Противоречия

Противоречия

Алексей Константинович Лозина-Лозинский (1886–1916) – одаренный поэт, практически незамеченный при жизни и недооцененный посмертно. Книга включает в себя трехчастное собрание стихов «Противоречия», вышедшее в 1912 г., сборники «Троттуар» и «Благочестивые путешествия», изданные уже после смерти поэта, представительный свод несобранных и неизданных стихотворений и переводы из Ш. Бодлера, П. Верлена, Л. Стеккетти, Г. Гейне. Впервые в подобном объеме представляются опубликованные и неопубликованные материалы, связанные с жизнью и творчеством несправедливо забытого поэта Серебряного века.

Жанр: Поэзия
Серия: Серебряный век. Паралипоменон
Всего страниц: 83
ISBN: 978-5-9796-0113-7
Год издания: 2008
Формат: Полный

Противоречия читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Я. ЛЮБЯР

ПРОТИВОРЕЧИЯ

Книга Первая

Эпикуру

I

ДАЛЕКИЕ СВЕТОТЕНИ

В АФИНАХ

О добродетели и о вещей натуре
Платоник с циником беседовали строго.
Акрополь вырезался на лазури
И солнца много-много…
Платоник начал свой словесный поединок:
«Не думаешь ли ты, что то, что кругло – кругло?»
Шла девушка с корзиною на рынок,
Лицо красиво, смугло.
И циник отвечал: «Так мыслю. Не иначе».
Еще красавица прошла с большим кувшином
Платоник рек: «Добро – добро тем паче».
Спит море. Пахнет тмином.
Но циник возразил: «Добро – всё, что угодно!»
Играющие в мяч выходят из-под арки.
«Добро и зло привносим мы свободно»…
А ветер мягкий, жаркий.

ШАХ МАДПАДАР

Жил шах, великий Мадпадар,
В своей стране по милосердью Бога.
Имел он плешь, слонов и много
Халатов, жен и бахтиар.
И как ни правил он, все, кто его встречали,
«Да здравствует наш шах!» – ему всегда кричали.
Гулял он утром по садам,
Сидел подолгу за Кораном,
Обедал днем и за кальяном
Звал мудреца по вечерам.
Он не любил войны, не предавался риску
И по ночам к себе на час брал одалиску.
Раз двух провинций высох грунт
И не внесли они налоги.
«Повесить всех мужчин за ноги, –
Рек шах, – и кончен будет бунт».
И тотчас же, во исполненье шахской мысли,
Все неплательщики вниз головой повисли.
Шах Мадпадар раз захворал,
Не помогло ему лекарство,
И он пред смертью сыну царство
И званье шаха завещал.
«Не знаю я, за что, — сказал при том шах шаху, –
Мне благодарным быть всесильному Аллаху».

ГРУСТНЫЙ ГРАНД

Жил музыкант когда-то,
Жил с лютней музыкант;
Его любил, как брата,
Угрюмый, знатный гранд.
Звенеть на струнах лютни
Тот сам, грустя, любил,
А музыкант лишь плутни
С девицами водил.
Длиннее ночи стали
Под осень… Гранд скучал.
В печи дрова трещали
И освещали зал,
Рождали отдаленья,
Пугая и маня,
Мгновенные виденья
При бликах от огня,
А ночи тьма так жадно
Приблизилась к окну,
Неведома, громадна.
Как жутко одному.
Расстроенный и скорбный,
Взял тихо лютню гранд
И крикнул, чтоб проворный
Явился музыкант.
Тот звонко по ступеням
Взбежал в пустынный зал…
«Сыграем песню теням», –
Нахмурясь, гранд сказал.
Под звуки замечтался,
Поникнул гранд челом,
И пел бедняк, смеялся,
Что тени всё кругом.
Как тени, все созданья
Бегут во временах…
Что наши все познанья?
Ничтожество и прах!
Пред ямой гробовою
Мы сами тень одна…
У гранда под рукою
Тут лопнула струна.
Сказал он: «Перестанем.
Что, правда, мы грустим?
Мы песню славе грянем
И шпагой зазвеним!»
И пел бедняк, что чаще
Лишь мучит слава глаз,
Всё в славе преходяще,
Всё портит злостью нас,
Уходит, оставляя
Над нами смех, она…
У гранда тут вторая
Порвалася струна.
Сказал он: «Нет, не надо!
Что славы лживый вид?
Пусть донне серенада
На лютне зазвучит».
И пел бедняк, что скупы
На ласки жены к нам,
Что донны очень глупы
И тягостны мужьям;
Есть шип на всякой розе,
И с умной донной жить –
Всю жизнь в красивой позе
Пред нею надо быть.
Как мы бы ни старались,
Обманет донна нас…
Тут струны оборвались
У гранда все зараз!
Сказал бедняк, повеса
С смеющимся лицом:
«Споем про трепет леса,
Про молодость споем,
Про месяц, что так светел,
Про моря злой бурун…»
Но гранд ему ответил:
«На лютне нету струн…»

КАРДИНАЛ РИШЕЛЬЕ

В Париже голод раз настал:
Народ стал нищ, а был лишь беден.
Кардинал Ришелье сказал:
«Придется удвоить число обеден».
Мадам Шеврез на пышный бал
Не променяет сумрак храма.
Кардинал Ришелье сказал:
«Печально. Но будет другая дама».
Кюрэ Урбан молву снискал,
Что он для дам небезопасен.
Кардинал Ришелье сказал:
«Сожгите Урбэна – не будет басен».

МУШКАТЕР

(К картине Мейссонье)

Посв. Гансу фон-Шредеру

Пред отпертым окном, любуясь, как красиво
Заката луч багрит граненое стекло,
Усатый мушкатер пьет мюнхенское пиво.
А в комнате уже темно.
Рапира длинная с витою рукоятью,
Ботфорты тяжкие, позвякиванье шпор
И сброшенный кафтан. Сам мушкатер к Распятью
Подолгу обращает взор:
«Пусть на дуэли мне не одолеть маркиза,
Пусть жид, мой ростовщик, получит всё с меня,
Но пусть скорей придет хорошенькая Лиза,
Чертовка милая моя…
За это луидор я брошу вон тем нищим!»
И, покрутив усы, веселый мушкатер
В кисете шелковом, в штанах, за голенищем
Напрасно ищет луидор.

«Ах, руина была молодою…»

Ах, руина была молодою…
В вихре танцев звенел этот зал,
Разноцветною знати толпою
И улыбками дам он блистал.
Этот замок упорно когда-то
Отбивался от штурма врагов,
Здесь в воротах сражались солдаты,
Был завален убитыми ров.
Казематом та башня бывала:
В подземелья был паж заключен.
Дочь барона его целовала,
И узнал это старый барон.
А теперь здесь пастух утомленный
В жаркий полдень под сводами спит
Или путник, в мечты погруженный,
Долго бродит, глядит и грустит.

В ГЕТТО

В Генуе, в гетто угрюмом,
Где подвижной Израэль
Бродит с галденьем и шумом,
В улице узкой, как щель,
С умной и ласковой Сарой
Жил, занимая чердак,
Вечно-задумчивый, старый,
Мудрый раввин Исаак.
Старшая дочь его, Хая,
Ходит к синьорам стирать,
Мера, дочурка меньшая,
В кухне должна помогать,
Сын его, Борух, сгибает
Спину за вечным шитьем,
Сам Исаак изучает
Тору и ночью и днем.

В ВЕНЕЦИИ

I

«Кто молчаливей и скромней…»

Кто молчаливей и скромней
Послушника Джордано?
Он над Писаньем много дней
Не разгибает стана,
Пред юной девой капюшон
Он опускает низко,
Уставу всех вернее он
Блаженного Франциска.
Но ночь… и ряса спала,
Под бархатом камзола

Рекомендуем почитать
Лимоны и синицы

Главная страсть, лежащая в основе всех человеческих зависимостей и вожделений, – желание счастья. Мы гонимся за его тенью в любом переживании, и пока оно кажется возможным, нет сил остановиться. Женщина следует за тонкой нитью, беспорядочно пронизывающей ткань жизни: там мелькнуло серебром, а тут целый узор. В мире удивительно много счастья, и оно везде. Как и любовь, которая часто обманывает ожидания, появляясь неузнанной, не такой, как мы привыкли. Понять, что она была, иногда удаётся только по следам, которые ни с чем не спутаешь.


Порог невозврата

Повесть, составляющая основу этой книги, посвящается незаконнорожденному поколению, интеллигенции 90-х. Это действительно было поколение уже не советское, но еще не вписавшееся в глобализацию и «парад суверенитетов». 90-ые это такая щель во времени, когда прошлое тотально критиковалось, но то новое которое постепенно возникало в настоящем пока тоже было вне признания обществом, хотя уже не было андеграундом. И, тем не менее, плодами всего этого воспользовалось старшее поколение, те, кому в 90-е было по 50–60 лет.


Петр Первый на Севере

Подзаголовок этой книги гласит: «Повествование о Петре Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и преданиям написано».


Жемчужина гарема

Могущественный афганский властитель Акбар-хан совершил большую ошибку – решив наказать строптивую наложницу Айшу, уступил ее на ночь английскому лейтенанту Киту Рэлстону. Мог ли предположить Акбар-хан, что одна-единственная ночь страсти зажжет в сердцах британского офицера и зеленоглазой красавицы, с детства обреченной на долю рабыни, пожар безумной любви? Теперь Рэлстон готов поставить на карту и карьеру, и жизнь – для того, чтобы спасти Айшу от ее безжалостного господина…


Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".