Противоречия - [59]

Шрифт
Интервал

На мысли строгие, мечтатель мой, чудак…
Послушай, вечером большая колокольня
Наивно-мудрый звон роняет в полумрак…
Философ, надо нам, задумчивым, смеяться
Над пустотой всего, над ножницами Парк…
Послушай, вечером идут поцеловаться
Полу-развратники и полу-дети в парк…
Философ, будем жить! По суетным дорогам
Ведь мы не первый день, идем давно-давно…
Послушай, вечером ты чуешь, что пред Богом
Всё, что мы делаем, прелестно и смешно…
1913 Capri

В АЛЬБОМ

Мой юный друг, поверь: мир – Чья-то тень.
О, как медлительны моих мгновений стуки!
Как маятник идет мой неизменный день
К страданью Знания от пустоцветной скуки.
Но мне мила мечта в твоих живых устах,
Влюбленность ранняя в грядущие вериги,
Как детский почерк мой, заметки на полях
Давно прочитанной, когда-то важной книги.
1913 Capri

«Какая немая тревога…»

Какая немая тревога,
Глядящая в синюю ширь,
Чтоб сердце мое было строго,
Как звонкий, пустой монастырь.
Но я… Я всегда озабочен,
Померкло давно Бытие…
То весело очень, то очень
Печально ты, сердце мое!
Из дней я, спеша промотаться,
Плету и плету свою нить…
Ах, надо немного кривляться,
Немного сквозь слезы шутить
1913 Capri

«Есть господа, свое существованье…»

Есть господа, свое существованье
Ведущие умно, кто с Богом, кто без Бога;
Есть стадо, чернь, толпа, не мыслящая много;
Есть Арлекин, печальное созданье,
Кривляка Арлекин, несущий мудрый вздор…
Он – фантазер! Он – фантазер!
Гляди на мир! Но знай – не всё возможно!
В прохладе Космоса нужна не утонченность,
А такт, приличие, нужна определенность.
Но Арлекин… он знал, что жизнь ничтожна,
A homo sapiens был дурнем до сих пор…
Он – фантазер! Он – фантазер!
Красавицы мечтались Арлекину,
Синьоры, что всегда принадлежат богатым…
Но он был бедняком! Он был, ха-ха, горбатым!
И Арлекин… он любит Коломбину
За слезы детские и за наивный взор…
Он – фантазер! Он – фантазер!
О, у толпы так много грубых терний,
Пинков, свистков тому, кто к ней с душой приходит!
Но мыслит Арлекин: его Мадонна водит
И он живет, не бегая от черни;
С поклоном вежливым хохочет ей в упор…
Он – фантазер! Он – фантазер!
1913 Capri

ГРОТ ВЕНЕРЫ НА ОСТРОВЕ КАПРИ

Некогда на странном острове Сирены,
В гроте, где нависли сталактиты,
Четко-правильные, мраморные стены
Выстроили мудрые квириты.
Грот имел огромные размеры,
Гулкость побуждала там молиться;
Храм был сделан так, что первый луч Венеры
Должен был на жертвенник ложиться.
О, с какою далью, мудрой и безбрежной
Люди связывали все движенья!
Видишь ты жреца в одежде белоснежной,
Строго ждущего подзвездного веленья?
1913 Capri

В АЛЬБОМ

(Рузеру)

Мой милый, случайный знакомый,
Когда оскорбят тебя сильно,
Когда ты с тоской и истомой
На камни поникнешь бессильно,
О, вспомни в безлюдной пустыне
О том, что все дети, все – в зыбке,
О доброй и умной богине,
Печальной богине улыбки
1913 Capri

НА ПАМЯТЬ САВЕЛИЮ РУЗЕРУ

Мой друг, мое сердце устало,
Печальное сердце поэта…
Мой друг, в глубине зазвучала
Та песня, которая спета…
Замолкни! Пусть будет ненастье
И труд и привычное стадо…
Есть письма, есть души, есть счастье,
Которые трогать не надо…
1913 Capri Villa Veber

«Проконсул Пилат. Перед ним – мятежный…»

Проконсул Пилат. Перед ним – мятежный,
Сомкнувший в печали уста.
Ты помнишь, Понтий, вопрос небрежный:
Quid est Veritas? Да?
О, этот презрительный жест рукою
И тусклый, скучающий взгляд!
Но… как ни стыдно, а я с тобою,
Жирный Понтий Пилат!
1913 Capri

«Наивно-строгими, серьезными глазами…»

Наивно-строгими, серьезными глазами
Читает девочка Псалтирь.
Впервые жуткими, глубокими мечтами
Она объемлет то, что позабыто нами –
Вселенной тягостную ширь.
О, рожица! О, взгляд, ушедший без улыбки
В смешно-торжественную вязь!
Послушай, мой глупыш, коль мы рассудком гибки,
Мы в жизни всё возьмем, пройдем сквозь все ошибки
И, грустные, умрем, смеясь…
1913 Capri

СИЦИЛЬЯНСКАЯ ТРАГЕДИЯ

Где ты, донна в черном платье?
Тихо бродят в храме тени…
Не вчера ль ты у Распятья
Становилась на колени?
Луч, где вилися пылинки,
Сквозь цветные падал стекла
На Мадонну в пелеринке,
Пред которой роза блекла.
И на ножку синьориты
Он таинственно ложился…
За колонною сокрытой
Беспредельно я влюбился.
Я любил твои движенья,
Стан твой трепетный и гибкий,
Лицемерие смиренья
И кокетливость улыбки.
Не вчера ли у портала,
Проходя, ты вдруг склонилась
И сквозь ветер прошептала
«Будь опять» и быстро скрылась
О, прохладный мрак собора!
О, могучая колонна!
Жду я – скоро, будет скоро
В черном платье эта донна!
Донна! Кто ты? Где ты? Жду я…
Я, синьор, палермитаяец…
Вдруг кого-то сзади чую…
Бырр! Какой-то францисканец!
Скрыты очи капюшоном,
Острый нос, сухие губы…
«Пошутила донна с доном», –
Прошептал он мне сквозь зубы.
Что за дьявол! Эй, ни шагу!
Без раздумия и страха
Тут же в храме я на шпагу
Вздел проклятого монаха.
II
Это было за колонной,
Только я здесь находился.
Я галантно пред Мадонной
За убийство извинился.
В плащ закутавшись по очи,
Шляпу сдвинувши на брови,
В закоулках я средь ночи
Быстро скрылся прочь от крови.
Выпив дома три бокала,
Спал я сном Святого Духа.
Я не знал, что всё видала
В храме нищая старуха.
Мой слуга отчайным стоном
Разбудил меня, проклятый!
«О, синьоро! Под балконом
Королевские солдаты!»
Я взглянул в окно… Отместка!
Под окном солдаты… масса…
«Эй, – кричу слуге, – Франческо!

Рекомендуем почитать
Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.