Противоречия - [3]

Шрифт
Интервал

II. Портняжка-весельчак

Мальчик Генрих!
Бедный малый,
Что ты скрыл в своих очах?
Расскажи, что ты, усталый,
Видел, слышал в тех горах?
Генрих, Генрих! Мать не слышит,
Громко твой отец храпит,
Гретхен тоже ровно дышит,
Всё вокруг глубоко спит:
Стулья, кресла, ружья, платья,
Бог не спит лишь у Распятья.
Мальчик Генрих! Расскажи же,
Я чужой тебе, но друг,
Сядь со мною рядом, ближе,
Прогони ночной испуг…
Я – бродяга-подмастерье,
Я – портняжка-весельчак,
Собираю я поверья,
Дурню шью из них колпак,
Ленты алые девицам,
Нас дурачить мастерицам.
Старым – теплый плащ, в котором
Чуть согреешься и вмиг
Быль мешается со вздором,
К детям ластится старик;
Дети шуткам вторят смехом
И грустят, коль быль грустна,
И далеким, дряхлым эхом
Отвечает старина,
Входит к нам, садится с нами
И сплетается с словами.
Разноцветны эти платья,
Как прошедшие года,
И люблю их расшивать я
Злой насмешкой иногда.
Ходит в прозвище бесчинном
Дурень на смех пред толпой,
Как в плаще, в преданьи длинном
Старый греется душой,
А девиц… как ни ругаю,
Всё я в сказки наряжаю.
Мальчик Генрих! Я иголку,
Я перо свое беру,
Буду шить я втихомолку
В эту лунную пору;
Знаю кроек я немало,
Все размеры мне даны…
Матерьяла! Матерьяла!
Дай мне бархатные сны,
Шелестящих тайн из шелка,
Всё сошьет моя иголка!
Мальчик Генрих! У порога
Пудель нас с тобою ждет,
Он в словах поймет немного,
Но он грусть твою поймет;
Сядем трое под луною,
Поболтаем по душам,
Пудель черный, мы с тобою,
Кто на свете нужен нам?
Да возьми с собой из дома
Для меня бутылку рома…
Мальчик Генрих! Много тяжкой
Грусти речи унесут;
Ты расстанешься с портняжкой,
Только птицы запоют;
По другим я, подмастерье,
Деревням пойду бродить…
Вот – уже готовы перья,
Рифмы пух готов ловить,
И к подушке с этим пухом
Ты, устав, приникнешь ухом…

III. Нитука

По подземным всем хоромам,
По урочищам лесным
Был весьма известен гномам,
Феям, ведьмам, домовым,
Даже всем стрелкам из лука –
Бородатенький горбун,
Карлик маленький Нитука,
Непомерно-наглый лгун.
Карлик злой и безобразный,
Бойкий, умненький и грязный.
Ибо этот юрконогий
Лазил всюду, всюду был,
Сам несчастный, сам убогий,
Портил всем и всех дразнил.
Он охотникам их стрелы,
На лету ловя, ломал,
Домовому перцу смело
В табакерку подсыпал,
Портил визгом вечер летний
И пускал о ведьмах сплетни.
Фей пугал он из засады,
Учинял всем зло и боль,
На него был полн досады
Зигвард сам, его король.
Королю всех гномов раз он
Так наврал, что тот был зол.
Он, Нитука-де, обязан
Сообщить, что он нашел
Клад, с которым незнакомы
До сих пор еще все гномы.
За окованною дверью
В глубине горы тот клад;
Если веру дать поверью,
Клад тот сказочно богат.
В сундуках дубовых чаши,
Утварь, золото, янтарь…
Разгорелся Зигвард: «Наше
Будет всё! Где этот ларь?
Нашей будет всё короны!
Пусть завидуют драконы».
Ладно всё, да вот досада:
По проходам к двери той
Цепью выстроиться надо,
Пресмешною чередой:
Первый должен взять второго
За нос, третьего и тот,
И так далей, много-много,
Весь Зигвардовский народ.
Если ж так им не сцепиться,
К кладу-де не подступиться.
Так Нитука, надсмехаясь,
Гномам всем, конечно, лгал:
Очень важно надуваясь,
Он ученый вид приял,
В схоластической личине
Одурачил гномов вмиг,
Говорил им по-латыни
Cives, quomodo и sic,
Что есть пять предикабилий,
Что рек Секст и что Виргилий.
Были знанья у Нитуки!
Этот хитренький был льстив
И начитан. Про науки
Очень был красноречив
И умел влиять на души.
Зигвард сам был доктор прав,
А и то развесил уши.
Завизжав, забормотав,
Гномы выстроились сами
И сцепилися носами.
Кто мог быть Нитуки хуже?
Прокружив часов их семь
По проходам, что поуже,
Где и грязь, и слизь, и темь,
Где ползли и животами
Жаб давили под собой,
С наболевшими носами
Бедных гномов той тропой
Он привел, весьма измуча,
К желудей громадной куче!
Глядь на стенку… Ну, и что там
Там свиная голова
Нарисована пометом
И подписаны слова…
В реве все многоголосом
Те слова, прочтя, твердят:
«Тем, что ищут только носом,
Желудь самый лучший клад».
Ах, тогда за эту штуку
Больно высекли Нитуку.
Правды до сих пор ни звука
Не издал несчастный лгун.
Вот какой он был, Нитука,
Бородатенький горбун!
Вечно где-нибудь таится,
По каким-то уголкам,
По оврагам копошится,
Вечно рыщет по горам,
Под землею же часами
Часто шепчется с мышами.
Это все не одобряли:
Где же видано, чтоб мышь
Гномы в дружбу принимали?
И сказать-то насмешишь!
Дружбой должен быть обилен
Подходящий гному круг:
Другом может быть иль филин,
Иль сова, или барсук,
Но с мышами стать так близко –
Нет, для гнома это низко!
Жил Нитука одиноко:
Не в проходах под землей,
На скале-игле высоко
Хитро дом устроил свой.
Он к гнезду орлов по скатам
Влез, вскарабкался, пождал,
Подстрелил орлов, орлятам
Злобно глотки перервал,
Стал там жить, скалу звал троном,
А себя считал бароном.
В капюшоне темно-красном
Часто там был виден гном.
В месте диком и опасном,
Недоступным был тот дом,
И оттуда непригожий
Чванно гном на всех взирал,
Строил пакостные рожи
И камнями вниз кидал,
А гнездо устроил путно,
Очень мило и уютно.
Смастерил из веток крышу,
А из мягких мхов постель,
А над пропастью, повыше,
Прицепил себе качель
И качался до отдышки,
В теплоте дремал гнезда;
Навещали домик мышки,
Разговор велся тогда,
И потом в деревне сало
Где-нибудь да пропадало.
Глянешь вниз – там чернь-лесище,

Рекомендуем почитать
Молчаливый полет

В книге с максимально возможной на сегодняшний день полнотой представлено оригинальное поэтическое наследие Марка Ариевича Тарловского (1902–1952), одного из самых виртуозных русских поэтов XX века, ученика Э. Багрицкого и Г. Шенгели. Выпустив первый сборник стихотворений в 1928, за год до начала ужесточения литературной цензуры, Тарловский в 1930-е гг. вынужден был полностью переключиться на поэтический перевод, в основном с «языков народов СССР», в результате чего был практически забыт как оригинальный поэт.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.