Противоречия - [58]

Шрифт
Интервал
Сегодня Новый Год… Э, что мне! Одиноким
Я встречу эту ночь и встретить так хочу.
Гудит, ревет метель с веселием жестоким,
Что ж, пред моим окном я с ней похохочу.
Гуди, рыдай, метель, по сумрачным просторам,
Швыряйся хлопьями, как пьяная, свисти!
Твоим разбойничьим потехам и укорам,
Да, надо дать размах безбрежного пути.
С прохожими играй, сбивай их, смейся звонко!
Приятно с путником теперь в степи шутить,
Сжать до смерти его, его и лошаденку,
Двух милых простаков, желающих здесь жить.
Но будь же умная, будь злобная, будь гадка.
Пой романтически под Новый Год в трубе,
В салоне бархатном, где пред камином сладко
Болтают о чертях, гадают о судьбе…
Гуди, метель, студи окоченелых нищих,
Хлещи в лицо их, бей, их много развелось…
В подвал захохочи; хоть не было там пищи,
Да стужи не было! Студи ж его, морозь!
И песней утешай, что при социализме
Тепло всем будет и… все будут кушать крэм.
О, милая метель, будь веселей в цинизме,
Реви, свисти, свисти и смейся надо всем…
«Солнце в быстрые блестки ломится…»
Солнце в быстрые блестки ломится,
Рассыпается в море стеклами.
Морю дремлется, море томится
Отдаленьями нежно-блеклыми.
Порт, как вымерший. Пристань голая.
Кое-где видны в тень прилегшие.
Тянет из моря чернь веселая
Сети тяжкие, перемокшие.
Ноги голые жгут горячие
Камни, полуднем раскаленные…
Цепь ползет, орет, рать бродячая,
Люди дошлые, забубенные…
Шеи тряпками позакручены,
Распахнулася грудь у ворота,
Рукава, порты их – засучены,
Пиджаки видны – люди города.
Лица жженые и лукавые,
Виды всякие посмотревшие…
Затянули песнь всей оравою
Растомленные, запотевшие…
Тянет, тянет сеть рать отпетая,
Мальчуган кряхтит, дед старается…
Стала барышня разодетая
И в лорнет глядит, улыбается…
На нее вся цепь тоже глянула,
Процедил ей дед что-то едкое…
Вся команда вдруг смехом грянула,
Видно, слово-то было меткое!
«Пусть и барышня нас послухает…
Что спужалася? Эй, фартовая!»
Тянет, тянет сеть, тянет, ухает
Забубенный люд, чернь портовая…
Январь 1913 Неаполь

СМЕРТЬ АРЛЕКИНА

Еnulio qui…

Shakespeare. Otello

Я – старый арлекин, смешной и нелюдимый.
Я сравнивать весь мир с бубенчиком люблю.
Мой мраморный камин, мой добрый, мой любимый,
Я затоплю, я жарко затоплю…
Я притащу дрова к почтенному камину,
И лампу потушу, и принесу вина…
Большое кресло я совсем к огню придвину…
Давно, давно сидела в нем она…
Я в нем свернусь клубком, насторожусь, как заяц,
И буду шорохи ловить своей душой,
А на камине мне фарфоровый китаец
Пусть, как всегда, кивает головой.
Китаец, ты – мудрец! Я помню неизменность
Твоих спокойных «да» с далеких детских лет…
Послушай, я спрошу: всё в мире тлен и бренность?
И ты кивнул… я угадал ответ!
Китаец! Ли-Хун-Чанг! Есть Бог и есть могила.
А общество… добро… Ведь это просто ложь?
Мой старый друг, скажи: она ведь не любила?
Ну да, я знал, что ты опять кивнешь…
Пускай трещат дрова и огоньки мятутся!
Как пьяный Карнавал – камин горящий мой
А уголья пыхтят, со зла хотят надуться,
Как дураки, осмеянные мной.
Откупорим вина! Вино – седая сводня
Монахинь, юных ведьм, цыганок, королев…
Пожалуй, я умру… Да, я умру сегодня…
Как лев, как лев, с гербов старинных лев!
Положим яд в вино и будем веселиться!
Китаец, в шахматы не хочешь ли сыграть?
И будем вспоминать, и будем небылицы
В последний раз, в последний сочинять.
О, Ли-Хун-Чанг, пойми: я сам, как головешка,
А сердце, как камин, и в нем горит огонь…
Пусть догорит она! Пусть шахматную пешку
Отбросит конь, какой-то черный конь!
О, bravo, bravo, конь!.. И всадник твой с косою!..
Со звоном бубенцов погибнет арлекин…
Но мой камин со мной, китаец мой – со мною…
О, bravo, смерть!.. я умер не один…
Февраль 1913 Capri. Villa Monacona

«Усталый, старый мир. Покой подзвездных снов…»

Усталый, старый мир. Покой подзвездных снов.
Прохлада космоса, плывущая в просторах,
Целующая лоб… И неизвестный шорох
Живого, странного, не знаю – трав, жуков…
Как он един во тьме, как ясен для меня
Неумолимый ход ненужного величья!
И падают легко крикливые обличья,
Слова, фантазии, мои личины дня…
Весь день твердил себе, что в жизни надо лгать,
Не шутка ль черта жизнь? а люди – это стадо…
Но… мир – комедия, в которой всё же надо
Всегда серьезным быть, и верить, и искать…
1913 Capri

ШОРОХ СВИДАНИЙ

(к рисунку Мисси)

Слушай, так было? «Под вечер под кленом»
Ты, ее робкий, смеющийся раб,
В шуме кленовом, зеленом-зеленом,
Мило-уродливых лап,
В нашей запущенной «роще мечтаний»,
Как ее бабушка звала, ты ждешь…
Час ожиданий…
Шорох свиданий…
Придешь, не придешь?
Шумы и шепоты, листья упавшие,
Тени недвижных аллей…
Этот язык знают лишь ожидавшие
Встречи, назначенной ей,
Ей, непонятной, с походкою лани,
Ею, наивной, как высший мудрец…
Час ожиданий,
Шорох свиданий…
Приди ж наконец!
Клены, каштаны и краски заката…
Ждут и трепещут истомные сны,
Не упадут ли шаги ее свято
В говор большой тишины?
Девочка, давшая столько страданий,
Белое платье, мелькните скорей!
Час ожиданий…
Шорох свиданий…
Извивы аллей…
Слушай, так было с тобою, так было?
Что же, была она иль не была?
Сердце порвалось – она не забыла!
Сердце порвалось – она не пришла…
Ах, затерзали навеки меня
Час ожиданий,
Шорох свиданий
И руки ея
1913 Capri

«Философ, улыбнись! О, улыбнись невольно…»

Философ, улыбнись! О, улыбнись невольно
Продолжить чтение
Рекомендуем почитать
Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.

Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.

Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.

Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.