Провинциализируя Европу - [67]
Таким образом, бенгальская модерность отражает некоторые фундаментальные темы европейской модерности: например, модерный субъект обладает собственностью (Раммохан Рой выступал за признание права собственности для женщин). Субъект – это самостоятельное действующее лицо (и это показано в бенгальской литературе). Страдание может быть зафиксировано с позиции гражданина (Калиани Датта приложила много усилий к этому). И все-таки любовные отношения внутри семьи говорят нам о принципиально ином субъекте. В одной из последующих глав, где мы детально рассмотрим эти отношения, мы увидим, как они подводят к идеям личности и братства, фундаментально отличающимся от предложенных, скажем, Локком. А пока мы сосредоточимся на том, как присутствие этих особых тем семьи и личности привнесло ощущение множественности| в историю модерного наблюдателя за страданием. Было бы опрометчиво включать очерк Калиани Датты 1991 года в прямолинейный нарратив прав и гражданства.
Итак, модерная бенгальская литература сыграла ключевую роль в генерализации стремления зафиксировать страдания вдовы и предложила несколько способов разглядеть их. Роман как жанр прекрасно подходил для воспроизводства общего и обобщающего настроения, одновременно бережно сохраняя и питая идею частного и индивидуального. Его техники создания правдоподобия продвигали ощущение индивидуального, но при этом создавали и картину общего. Все более тесная связь между литературой, читательскими практиками среднего класса и новыми формами личностного все еще остается малоисследованной темой. Например, к 1930-м годам читатели бенгальских романов уже, как кажется, успели сравнить множество персонажей вдов, созданных литературой, и ментально выстроили их в ряд, отражающий прогрессивную эволюцию модерной индивидуальности. Такой историцистский и сравнительный способ чтения, усвоенный читателем, хорошо иллюстрируют следующие строки из письма редактора бенгальского литературного журнала «Сахитья» Суреша Самаджпати, адресованного Саратчандре:
Есть существенная разница между Рохини, персонажем Бонкимчондро, и созданной вами Сабитри. Во-первых, Рохини была племянницей Брахмананды, она не могла пожаловаться на недостаточный статус в обществе. Ее единственное преступление состояло в том, что она, будучи вдовой, полюбила Гобиндалала. Ваша… Сабитри не могла наслаждаться таким социальным положением. Во-вторых, [Бонкимчондро] потребовалось тщательно выстраивать [события], чтобы роман между Гобиндалаломи Рохини выглядел неизбежным. <…> Как минимум, в глазах общества существовало оправдание любви между Рохини и Гобиндалалом. Для любви Сабитри и Сатиша таких оправданий быть не могло. Первое зависело от совпадения событий, второе – только от одного желания.[346]
Читатели, включая женщин, такой гуманистической беллетристики, стали видеть и свою жизнь в литературном свете. В автобиографической книге «Я в молодые годы» («Ком бойошер ами») современная писательница Манаши Дас Гупта говорит о пожилой вдовствующей тете, Итупиши (т. е. сестре или кузине отца по имени Иту). Она словно бы «сошла напрямик со страниц бенгальской прозы». Дасгупта так пишет о своей тете: «Она осталась вдовой в молодости, теперь она работала в государственном департаменте образования после того, как сама закончила школу. <…> Она с легкостью поддерживала беседу с моим отцом по таким темам, как промахи ООН, одновременно помогая моей матери готовить „нимки“ [популярную закуску]»[347]. Исследования Калиани Датты о положении бенгальских вдов в 1950-е и 1960-е годы тоже вдохновлялись художественной литературой: «Вдовство было нескончаемой темой в бенгальской литературе на протяжении последних полутора веков. <…> Мой интерес к жизни вдов вырос из детства как результат близкого знакомства с персонажами, напоминавшими тех, что я встречала на страницах повестей и рассказов»[348].
Если предположить, что разные практики описания вдовства – художественная проза, автобиографии, дневники, воспоминания, документальная проза о страданиях – создали в Бенгалии что-то похожее на публичную сферу европейской буржуазии, населенную дискурсивным и коллективным субъектом модерности, то из этого вытекает интересная проблема. Как нам следует понимать этого коллективного субъекта? Был ли он идентичен субъекту европейской политической мысли? Нет сомнений, что колониальное право само по себе направляло отдельные аспекты поведения и субъектности вдов. Так, бенгальская поэтесса Прасаннамайи Деви (1857–1939), ставшая вдовой в двенадцать лет, рассказывает историю о жившей в XIX веке смелой крестьянке по имени Кашисвари, которая, овдовев в раннем возрасте, успешно добилась юридической защиты от возможных притеснений и домогательств со стороны мужчин[349]. Собственные рассказы вдов о домашнем насилии, однако, соединяют два типа памяти, которые вместе складываются в модерный архив семейного угнетения в бенгальском индуистском среднем классе. Есть общественно-публичная память, к которой обращается историк-гражданин, документирующий страдания и социальные травмы во имя более справедливого общественного устройства, и есть семейные воспоминания, артикулируемые в конкретных точках системы родства
Как в разных городах и странах отмечают День Победы? И какую роль в этом празднике играют советские военные памятники? В книге на эти вопросы отвечают исследователи, проводившие 9 мая 2013 г. наблюдения и интервью одновременно в разных точках постсоветского пространства и за его пределами — от Сортавалы до Софии и от Грозного до Берлина. Исследование зафиксировало традиции празднования 9 мая на момент, предшествующий Крымскому кризису и конфликту на юго-востоке Украины. Оригинальные статьи дополнены постскриптумами от авторов, в которых они рассказывают о том, как ситуация изменилась спустя семь лет.
В этой книге излагаются истории четырех олигархов: Бориса Березовского, Романа Абрамовича, Михаила Ходорковского и Олега Дерипаски — источником личного благосостояния которых стала Россия, но только Лондон обеспечил им взлет к вершинам мировой финансово-экономической элиты.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В этом сочинении я хочу предложить то, что не расходится с верой в существование души и не претит атеистическим воззрениям, которые хоть и являются такой же верой в её отсутствие, но основаны на определённых научных знаниях, а не слепом убеждении. Моя концепция позволяет не просто верить, а изучать душу на научной основе, тем самым максимально приблизиться к изучению бога, независимо от того, теист вы или атеист, ибо если мы созданы по образу и подобию, то, значит, наша душа близка по своему строению к душе бога.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.