, вступительная статья и комментарии Вл. Орлова. Л., 1934. В настоящее издание вошли отрывки из 7-й главы 1-й части, вся 1-я и отрывки из 4-й главы 2-й части «Записок».
«Московский Телеграф», буржуазно-прогрессивный журнал, издавался в Москве с 1825 г. Редактор-издатель его Н. А. Полевой (1796—1846), беллетрист, литературный критик и историк, происходил из купеческой семьи. К числу ближайших участников журнала принадлежал Вяземский, привлёкший Жуковского, Баратынского, Языкова и, наконец, Пушкина. Первоначально «Московский Телеграф» пользовался исключительным успехом. Представитель крайнего романтизма, Полевой вёл ожесточённую борьбу с сторонниками классицизма, откуда понятна оживлённая полемика, разгоревшаяся вокруг нового журнала. Постепенный отход от него литературных «аристократов» ускорился выступлением Полевого в его статьях и в томе I его «Истории русского народа», вышедшем в 1829 г., против Карамзина. Вместе с другими «литературными аристократами», обвинявшими Полевого в резкости мнений и в дерзости, — Пушкин в 1827 г. порвал с Полевым, войдя в редакционный коллектив «Московского Вестника» и затем приняв участие в литературных выступлениях против «Московского Телеграфа».
Соответственно изменилось и отношение «Московского Телеграфа» к Пушкину. В 1825—1830 гг. «Телеграф» превозносил Пушкина, сопоставляя его с Байроном и связывая с его творчеством судьбу русского романтизма. Впоследствии эти отзывы подверглись резкому пересмотру, и им на смену являются прямые выпады против Пушкина, особенно после его «Послания к вельможе» (см. стр. 453—455), послужившего поводом к обвинениям поэта в низкопоклонстве и заискивании перед знатью.
445
Упоминаемое Полевым письмо И. И. Дмитриева не сохранилось. Однако известны другие действительно весьма сочувственные отзывы его о «Московском Телеграфе» (см. Сочинения И. И. Дмитриева, 1893, т. II, стр. 289, 327).
2 августа 1825 г. Пушкин писал Н. А. Полевому: «…не благодарил я вас ещё за присылку Телеграфа, и за удовольствие, мне доставленное вами в моём уединении, — это непростительно. Радуюсь, что стихи мои могут пригодиться вашему Журналу, конечно, лучшему из всех наших журналов…» и т. д.
Кроме названных произведений Пушкина, в первых номерах «Телеграфа» напечатаны были его «Телега жизни», «Если жизнь тебя обманет» и «Цыганская песня».
446
А. Е. Измайлов, редактор журнала «Благомеренный», отличавшегося грубоватым юмором, выступил с ироническим разбором эпиграммы Пушкина, угадав его за инициалами «А. П.». Процитировав первые четыре стиха, он писал: «Страшно, очень страшно. Более же всего напугало меня то, что у господина сочинителя есть когти» — и, приведя вторые четыре стиха, — заключал: — «Сколько вкуса и чувствительности! Пришлось похвалить! Долго ли до истории?» («Благонамеренный», 1825, XXX, стр. 173). Отослав свою ответную эпиграмму Полевому, Пушкин в начале июля 1825 г. писал Вяземскому: «Вот ещё эпиграмма на Благон., который, говорят, критиковал моих приятелей».
447
Упоминая о переводе Пушкиным «Конрада Валленрода», Полевой имеет в виду отрывок: «Сто лет минуло, как тевтон…» Однако едва ли можно поверить Полевому, что Пушкин пользовался при этом подстрочным переводом. Польский язык Пушкин знал настолько, во всяком случае, что мог читать на нём, о чём свидетельствуют его польские выписки из Мицкевича, стихотв. «Воевода», «Будрыс» и др. Самая близость пушкинского перевода к подлиннику говорит за то, что поэт переводил непосредственно с польского текста.
448
Опровержения мои напечатаны в «Северной Пчеле» 1859 г., в № 129-м и 169-м.
449
Ошибка мемуариста: портрет Пушкина, работы Е. Гейтмана, приложен был не к I-му изданию «Руслана и Людмилы», а к I-му изданию «Кавказского пленника» (1822).
450
Считая основным качеством народной драмы свободную и широкую форму шекспировской трагедии, Пушкин прокламировал преобразование русского театра в духе Шекспира. «Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении типов» — писал Пушкин в 1829 г. (в наброске предисловия к «Борису Годунову»).
451
Не будьте злопамятны, я вас прошу.
452
См. статью Жуковского: «Письмо к А. С. Пушкину». К. П.
453
См. «Соч. Пушкина», изд. Анненкова, т. I, стр. 172. К. П.
454
При основании «Московского Вестника» для главных сотрудников установлен был авторский гонорар в размере 100 руб. за печатный лист оригинальной статьи и 50 руб. за лист перевода. Сам же Пушкин, вне зависимости от доли участия своего в журнале, выговорил себе 10.000 руб. в год. Наряду с материальной заинтересованностью, Пушкин использовал эти условия в качестве орудия в борьбе за профессионализацию литературного труда, имевшей глубоко принципиальный характер. В журнальном мире тогда господствовала откровенная эксплоатация литераторов.
455
В письме к Языкову (H. М.) он писал, от 21-го ноября 1826 года: «Один Вяземский остался твёрд и верен „Телеграфу“, жаль, но что же делать». («Соч. Пушкина», издание Анненкова, т. I стр. 174). Следовательно, он желал и старался отклонить князя Вяземского от участия в «Московском Телеграфе». К. П.
456
Кажется, один нижний этаж его был отделан наскоро. К. П.
457
До конца 1820-х гг. Пушкин сохранял терпимое отношение к Булгарину, избегая резкого конфликта с влиятельным журналистом, встречался с ним довольно часто и даже печатался в «Северной Пчеле».
458
Главы IV и V «Евгения Онегина» были изданы в одной книжке в начале 1828 г. Действительно, в романе дважды упоминается о битье мух. В главе II (строфа III) см.:
В главе IV (строфа XXXVI):
Вся строфа XXXVI в последующем издании опущена.
459
П. П. Свиньин — посредственный писатель и журналист, писавший, кроме исторических романов, статьи по этнографии и географии. По поводу последних утверждали, что Свиньин, в качестве очевидца, описывает места, в которых никогда не бывал. В «Детской книжке» Пушкин высмеял его под именем Павлуши, опрятного, доброго и прилежного мальчика, который «не мог сказать трёх слов, чтоб не солгать».
460
Послание «К вельможе» (1830), обращённое к известному меценату кн. Н. Б. Юсупову, вызвало ожесточённые обвинения Пушкина в низкопоклонстве. «Все журналы, — писал Пушкин в одной из своих черновых заметок, — пришли в благородное бешенство, восстали против стихотворца, который (о, верх унижения!) в ответ на приглашение князя ** извинялся, что не может к нему приехать на дачу. Сие несчастное послание предано было всенародному проклятию, и с той поры, говорит один журнал, слава ** (Пушкина) упала совершенно!»
Нападение возглавлял Н. Полевой, напечатавший в прибавлении к «Телеграфу» («Новый Живописец общества и литературы», 1830 г., № 10) пасквильную сцену «Утро в кабинете знатного барина». Князь Беззубов довольно неблагосклонно принимает через своего секретаря льстивое послание к нему поэта, сожалеет, что оно написано по-русски, но всё-таки велит, в виде благодарности, приглашать поэта по четвергам к обеду, поясняя: «Только не слишком вежливо обходись с ним, ведь эти люди забывчивы, их надобно держать в чёрном теле…» Через два года Полевой выступил со злой пародией на «Чернь» Пушкина, написанной в том же духе («Моск. Телеграф», 1832, VIII, стр. 253—254). Возмущённый Пушкин в наброске «ответа» Полевому писал: «Один журналист принял моё послание за лесть итальянского аббата и… заставил вельможу звать меня по четвергам обедать. Так то чувствуют они вещи и так то описывают светские нравы».
Упоминаемый К. Полевым разбор «Бориса Годунова» напечатан в «Моск. Телеграфе», 1833, XLIX, № I.
461
Известно единственное письмо Пушкина к А. А. Орлову, лубочному писателю, спекулировавшему на успехе романов Булгарина и подделывавшемуся под него. Пушкин в «Телескопе», под именем Феофилакта Косичкина, выступил со злым памфлетом на Булгарина и Греча «Торжество дружбы или оправданный А. А. Орлов», в котором иронически восхвалял Орлова, ставя его на один уровень с Булгариным. Жертвами мистификации стали и сам Орлов (письмо Пушкина служило ответом на его благодарность) и братья Полевые. Письмо Пушкина приведено автором не вполне точно.
462
Рассказы С. П. Шевырёва служат как бы естественным дополнением и коррективом к воспоминаниям К. А. Полевого, исходя из противоположного литературного лагеря. Поэт, критик и историк литературы, Степан Петрович Шевырёв (1806—1864), впоследствии идеолог «официальной народности» и ожесточённый реакционер, во 2-й половине 1820-х гг. был выдающимся членом московского кружка шеллингианцев и одним из организаторов и руководителей «Моск. Вестника». Рассказы Шевырёва записаны были с его слов (в декабре 1850 — января 1851 г.), повидимому, Н. В. Бергом для П. В. Анненкова, широко использовавшего их в своих «Материалах». В 1899 г. Л. Н. Майков опубликовал рассказы Шевырёва в своей книге «Пушкин», вкрапив их в текст своей статьи «Воспоминания Шевырёва о Пушкине». В настоящем издании рассказы Шевырёва печатаются по рукописи (хранящейся в Институте Литературы Академии Наук СССР). В тексте восстановлено несколько незначительных пропусков и исправлен ряд ошибок (иногда очень досадных), но сохранена композиция, приданная рассказам Шевырёва Майковым, расположившим их в хронологическом порядке. Отдельные припоминания Шевырёва о Пушкине, встречающиеся в его статьях, учтены в примечаниях.
463
Село Вязёмы, некогда принадлежавшее Борису Годунову, расположено в 2 километрах от Захарова. Современный Пушкину путешественник, митрополит Платон, писал, что «паче обратила на себя внимание наша в Вязёмах церковь каменная о двух ярусах, довольно великая, строения ещё царя Бориса Годунова. И снаружи и во внутренности её вся древность соблюдена». Позднее исторические сведения о Вязёмах Пушкин мог почерпнуть из «История Государства Российского» Карамзина (т. XI, гл. IV).
464
В действительности Пушкин выслан был из Петербурга прежде выхода в свет его первой поэмы. П. Я. Чаадаев принял горячее участие в Пушкине, когда над головой его собиралась гроза. И, повидимому, именно эти хлопоты имел в виду Пушкин в стихотворном обращении к Чаадаеву:
465
Хронологическая ошибка мемуариста: «Евгений Онегин» начат в Кишинёве 9 мая 1823 г.
466
Речь идёт о стихотв. «Пророк». (Подробно см. у Соболевского, стр. 129 [См. «Квартира Пушкина в Москве», окончание. — Прим. lenok555], и примечание, стр. 578[139]).
467
В другом месте о возвращении Пушкина в Москву Шевырёв писал: «Вспомним первое появление Пушкина, и мы можем гордиться таким воспоминанием… Мы ещё теперь видим, как во всех обществах, на всех балах, первое внимание устремлялось на нашего гостя, как в мазурке и котильоне наши дамы выбирали поэта беспрерывно… Приём от Москвы Пушкину одна из замечательнейших страниц его биографии» («Москвитянин». 1841, I, стр. 522).
468
«Это чтение происходило в сентябре 1826 г. По приезде П[ушкина] в Москву… — вспоминал С. А. Соболевский: — читал он у меня, жившего на Собачьей площадке, в доме Ринкевича (что ныне Левенталя) Бориса в первый раз при М. Ю. Виельгорском, П. Я. Чаадаеве, Дмитрии Веневитинове и Шевырёве» («П. С.», XXXI—XXXII, 1927, стр. 40).
469
Шевырёв, конечно, совершенно сознательно преувеличивал «живое сочувствие» Пушкина любомудрам и задним числом активизировал участие его в «Московском Вестнике» (ср. выше, стр. Полевого). Хотя Пушкин ещё в 1830 г. сочувственно отзывался о «молодой школе московских литераторов, школе, которая основалась под влиянием новейшей немецкой философии», но связь его с «Московским Вестником» продиктована была более всего желанием иметь собственную трибуну. Когда же выяснилось, что «Московский Вестник» нельзя сделать «своим журналом», Пушкин охладел к нему.
470
10 сентября 1826 г. Пушкин, как сказано, читал «Бориса Годунова» у Соболевского, 29 сентября — у Вяземского в присутствии Блудова, И. И. Дмитриева и А. Булгакова, 12 октября — у Веневитиновых. Конечно, эти чтения в тесных кружках литераторов не могли повредить распространению «Бориса Годунова», а напротив, должны были ещё более возбудить интерес читающей публики. И, действительно, в Петербурге, в первое же утро по выходе «Бориса Годунова», распродано было до 400 экземпляров книги («Лит. Газета», 1831, № 1, стр. 9). Но критика в массе отнеслась к «Борису Годунову» отрицательно, повторяя старые упрёки в отсутствии у Пушкина «возвышенных чувств», в «поверхностности», «прозаичности» и т. п.
471
В письме к H. Н. Раевскому 30 января 1829 г. Пушкин обещал ещё вернуться к Марине и Шуйскому. В набросанном им перечне своих драматических произведений и замыслов значатся «Дмитрий и Марина» и «Курбский». Указания на намерения Пушкина вернуться к темам смутного времени имеются и в дневнике Погодина («П. С.», XIX—XX, стр. 73, XXIII—XXIV, стр. 109). Очевидно, Пушкин действительно намеревался продолжить в этом направлении свою драматургическую работу, следуя примеру шекспировских хроник, но неуспех «Бориса Годунова» заставил его отказаться от этих замыслов.
472
Немецкого языка Пушкин никогда не любил и плохо владел им. Английским языком начал заниматься ещё с 1821 г., но, работая над «Борисом Годуновым», едва ли мог свободно читать Шекспира в подлиннике.
473
В конце ноября 1830 г. Пушкин писал Погодину по поводу его трагедии «Марфа-Посадница»: «Марфа имеет европейское высокое достоинство. — Я разберу её как можно пространнее — это будет для меня изучение и наслаждение». Подробно разбирая далее трагедию, Пушкин заключал: «Я вам говорю, что все это достоинства — Шекспировского». Пушкин и действительно готовил специальную статью о «Марфе-Посадиице».
474
Горячий поклонник и пропагандист Баратынского, Пушкин в письме к Погодину 19 февраля 1828 г. сетовал на Шевырёва: «Грех ему не чувствовать Баратынского, но бог ему судья».
475
Об «Андромахе» Катенина, получившей резко отрицательную оценку в статьях Шевырёва и Н. Полевого, Пушкин в 1830 г. писал, что это «может быть, лучшее произведение нашей Мельпомены по силе истинных чувств, по духу истинно трагическому» («Драматическое искусство родилось на площади…»). В рецензии на первую книжку «Современника» уже после смерти Пушкина Шевырёв писал: «Дружба была для него чем-то святым, религиозным. Она доходила в нём даже до литературного пристрастия: часто в поэте он любил и защищал только своего друга» («Моск. Наблюдатель», 1837, № 6, кн. 1, стр. 313). Замечание о том, что Катенин был старшим товарищем Пушкина по лицею — очевидная ошибка.
476
Упомянутые произведения Пушкина напечатаны впервые в «Моск. Вестнике», 1829, ч. I.
477
«Словом о полку Игореве» Пушкин занимался многие годы и особенно интенсивно, повидимому, в последний год жизни.
В 1843 г. Шевырёв писал: «Известно, с каким усердием Пушкин изучал памятники древней словесности. „Слово о полку Игореве“ он помнил от начала до конца наизусть» («Москвитянин», 1843, ч. 3, стр. 237). А в своём курсе лекций Шевырёв отмечал, что «Пушкин готовил издание „Слова о полку Игореве“. С глубоким уважением говорил он об его поэтических достоинствах и не сочувствовал нисколько мнениям скептиков, которые всего сильнее действовали в это время. Нельзя не пожалеть, что он не успел докончить труда своего» (цит. по Майкову, стр. 354). «Скептики», возглавлявшиеся М. Т. Каченовским, оспаривали подлинность «Слова», считая его позднейшей подделкой.
478
Об этом чтении «Бориса Годунова» сохранился позднейший отзыв Погодина: «Первые явления выслушаны тихо и спокойно, или, лучше сказать, в каком-то недоумении. Но чем дальше, тем ощущения усиливались… Мы просто все как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздерживаться. Кто вдруг вскочит с места, кто вскрикнет. То молчание, то взрыв восклицаний…» («Русск. Архив», 1865, стр. 95—96).
479
Записка М. И. Пущина обязана своим происхождением Л. Н. Толстому, который в годы работы над романом о декабристах усиленно искал встреч с бывшими деятелями тайных обществ, выспрашивал их воспоминания и побуждал к составлению мемуаров. В 1857 г. он писал П. В. Анненкову: «Посылаю вам, дорогой Павел Васильевич, записку Пущина, с которым мы живём вместе в Clarens, canton de Vaud. Записка презабавная, но рассказы его изустные — прелесть».
Михаил Иванович Пущин (1800—1869), младший брат лицейского друга Пушкина, И. И. Пущина, сосланный на Кавказ за причастность к восстанию декабристов и, в солдатской шинели, игравший значительную роль в ходе русско-персидской и русско-турецкой кампаний, близко знаком был с Пушкиным ещё до их встречи за Кавказом. Это обстоятельство, отличающее Пущина от всех других кавказских знакомцев Пушкина, оставивших о нём свои воспоминания, сразу же предопределило ту короткость и интимность в их отношениях, которая, в свою очередь, обусловила глубокий интерес содержательной записки Пущина, служащей как бы реальным комментарием к «Путешествию в Арзрум».
Впервые опубликованная Л. Н. Майковым в журнале «Русский Вестник» (1893, № 9, стр. 160—167) «Встреча с Пушкиным за Кавказом» была затем перепечатана нм в книге «Пушкин» (СПб., 1899).
Уже позднее этой записки М. И. Пущин написал свои обширные «Записки», в значительной мере посвящённые декабрьским событиям и колониальным войнам, в которых он принимал деятельное участие. Впервые полностью они опубликованы в «Русск. Архиве», 1908, № 11—12. В них Пущин также вспоминает о своей встрече с Пушкиным, но уже только в форме попутных замечаний.
480
Манифест о разрыве с Турцией издан был 14 апреля 1828 г. 14 июня действующая армия перешла границу, а уже 25 июня штурмом, без осады, взят был Карс. Столь же лёгкими оказывались и другие победы, поскольку ни регулярные войска Аббаса-Мирзы ни ополчения турецких пашей не были сколько-нибудь серьёзными противниками. Если, вопреки очевидной слабости неприятеля, война затянулась до октября 1829 г., то объяснялось это всего более нерешительностью русского командования, вынужденного учитывать нежелание Николая I наносить слишком чувствительные удары неприятелю и тем самым создавать угрозу существованию Турецкой империи.
481
Внезапный отъезд Пушкина 1 мая 1829 г. в действующую армию, без разрешения царя и Бенкендорфа, вызвал серьёзное беспокойство правительства, конкретно выразившееся в срочной рассылке предписаний об установлении за Пушкиным бдительного надзора. Бенкендорф склонен был путешествие Пушкина приписать желанию его повидаться с декабристами, сосланными в кавказский корпус. Подозрения эти были несомненно основательны: на Кавказе в 1829 г. служило около шестидесяти бывших членов тайных обществ, и именно в их кругу Пушкин по преимуществу проводил время, находясь в армии.
Пушкин прибыл в русский лагерь 13 июня.
482
Историк турецкой кампании, генерал Ушаков писал: «Перестрелка 14 июня 1829 г. замечательна потому, что в ней участвовал славный поэт наш А. С. Пушкин… Когда войска, совершив трудный переход, отдыхали в долине Инжа-су, неприятель внезапно атаковал переднюю цепь нашу, находившуюся под начальством полковника Басова. Поэт, в первый раз услышав около себя столь близкие звуки войны, не мог не уступить чувству энтузиазма. В поэтическом порыве он тотчас выскочил из ставки, сел на лошадь и мгновенно очутился на аванпостах. Опытный майор Семичев, посланный генералом Раевским вслед за поэтом, едва настигнул его и вывел насильно из передовой цепи казаков в ту минуту, когда Пушкин, одушевлённый отвагою, столь свойственною новобранцу-воину, схватив пику после одного из убитых казаков, устремился противу неприятельских всадников. Можно поверить, что донцы наши были чрезвычайно изумлены, увидев перед собою незнакомого героя в круглой шляпе и бурке. Это был первый и последний военный дебют любимца муз на Кавказе» («История военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 годах», ч. 2, Варшава, 1843, стр. 303).
Описал это сражение и сам Пушкин (в альбоме Ел. Н. Ушаковой он зарисовал свой автопортрет, в бурке и с пикой в руках) в главе III «Путешествия в Арзрум», запечатлев в своём повествовании и Пущина: «Граф послал Пущина осмотреть овраг. Пущин поскакал. Турки приняли его за наездника и дали по нём залп. Все засмеялись». «Вечером, — заключает Пушкин, — я узнал, что в сём сражении разбит сераскир арзрумский, шедший на присоединение к Гаки-Паше с 30 000 войска. Сераскир бежал к Арзруму; войско его, переброшенное за Саган-лу, было рассеяно, артиллерия взята, и Гаки-Паша один оставался у нас на руках».
483
Арзрум занят русскими войсками без боя 27 июня 1829 г. Сераскир с десятитысячным войском и со всей артиллерией сложил оружие.
484
Лёд сломан.
485
«Во Владикавказе нашёл я Дорохова и Пущина, — писал Пушкин в „Путешествии в Арзрум“. — Оба ехали на воды, лечиться от ран, полученных ими в нынешние походы. У Пущина на столе нашёл я русские журналы. Первая статья, мне попавшаяся, была разбор одного из моих сочинений. В ней всячески бранили меня и мои стихи. Я стал читать её вслух. Пущин остановил меня, требуя, чтоб я читал с большим мимическим искусством… Требование Пущина показалось мне так забавно, что досада, произведённая на меня чтением журнальной статьи, совершенно исчезла, и мы расхохотались от чистого сердца». Сам Пущин в письме к брату из Кисловодска от 25 августа 1829 г. писал: «Время здесь провожу довольно приятно. Лицейский твой товарищ Пушкин, который с пикою в руках следил турок перед Арзрумом, по взятии оного возвратился оттуда в приехал ко мне на воды, — мы вместе пьём по несколько стаканов кислой воды и по две ванны принимаем в день» («Щукинский сборник», в. 3, М., 1904, стр. 324).
486
Пушкин выехал из Кисловодска 8 сентября в обществе В. А. Дурова, брата известной «кавалерист-девицы», о котором писал: «Брат в своём роде не уступает в странности сестре. Я познакомился с ним на Кавказе в 1829 г., возвращаясь из Арзрума. Он лечился от какой-то удивительной болезни, в роде каталепсии, и играл с утра до ночи в карты. Наконец он проигрался, и я довёз его до Москвы в моей коляске. Дуров помешан был на одном пункте: ему непременно хотелось иметь сто тысяч рублей. Всевозможное способы достать их были им придуманы и передуманы. Иногда ночью, в дороге, он будил меня вопросом: Александр Сергеевич! Александр Сергеевич! как бы, думаете вы, достать мне сто тысяч?» («О Дурове». 1833).
487
Приведённые Пущиным стихи и другие, которых он не запомнил («Сосок чернеет сквозь рубашку»), впервые напечатаны — первое в «Полярной Звезде» на 1859 г., а второе в Гербелевском сборнике 1861 г., то есть несколькими годами позже написания Пущиным своих воспоминаний. Белинский в 1846 г. вспомнил напечатанные в «Невском Альманахе» «суздальские изображения из „Евгения Онегина“ над которыми и тогда все смеялись от души, а Пушкин даже написал на них стихи, которые по их неудобству к печати не были напечатаны… По всему видно, что Пушкин остался очень благодарен „Невскому Альманаху“ за его картинки из „Онегина“ и в особенности за изображение Татьяны в виде жирной коровницы, страдающей спазмами в желудке».
488
В «Путешествии в Арзрум», описывая занятие русскими войсками Топ-Дага 27 июня 1829 г., Пушкин замечал, что «приехал туда с поэтом Ю.» Этот «поэт Ю.» — будущий известный археолог и не менее известный крепостник и реакционер, Михаил Владимирович Юзефович (1802—1889), тогда либеральствующий поручик Чугуевского уланского полка, состоявший при Паскевиче в действующей армии.
Воспоминания Юзефовича о Пушкине, написанные в июле 1880 г. и подсказанные автору теми торжествами, которыми сопровождалось открытие памятника Пушкину в Москве (напечатаны в «Русск. Архиве», 1880, № 3, стр. 431—446), имели целью по его объяснению, «смыть с памяти поэта те остатки предубеждений, которые до сих пор ещё пятнают его нравственный образ». Этим самым Юзефович мог бы оказать очень дурную услугу Пушкину, если бы мы не имели достаточно данных для критической оценки его воспоминаний. «Нравственный образ» Пушкина, его политические и общественные взгляды после крушения декабристов, его религиозные настроения и т. д. Юзефович реконстрирует в полном соответствии с собственными убеждениями и настроениями, беззастенчиво перелицовывая Пушкина по своему образу и подобию (подробно см. во вступительной статье, стр. 25—26 [См. гл. 4 вступит. статьи, окончание. — Прим. lenok555]).
Тем же прокламированием полного примирения Пушкина с правительством Николая I и восторженного преклонения перед его главой отмечены и замечания Юзефовича на записки Н. И. Лорера («Записки декабриста Н. И. Лорера», М., 1931, стр. 108, 200). См. ещё воспоминания о Пушкине М. В. Юзефовича в письме его к П. И. Бартеневу, опубликованном М. А. Цявловским в «Звезде», 1930 г., № 7, стр. 231—232.
489
Вольнодумец.
490
Широко распространённая в мемуарной литературе легенда о разгульной и безалаберной жизни Пушкина в Петербурге очень мало соответствует действительности. Достаточно напомнить, что в это самое время он с исключительным трудолюбием работал над «Русланом и Людмилой», что в это же время он стал «певцом декабристов», что, наконец, уже тогда он принимал деятельнейшее участие в литературной жизни столицы.
491
П. В. Нащокин зачислен Юзефовичем в гусары ошибочно. Ошибочно цитирует он и стихи Пушкина из послания к П. П. Каверину.
492
Как, кузен, и вы тоже виновны? — Быть может, виновен, но отнюдь не кузен.
493
«Рыжий Б.» — адъютант Чернышёва Н. А. Бутурлин, действительно написавший донос на то, что на Кавказе декабристы, в обход дисциплины, пользуются слишком большой свободой и разными послаблениями. Анекдот об ответе 3. Г. Чернышёва на допросе А. И. Чернышёву повторен Юзефовичем и в замечаниях на записки Н. И. Лорера («Записки декабриста Н. И. Лорера». М., 1931, стр. 109).
494
Когда рассказывали A. П. Ермолову, что Чернышёв-министр добивается графского Чернышёвского майората, то Алексей Петрович заметил: «Что же тут удивительного? Одежда жертвы всегда и везде составляла собственность палача».
495
«Библейская поэма», — конечно, «Гавриилиада», написанная Пушкиным в 1821 г., широко распространявшаяся в списках и только в 1828 г. путём доноса ставшая известной правительству. Пушкин, привлечённый к возникшему вследствие сего дознанию, вынужден был отрекаться от авторства и едва избежал новых преследований. Естественно, что его должно было смутить напоминание об этой поэме.
496
Пушкин, в «Гаврилиаде» осмеявший основные догматы христианства, а в Одессе бравший «уроки чистого афеизма», до конца жизни остался материалистом и атеистом. Это явствует хотя бы из той неохоты, с которой он на смертном одре вынужден был согласиться на приглашение к нему священника. Именно это и побуждало Юзефовича и ему подобных с особенной страстностью, но совершенно наперекор истине, доказывать мнимую религиозность Пушкина.
497
Жюстина, или опасные связи.
498
В Своих замечаниях на «Записки Н. И. Лорера» Юзефович писал, что А. Н. Раевского «Пушкин уважал, но боялся, — Александр Раевский держал его в большом к себе решпекте» («Записки декабриста Н. И. Лорера». М., 1931, стр. 193). Подробно об отношениях Пушкина и А. Н. Раевского см. у Вигеля.
499
Первая редакция этого стихотворения («Дионея») напечатана впервые не в посмертном издании, а в № 4 «Новостей Литературы» за 1825 г., то есть уже после рассказанного Юзефовичем анекдота, который столь же сомнителен, как и то, чтобы Пушкин пожертвовал четырьмя стихами из-за этой невинной пародии.
500
Неоконченный набросок элегии «Надеждой сладостной младенчески дыша» относится к 1823 г. Приводимый Юзефовичем 9-й стих следует читать:
501
Вера Александровна Нащокина, с 1834 г. жена одного из ближайших друзей Пушкина, П. В. Нащокина, прожила долгую жизнь, похоронив всех своих друзей и близких. Последняя хранительница живых воспоминаний о Пушкине, она умерла только в 1900 г. в большой нужде, всеми оставленная и забытая. В 1890-х гг. в газетах даже появлялись объявления с призывом помочь последней современнице Пушкина. Но, кажется, единственным практическим результатом этих воззваний явились редкие наезды к Нащокиной газетных репортёров, одному из которых мы и обязаны записью её рассказов о Пушкине, и другом великом её друге, Гоголе, напечатанных в 1898 г. в иллюстрированном приложении к «Новому Времени» (№ 8115, 8122, 8125, 8129; перепечатаны в книге Л. П. Гроссмана «Письма женщин к Пушкину», М., 1929). В следующем году у Нащокиной снова побывал репортёр, но она уже ничего почти не могла дополнить к своим прежним воспоминаниям (Н. Ежов, «У современницы Пушкина В. А. Нащокиной», «Новое Время», 1899, 8343).
Рассказы Нащокиной очень живо и ярко рисуют Пушкина в интимной обстановке, будучи, вместе с тем не только весьма правдивы, но и чрезвычайно точны, как об этом можно судить из сопоставления её воспоминаний с иными источниками.
В 1850-х гг. рассказы П. В. и В. А. Нащокиных были записаны П. И. Бартеневым (см. «Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851—1860 гг.». Вступительная статья и примечания М. Цявловского. М., 1925; см. ещё М. А. Цявловский, «Бумажник Пушкина», «Русск. Библиофил». 1916, № 8).
502
Последний раз Пушкин пробыл в Москве с 3-го по 20-е мая 1836 г., работая в архивах и занимаясь делами «Современника». Всё это время он прожил у Нащокиных.
503
Согласно рассказу В. А. Нащокиной, записанному П. И. Бартеневым, «Пушкину очень понравилась песня эта; он переписал её всю для себя своею рукою, и хотя вообще мало пел, но эту песню тянул с утра до вечера» («Рассказы о Пушкине», стр. 46).
504
В письме к Нащокину от 24 ноября 1833 г. Пушкин вспоминал: «При выезде моём из Москвы Гаврила мой так был пьян и так меня взбесил, что я велел ему слезть с козел и оставил его на большой дороге в слезах и в истерике».
505
Эпизод этот в действительности произошёл в 1833 г. Пушкин писал Нащокину: «Дома нашёл я всё в порядке. Жена была на бале, я за нею поехал и увёз к себе, как улан уездную барышню с именин городничихи» (письмо от 24 ноября 1833 г.).
506
В конце октября 1835 г. Пушкин писал Нащокину: «Моё семейство умножается, растёт, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться». И другой раз: «Вот тебе анекдот о моём Сашке. Ему запрещают (не знаю зачем) просить чего ему хочется. На днях говорит он своей тётке: „Азя! дай мне чаю: я просить не буду“» (27 июня 1836 г.)
507
22 июля 1837 г., когда с момента роковой дуэли прошло уже полгода, Нащокин писал Соболевскому: «Смерть Пушкина для меня уморила всех, я всё забыл, и тебя, и мои дела, и всё… Ты не знаешь, что я потерял с его смертью, и судить не можешь о моей потере. По смерти его я сам растерялся, упал духом, расслаб телом. Я всё время болен… Радикально лечиться я не могу: время нет, денег нет и душевного покоя нет» («Красный Архив», 1928, т. XXIX, стр. 222).
508
H. Н. Пушкина 6 апреля 1837 г. писала Нащокину: «Простите, что я так запоздала передать вам вещи, которые принадлежали одному из самых преданных вам друзей. Я думаю, что вам приятно будет иметь архалук, который был на нём в день его несчастной дуэли (в этом архалуке Пушкин изображён на известном портрете Мазера. — С. Г.); присоединяю к нему также часы, которые он носил обыкновенно» («Искусство», 1923, № 1, стр. 326). Кроме этих вещей Нащокин получил ещё бумажник Пушкина с одной из трёх 25-рублевых ассигнаций, составлявших всё достояние поэта в момент смерти (две другие достались П. А. Вяземскому и П. А. Плетнёву), и маску Пушкина. Вследствие своего безалаберного характера он не сохранил почти ничего из этих реликвий.
509
После смерти Пушкина Наталья Николаевна, исполняя завет мужа — постараться, чтоб о ней забыли, — прожила 1837—1839 гг. безвыездно у старшего брата, Гончарова, а имении «Полотняные Заводы». Замуж H. Н. Пушкина вышла за П. П. Ланского не «четыре года спустя» по смерти Пушкина, а более чем через семь лет, 18 июля 1844 г.
510
Владимир Иванович Даль (1801—1872), автор «Толкового словаря», с 1832 г. всецело посвятивший себя литературной деятельности (псевдоним: «Казак Луганский»), только трижды встречался с Пушкиным. В 1832 г., издав первую свою книжку «Русские сказки», он в Петербурге через Жуковского познакомился с Пушкиным, с которым не успел коротко сойтись, вскоре после того уехав на службу в Оренбург. В 1833 г., когда Пушкин приехал в Оренбург за пугачёвскими материалами, Даль неотлучно сопутствовал ему все три дня, проведённые там поэтом. А меньше нежели через четыре года, оказавшись в январе 1837 г. в Петербурге, он, врач по профессии, так же неотлучно оставался у одра умирающего Пушкина.
В ближайшие годы после гибели поэта он составил свою известную записку о болезни и смерти Пушкина, которая ещё прежде опубликования (в «Моск. Медицинской Газете», 1860, № 49; перепечатывалась в книге П. Е. Щёголева «Дуэль и смерть Пушкина») распространялась в списках и была использована Д. Н. Бантыш-Каменским в его биографии Пушкина («Словарь достопамятных людей русской земли», ч. 2, СПб., 1847. Черновик записки Даля опубликован с пояснениями М. А. Цявловского в книге «Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина», П., 1924, стр. 108—113). Около того же времени Даль написал свои воспоминания о Пушкине, посвящённые преимущественно их оренбургским встречам, и передал рукопись П. В. Анненкову. Впервые она была опубликована в 1890 г. Л. Н Майковым в «Русском Вестнике» (№ 10), а затем перепечатана в его книге «Пушкин» (СПб., 1899).
В 1839 г., когда Даль, выйдя в отставку, поселился в Москве, некоторые рассказы его о Пушкине записал П. И. Бартенев (они опубликованы М. А. Цявловским в книге «Рассказы о Пушкине», стр. 21—22). И, наконец, вскоре после того Даль ещё последний раз обратился к памяти Пушкина, записав, наряду с личными своими воспоминаниями, и слышанные им рассказы о дуэлях Пушкина. Эту свою записку Даль передал П. И. Бартеневу, использовавшему её в своей статье «Пушкин в южной России». Впервые она опубликована в 1907 г. Н. О. Лернером в «Русской Старине» (№ 10).
511
Готовясь к работе над «Историей Пугачёва», Пушкин в 1833 г. объехал ряд мест, в своё время охваченных пожаром восстания, посетил Казань, Симбирск и вечером 18 сентября прибыл в Оренбург. 19 сентября он ездил в Берды, а 20-го выехал из Оренбурга в Уральск, где оставался до 23 сентября.
512
Бердская станица, в которой находилась ставка Пугачёва в течение шестимесячной осады Оренбурга, расположена на реке Сакмаре, в 7 километрах от города. Богатый материал о Бердах, собранный Пушкиным, изложен им в 3-й главе «Истории Пугачёва».
513
О своей беседе со старой казачкой Бунтовой Пушкин писал 2 октября 1833 г. жене: «В деревне Берде, где Пугачёв простоял 6 месяцев, имел я une buone fortune [счастливую случайность] — нашёл 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобой помним 1830 год. Я от неё не отставал, виноват: и про тебя не подумал». Упомянул её Пушкин и в последнем, не вошедшем в печатный текст примечании к главе IV своей «Истории»: «Уральские казаки, большею частью раскольники (особливо старые люди), доныне привязаны к памяти Пугачёва. Грех сказать, говорила мне 80-летняя казачка, на него мы не жалуемся; он нам зла не делал».
514
Пушкин носил ногти необыкновенной длины: это была причуда его. В. Д.
515
Впоследствии Бунтова рассказывала: «Только он со двора, бабы все так на меня и накинулись. Кто говорит, что его подослали, что меня в тюрьму засадят за мою болтовню; кто говорит: „Антихриста видела, когти-то у у него какие. Да и в писании сказано, что антихрист будет любить старух, заставлять их песни петь и деньгами дарить“. Слегла я со страху, велела телегу заложить, везти меня в Оренбург к начальству. Так и говорю: „Смилуйтесь, защитите, коли я чего наплела на свою голову; захворала я с думы“. Те смеются. „Не бойся, — говорят, — это ему сам государь позволил о Пугачёве везде расспрашивать“» («Русск. Архив», 1902, кн. II, стр. 660).
516
В 1832 г. Даль издал свою первую книжку «Русские сказки… Пяток первый», появление которой и послужило поводом к сближению его на почве общих интересов с Пушкиным. В это время (1831—1834 гг.) Пушкин сам работал над своими сказками, тогда же появляются сказки Жуковского, Ершова, Языкова и др., а П. В. Киреевский собирает фольклорные материалы. Об отношении Пушкина к сказкам Даля можно судить по тому, что по выходе его первой книжки Пушкин подарил Далю рукопись одной из своих сказок с надписью «Твоя от твоих. Сказочнику казаку Луганскому сказочник Александр Пушкин» («Рукою Пушкина», стр. 725).
517
Я подарил его М. П. Погодину. Позднейшее прим. Даля.
518
П. И. Бартенев отмечал, что «сближение с Жуковским, а через него с Пушкиным утвердило Даля в мысли собрать словарь живого народного русского языка. В особенности Пушкин деятельно ободрял его, перечитывал вместе с ним его сборник и пополнял своими сообщениями» («Русск. Архив», 1872, № 10).
519
В отношении на имя В. А. Перовского от 9 октября 1833 г. нижегородский губернатор М. И. Бутурлин просил: «в случае прибытия Пушкина в Оренбургскую губ. учинить надлежащее распоряжение об учреждении за ним во время пребывания его в оной секретного полицейского надзора за образом жизни и поведением его», Перовский распорядился отвечать, что «сие отношение получено через месяц по отбытии господина Пушкина отсюда», и что «хотя во время кратковременного его в Оренбурге пребывания и не было за ним полицейского надзора, но как останавливался он в моём доме, то я лучше могу удостоверить, что поездка его в Оренбургский край не имела другого предмета, кроме нужных ему исторических изысканий» («Русск. Старина», 1883, № 1, стр. 78. О тайном надзоре за Пушкиным во время поездки его в Оренбург см. в публикации В. И. Нейштадта, в журнале «30 дней», 1935, № 3, стр. 63—69). Повидимому, эта запоздалая предусмотрительность Бутурлина дала пищу для анекдота о том, будто он принял Пушкина за ревизора и писал Перовскому: «Должно быть, ему дано тайное поручение собирать сведения о неисправностях. Вы знаете моё к вам расположение: я почёл долгом вам посоветовать, чтобы вы были осторожнее» («Русск. Архив», 1865, стлб. 1212—1213).
520
В апреле 1835 г., посылая В. А. Перовскому экземпляр «Истории Пугачёвского бунта», Пушкин писал: «Посылаю… ещё 3 экземпл., Далю, Покотилову и тому охотнику, что Вальшнепов сравнивает с Валленштейном, или с Кесарем». Более подробно об инженер-капитане К. Д. Артюхове и о встрече его с Пушкиным Даль рассказывает в следующем очерке (стр. 512), кроме того дважды повторив этот анекдот о рассказах «Охота на волков» и «Болгарка».
521
История дуэли Пушкина с полковником С. Н. Старовым (а не Старковым) изложена Далем неверно, как неверно приведён им и экспромт Пушкина по поводу этой дуэли. Подробно см. у Горчакова, стр. 167—170 [См. отрывок, через абзац, после ссылки на прим.[172] до конца главы. — Прим. lenok555] и у Липранди, стр. 227—231 [См. отрывок, начиная на пару абзацев выше ссылки на прим.[212]. — Прим. lenok555]. Н. О. Лернер опустил конец этого рассказа на том основании, что он «не только неприличен, но и малодостоверен: Пушкину в нём приписывается неумный и грубый поступок и очень плохой экспромт».
522
Хладнокровие Пушкина к смерти было всем известно. У него было 4 поединка; все 4 раза он стрелялся всегда через барьер; всегда первый подходил быстро к барьеру, выжидал выстрела противника и потом — 3 раза оканчивал дело шуткою — и заключал стихом. Так наприм., П[ушкин], будучи вызван в Кишинёве одним офицером, стрелялся опять через барьер, опять первый подошёл к барьеру, опять противник дал промах. П[ушкин] подозвал его вплоть к барьеру, на законное место, уставил в него пистолет и спросил: довольны ли вы теперь? Полковник отвечал, смутившись: доволен. П[ушкин] опустил пистолет, снял шляпу и сказал, улыбаясь:
Дело разгласилось секундантами, и два стишка эти вошли в пословицу в целом городе.
523
Воспоминания о Пушкине писателя графа Владимира Александровича Соллогуба (1813—1882) относятся к последним годам к месяцам жизни поэта и являются ценным источником для изучения той трагедии, которая привела к роковому выстрелу Дантеса. Воспоминания Соллогуба, впервые напечатанные в «Историческом Вестнике» за 1886 г. (№ 1—6, 11—12) и в следующем году выпущенные отдельным изданием, были переизданы в 1932 г. К основным его воспоминаниям присоединены были и другие его два мемуарные очерка, в том числе отрывки из известного рассказа его (о дуэльной истории с Пушкиным), прочтённого им в заседании «Общества любителей российской словесности» 28 марта 1865 г. и тогда же напечатанного в «Русском Архиве» (1865 г., № 6; отдельный оттиск под заглавием «Воспоминания гр. В. А. Соллогуба. Гоголь, Пушкин и Лермонтов», М., 1866). «В заседании, — писал тогда же С. А. Соболевский М. Н. Лонгинову, — читал новый член Соллогуб воспоминания о Пушкине, Гоголе, Лермонтове; всё это интересно и живо; совершенно новые подробности о дуэли» («П. С», XXXI—XXXII, стр. 45).
Первый и третий печатаемые отрывки из воспоминаний Соллогуба извлечены из главы III его «Воспоминаний», второй — из упомянутого его рассказа.
524
«X» — по всей вероятности Н. И. Греч, «четверги» которого (а не «среды») были очень популярны в литературной среде.
525
Пропуск в рукописи.
526
С октября 1831 г. по май 1832 г. Пушкин нанимал квартиру в доме Брискорна на б. Галерной улице (теперь на доме меморальная доска).
527
Пушкин действительно «уступил» Гоголю некоторые из своих замыслов — фабулу «Ревизора» и «Мёртвых душ». Среди неосуществлённых планов Пушкин в 1830-х гг. имеется такой: «Криспин приезжает в губернию на ярмарку. — Его принимают за Ambas[sadeur]. Губернатор честный дурак. Губ[ернаторша] с ним кокетничает]. — Криспин сватается за дочь».
528
Хотя Соллогуб передавал историю своего столкновения с Пушкиным по памяти, не имев под руками писем, которыми он обменялся с поэтом (отыскавшихся в самое последнее время), но он очень точно зафиксировал обстоятельства дела и столь же точно передал содержание самих писем. Первое письмо Пушкина так и не отыскалось. Ответ Соллогуба датируется концом января 1836 г. В этом первом письме Соллогуб уже приводил объяснение своего разговора с женой поэта, на что Пушкин в первой половине февраля прислал свой ответ (французский черновик его сохранился и напечатан в переводе в «Воспоминаниях» Соллогуба, стр. 523, а французский текст Л. Б. Модзалевским в «Лит. Наследстве», 1934, № 16—18, стр. 1131). Сохранился и черновик ответа Соллогуба («Письма Пушкина и к Пушкину», стр. 30—31), о котором он не упоминает в своих «Воспоминаниях». Записку Соллогуба перед отъездом из Твери см. в «Письмах Пушкина и к Пушкину», стр. 31—32.
529
Нет иного общества, кроме хорошего.
530
Зачисленный в конце 1831 г. вновь в коллегию иностранных дел, с жалованием в 500 руб., Пушкин за одну квартиру в разное время платил от 2500 до 4300 руб. На материальном положении его отражалась и резкая перемена в отношении к нему критики: многие его произведения плохо расходились, Пушкин всё сильнее запутывался в долгах и дважды вынужден был брать правительственные ссуды: 20 тысяч руб. в 1834 г. на издание «Истории Пугачёвского бунта» и 30 тысяч в 1835 г. на покрытие частных долгов, равнявшихся тогда уже 60 тысячам. Погасить эти ссуды Пушкин не мог, и эта материальная зависимость от Николая I сыграла большую роль в личной его драме, навсегда приковав к придворному Петербургу. Пушкин погиб, оставив частных долгов на сумму около 150 тысяч руб.
531
4 ноября сам Пушкин и несколько его друзей и знакомых — Вяземские, Хитрово, Виельгорский, А. И. Васильчикова и др., получили анонимные письма, являвшиеся прямым продолжением грязной интриги, которую «высший свет» сплетал вокруг имён Пушкина и Дантеса. Однако сам пасквиль имел в виду, очевидно, не Дантеса, а Николая I, о чём можно судить по тому, что в нём председателем ордена рогоносцев назван Нарышкин, муж фаворитки Александра I.
А. О. Россет рассказывал П. И. Бартеневу, что «граф Соллогуб поехал к Пушкину для передачи письма, но он тотчас изорвал его, сказав: „C’est une infamie j’en ai reçu déjà aujourd’hui“» (это гнусность, я уже получил сегодня одно такое) («Русск. Архив», 1882, № 1, стр. 248).
Ответное письмо Пушкина к Е. М. Хитрово неизвестно. «Дама», подозревавшаяся Пушкиным в авторстве, вероятно, гр. М. Д. Нессельроде, принадлежавшая к числу самых ожесточённых «великосветских» врагов Пушкина.
532
Вызов Дантесу послан был Пушкиным не в тот же день, а на следующий — 5 ноября.
533
«Если вам нужен третий или второй (секундант) — располагайте мной». Непереводимая игра слов.
534
Дуэль, первоначально отложенная вследствие просьбы старшего Геккерна, затем была предотвращена благодаря вмешательству Жуковского. Именно с целью избежать дуэли придумано было сватовство Дантеса к влюблённой в него Е. Н. Гончаровой, старшей сестре H. Н. Пушкиной (ср. у Данзаса, стр. 544—545 [Ориентир: ссылка на прим. 337[543] и ниже. — Прим. lenok555]). Свадьба состоялась 10 января 1837 г., однако и после того Дантес не прекратил ухаживаний за женой Пушкина. (Подробно об этом и о некоторых неточностях, допущенных Соллогубом, см. П. Е. Щёголев, «Дуэль и смерть Пушкина», изд. 3, Л.—М., 1928, стр. 101 и след.)
535
Т. е., «мозольщик уверяет, что у вас мозоль лучше, чем у моей жены». Игра французскими словами: cor — мозоль и corps — тело. (В. С.).
536
«C’est vous probablement qui lui dictiez les pauvretés qu’il venait débiter… il débite des calembours de corps de garde» — слова Пушкина к барону Геккерну-отцу. (В. С.).
537
Такая экспертиза была произведена в 1927 г. и установила, что оскорбительные дипломы на имя Пушкина написаны были будущим известным эмигрантом и генеалогом кн. П. В. Долгоруковым (П. Е. Щёголев, назв. соч., стр. 487—488). История последней дуэли Пушкина наиболее подробно рассказана Данзасом (стр. 549 и след. [Ориентир: ссылка на прим. 337[552]. — Прим. lenok555]). См. ещё рассказ Соллогуба в записи Н. И. Иваницкого («П. С.», XIII, стр. 36—37).
538
Рассказы Константина Карловича Данзаса (1801—1870), лицейского товарища и секунданта Пушкина в его последней дуэли, напечатаны были только однажды, в 1863 г., отдельной брошюрой, ставшей библиографической редкостью. Записаны были эти рассказы приятелем Данзаса, А. Аммосовым, сообщавшим в предисловии: «Имея честь близко и давно знать глубокоуважаемого вами г. Данзаса и беседуя с ним при частых встречах, мы нередко старались незаметно наводить разговор наш на обстоятельства, сопровождавшие кончину Пушкина. Рассказы Константина Карловича тотчас по окончании наших бесед старались мы записывать по возможности слово в слово и сделанные нами заметки прочитывали потом ему».
Преддуэльная история Пушкина изучена во всех своих подробностях, так что нет недостатка в материалах для проверки достоверности рассказов Данзаса. Такая проверка свидетельствует о большой правдивости этих рассказов, пользующихся заслуженной популярностью в научной пушкиниане. Последнее вполне понятно. Рассказы Данзаса исключительно ценны прежде всего теми живыми подробностями, которые сохранила память этого единственного свидетеля последних преддуэльных часов Пушкина и самой дуэли. Все бесчисленные рассказы о дне 27 января, запечатлённые в мемуарных и эпистолярных записях, первоисточником своим имели, в конце концов, всё те же рассказы Данзаса.
С другой стороны, воспоминания Данзаса с предельной для современника откровенностью вскрывают истинные причины дуэли, ту трагедию Пушкина, которая заставляла его искать смерти, тот страшный механизм, который убил Пушкина рукою Дантеса. Интересен в воспоминаниях Данзаса и рассказ о первых шагах Дантеса в Петербурге и о впечатлении, произведённом на Петербург гибелью Пушкина (см. отзыв об этой книге М. Н. Лонгинова, «Современные Известия», 1863, № 12).
539
— Нет, государь, это мой соотечественник, легитимист, как и я, г-н Дантес.
— Ах! Дантес, я его знаю, императрица говорила мне о нём.
540
О получении анонимных писем и о своих подозрениях насчёт их происхождения Пушкин сообщил Бенкендорфу в письме от 21 ноября 1836 г. Подробно см. у Соллогуба, стр. 532—533 [См. отрывок, начинающийся на 2 абзаца выше ссылки на прим.[531]. — Прим. lenok555].
541
«Если бы не эти записки, — говорит Данзас, — у Пушкина с Дантесом не было бы никакой истории».
542
Когда Пушкин отказал Дантесу от дому, Дантес несколько раз писал его жене, по словам Данзаса; Наталья Николаевна Пушкина все эти письма показывала мужу.
543
Рассказ о передаче вызова через К. О. Россета и о секундантстве этого последнего недостоверен.
544
Моя своячиница не знает теперь, какой национальности она будет: русской, французской или голландской?
545
Письма Дантеса к Пушкину неизвестны.
546
Ты возьмёшь его, негодяй.
547
Я хочу теперь посвятить вас во всё.
548
При этом Пушкин прочитал вслух списанную им самим копию с письма своего к Гекерену (отцу) и отдал её Данзасу. О письме этом сказано выше. (Примечание автора).
549
Теперь единственное, что я хочу вам сказать, — это то, что если дело не окончится сегодня же, то при первой встрече о Геккереном, отцом или сыном, я плюну им в лицо.
550
Вот мой секундант. — Вы согласны?
551
У д’Аршиака с Пушкиным раньше была по случаю этой дуэли переписка (Примечание автора).
552
Дуэльные условия переданы Данзасом с большой точностью. Он не упомянул только об одном пункте, гласившем, что «после выстрела противникам не дозволяется менять места, для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же самом расстоянии». Этим, конечно, объясняется требование раненого Пушкина, чтобы Дантес после выстрела не трогался с места (см. стр. 551 [Ориентир: ссылка на прим[556]. — Прим. lenok555]). В письменном тексте условий нет пункта относительно возможности объяснений между противниками через секундантов. На следствии Данзас показывал, что «к сим условиям д’Аршиак присовокупил не допускать никаких объяснений между противниками, но он (Данзас), … имея ещё в виду не упускать случая к примирению, предложил, с своей стороны, чтобы в случае малейшей возможности секунданты могли объясниться за них».
553
Мне это совершенно безразлично, только постарайтесь сделать всё возможно скорее.
554
Всё ли, наконец, кончено?
555
Раненый Пушкин упал на шинель Данзаса, окровавленная подкладка хранится у него до сих пор.
556
Мне кажется, что у меня раздроблена ляжка.
557
Подождите, у меня ещё достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел.
558
В письме к П. А. Вяземскому от 6 февраля 1837 г. Данзас сообщал: «Слова Алек. Сергеев., когда он поднялся, опершись левою рукою, были следующие: „Attendez, je me sens de force pour donnez mon coup“» («Дуэль Пушкина с Дантесом. Подлинное военносудное дело 1837 г.», СПб., 1900, стр. 54. Ср. там же в письме д’Аршиака от 1 февраля 1837 г. к Вяземскому, стр. 53).
559
Я думаю, что я ранен в грудь.
560
Задлер перед приездом к Пушкину только что успел перевязать рану Дантеса. (Прим. автора.)
561
Записку эту Арендт взял с собою обратно. (Прим. автора.)
562
Легенда о письме Николая I к Пушкину создана была друзьями поэта всё с тою же целью посмертной политической реабилитации его.
563
Даль с этого времени до самой смерти Пушкина оставался в его доме вместе с другими друзьями Пушкина и отлучался только на несколько минут. Пушкин не был коротко знаком с Далем и говорил ему «вы»; в последние минуты начал говорить «ты». У больного Пушкина почти постоянно был и граф Г. А. Строганов. (Прим. автора.)
564
Выходя она, обрадованная аппетитом мужа, сказала, обращаясь к окружающим: «Вот вы увидите, что он будет жив». (Прим. автора.)
565
Записка Ивана Тимофеевича Спасского (1795—1859), профессора Медико-хирургической академии и домашнего врача Пушкина, впервые напечатана была в 1859 г. («Библиограф. Записки», 1859, № 18, стр. 555—559). «Предлагаемая статья, — писал в примечании М. Н. Лонгинов, — была написана немедленно после кончины Пушкина бывшим свидетелем последних дней его жизни известным петербургским медиком Иваном Тимофеевичем Спасским (недавно умершим), который тогда же подарил мне с неё список. В статье этой заключаются многие выражения, которые целиком вошли в „Последние минуты Пушкина“, сочинение В. А. Жуковского, для которого они, вероятно, послужили материалом. Хоть в статье И. Т. Спасского найдут немного нового, но, мне кажется, она стоит быть напечатанною как современный рассказ очевидца о смерти Пушкина».
Неоднократно впоследствии перепечатывавшаяся (наиболее точная публикация в названной книге П. Е. Щёголева, стр. 202—204), записка И. Т. Спасского в первые же дни после смерти Пушкина широко распространялась в списках, явившись первым хронологическим повествованием о его последних часах (см. А. С. Поляков, «О смерти Пушкина», П., 1922, стр. 32). Легендарные реплики Пушкина по адресу царя, введённые Спасским в текст своего рассказа, заставляют заподозреть редакторскую руку Жуковского. Но тем не менее рассказ его представляет большой интерес как свидетельство очевидца, будучи к тому же записан под самым свежим впечатлением.
566
Утром в день дуэли Пушкин получил пригласительный билет на похороны сына Н. И. Греча, скончавшегося 25 января 1837 г.
Третье издание руководства (предыдущие вышли в 2001, 2006 гг.) переработано и дополнено. В книге приведены основополагающие принципы современной клинической диетологии в сочетании с изложением клинических особенностей течения заболеваний и патологических процессов. В основу книги положен собственный опыт авторского коллектива, а также последние достижения отечественной и зарубежной диетологии. Содержание издания объединяет научные аспекты питания больного человека и практические рекомендации по использованию диетотерапии в конкретных ситуациях организации лечебного питания не только в стационаре, но и в амбулаторных условиях.Для диетологов, гастроэнтерологов, терапевтов и студентов старших курсов медицинских вузов.
Этот учебник дает полное представление о современных знаниях в области психологии развития человека. Книга разделена на восемь частей и описывает особенности психологии разных возрастных периодов по следующим векторам: когнитивные особенности, аффективная сфера, мотивационная сфера, поведенческие особенности, особенности «Я-концепции». Особое внимание в книге уделено вопросам возрастной периодизации, детской и подростковой агрессии.Состав авторского коллектива учебника уникален. В работе над ним принимали участие девять докторов и пять кандидатов психологических наук.
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Семейное право».Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Семейное право».
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Налоговое право».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету, повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Налоговое право» в высших и средних учебных заведениях.
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Трудовое право».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету, повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Трудовое право».
В шпаргалке в краткой и удобной форме приведены ответы на все основные вопросы, предусмотренные государственным образовательным стандартом и учебной программой по дисциплине «Международные экономические отношения».Книга позволит быстро получить основные знания по предмету повторить пройденный материал, а также качественно подготовиться и успешно сдать зачет и экзамен.Рекомендуется всем изучающим и сдающим дисциплину «Международные экономические отношения» в высших и средних учебных заведениях.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
Владимир Фромер — писатель, журналист, историк. Родился в Самаре. В 1965 году репатриировался в Израиль. Участвовал в войне Судного дня. Был ранен. Окончил исторический факультет Иерусалимского университета. В 2004 году совместно с Марком Зайчиком был удостоен премии Федерации союзов писателей Израиля. Автор книг «Кому нужны герои», «Реальность мифов», «Солнце в крови», «Чаша полыни», «Хроники времен Сервантеса». В книге «Ошибка Нострадамуса» несколько частей, не нарушающих ее целостности благодаря единству стиля, особой ритмической интонации, пронизывающей всю книгу, и ощутимому присутствию автора во всех описываемых событиях. В первую часть ЗЕРКАЛО ВРЕМЕНИ входят философские и биографические эссе о судьбах таких писателей и поэтов, как Ахматова, Газданов, Шаламов, Бродский, три Мандельштама и другие.
Маргарет Тэтчер смело можно назвать одной из самых сильных женщин ХХ века. Несмотря на все препятствия и сложности, она продержалась на посту премьер-министра Великобритании одиннадцать лет. Спустя годы не утихают споры о влиянии ее политических решений на окружающий мир. На страницах книги представлены факты, белые пятна биографии, анализ и критика ее политики, оценки современников и потомков — полная документальная разведка о жизни и политической деятельности железной леди Маргарет Тэтчер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.
Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.