Пшеничные колосья - [14]

После той страшной истории Кукушка нигде не показывалась. Ни к соседям, ни к родственникам не ходила, да и они не ходили к ней. Родители ее умерли давным-давно, а брат со всей семьей сразу же после Девятого сентября сбежал за границу. И мир Кукушки ограничился маленьким кусочком неба, прихлопнувшим двор, да ледяным молчанием, затопившим комнаты большого двухэтажного дома.

Кто помнит Кукушку с давних времен, лучше всего знает, какой женщиной была она. Властная, гордая, походка плавная, надменная, плечи прямые, голова высоко поднята. Красивая у нее была голова, с высоким белым лбом без единой морщинки, волосы темно-каштановые, густые, укрощенные в две толстые косы, спадающие на спину. И тогда Кукушка не дружила с соседями. В гости ходила к брату, самому богатому человеку не только в селе, но и во всей округе, да к старосте, да к Поповым; дружила с их женами да с двумя-тремя молодыми учительницами. Одевалась всегда по-городскому — в платье и туфли. Зимой носила кожаные перчатки, голову и плечи кутала в черную, толстую шерстяную шаль с бахромой. На людскую молву внимания не обращала вовсе, что бы ни говорили, к ней словно бы и не относилось. Лишь лицо ее слегка застывало, становилось непроницаемым, а ресницы, того же цвета, что и волосы, прикрывали холодные миндалевидные глаза, и тонкий стан выпрямлялся еще больше.

Кукушка родилась в семье кулака.

Она этого и не скрывала. Напротив, подчеркивала на каждом шагу. Образованием она похвалиться не могла: закончила три класса прогимназии. Замуж вышла за учителя Маринова. Он жил в верхнем квартале со своим дедом. Отца его убили в первую мировую войну, мать снова вышла замуж, а сына оставила на попеченье деду. Учитель был самым безобидным в селе человеком. Ласковый, тихий, скромный, кроткий — мухи не обидит. Замуж за него пошла, чтобы только иметь образованного супруга. Ценой двадцати гектаров земли заполучила диплом об окончании педагогического института.

И вот у этой пары родился сын. Окрестили его Венко. В честь дяди с материнской стороны. Добрый, тихий, скромный учитель уступил, хоть и очень ему хотелось, чтобы ребенок носил имя его покойного отца, погибшего где-то в окопах первой мировой. Жена не пожелала взять его фамилию. Так и осталась она для всего села Йоной Мержановой.

Внешне мальчишка был весь в мать: тонкий, стройный, с узкими губами, с темно-карими глазами, лицо бледное, гладкое; да и характер, похоже, унаследовал он материнский — упорный и непреклонный. А что же было в нем от доброго учителя с седоватыми, мягкими, как вата, усами? Общительность. Доверчивость. Венко быстро сходился с людьми. И было ему все равно — бедные они или богатые, ученые или темные. Малышом он всегда играл с ребятишками из квартала и в бабки, и в чехарду… Улыбнись ему, и он сразу тянет к тебе руки. Вырос быстро, оглянуться не успели. Вытянулся, как тополь у ручья. Пока он ходил в начальную школу и прогимназию, Йона не бранила его, не сердилась, что он водится с уличными мальчишками. Дескать, на улице парень окрепнет, закалится, научится понимать, что такое сила и слабость; да и к жизни с малых лет надо готовиться. В городской гимназии Венко стал любимцем однокашников. Йона гордилась, что родила такого сына. Сына, который нравился всем, от мала до велика. Брат ее сказал как-то: «Венко умен. Он знает, что делает. Ко времени, когда он крепко встанет на ноги, бедные будут ему верить, а богатые помогать». Йона покупала самые дорогие ткани, из которых лучшие портные города шили ему одежду; сорочки и белье были у него самой тонкой работы. Прослышала она, что ка кого-то юношу возили в гимназию на легковом автомобиле. И тут же решила купить машину и Венко, чтоб заговорили и о нем… Так бы она и сделала, если б не произошло то, чего и в страшном сне она не могла себе представить…

Произошло это в разгар зимы. Незадолго до обеда Йона зашла к директору гимназии. Он сам вызвал ее в город письмом. Директор встретил ее стоя и, против обыкновения не пригласив сесть, заговорил:

— Кем вы вырастили вашего сына? Коммунистом! Я имею сведения, что у себя на квартире он скрывает нелегальных… И если бы не авторитет вашего брата, я давно заявил бы в полицию… Предоставляю вам возможность самой найти выход из положения…

От слов директора сердце Йоны захлестнуло, она почувствовала, что легким не хватает воздуха, вздрогнула, будто на нее повеяло холодом. Щеки ее ввалились и побледнели, а на легкой горбинке носа выступили мелкие светлые капельки. Ни слова не сказала она директору — не согласилась, не возразила. Склонив голову, она бесшумно вышла из кабинета. Только на улице, когда на лоб ей опустилась холодная снежинка, пришла в себя. И тут же поняла весь ужас случившегося. Сын ее стал… Пускал к себе тех, кого разыскивала полиция! Это не умещалось в голове. Ведь он должен был поехать учиться за границу, потом вернуться, потом превзойти богатством и влиянием своего дядюшку, потом… Что должно было последовать потом? Йона огляделась. Она была у Крытого моста. Кругом никого. Парят крупные сухие снежинки, небо серое, откуда-то из-под моста слышится зимний рокот реки. И серое небо, и голос реки врываются ей в душу. Йона чувствует себя ужасно одинокой и сломленной. Кто может помочь ей? В какую дверь стучаться? Она непременно должна, обязана найти выход из безвыходного положения, если надо — и перед чертом на колени броситься, а там будь, что будет. Как сказал директор? Что сообщил бы в полицию? А начальник полиции — их знакомый! Столько раз за ее столом сиживал. Любезный, милый, учтивый человек. Воспитанный. Не к директору она пойдет, а к нему. Околийское управление недалеко. По ту сторону Крытого моста. Даже видно здание, где оно помещается. Вон то, желтое. Тепло разлилось по телу Йоны под толстой шерстяной шалью, какая-то бездумная легкость заставила ее поспешно застучать промерзшими ботинками по брусчатке моста. У подъезда околийского управления она в двух словах объяснила постовому, что ей нужно, и тот пропустил ее. На деревянной скрипучей лестнице, что вела в кабинет начальника полиции, Йона холодно рассуждала: «Пусть его припугнут. Хорошая взбучка вправит ему мозги». Начальник полиции встретил ее, протянув руку. Был он молод, розовощек и картинно красив. Серебряные аксельбанты, ниспадая с плеча, свободно висели на груди.