Противоречия - [56]

Шрифт
Интервал

Коротким словом я безбрежность заменяю.
Эй, ты, предвечное кольцо!
Я – смертный, я – калека,
Бросаю я тебе в лицо
Элементарное мышленье человека!
Весна 1912 Лесной

ОСЕНЬ

(к рисунку Мисси)

Красные, желтые листья осенние,
Ветром гонимые вдаль.
Небо бесстрастное, дума – сомнение,
Черная нива – печаль.
О, колоннада дворянской усадьбы,
Дряхлый, пустой мезонин!
Здесь были псарни, охоты и свадьбы…
Я – бесконечно один.
Что за грусть у мезонина?
Полно, прочь платок от глаз,
Трубадур больного сплина!
Арлекин и Коломбина,
Арлекин и Коломбина,
Не забыли злых гримас!
Кажется, кажется, жизнь моя с листиком
Схожа… Летит, но куда?
Тишь и прозрачность… Я сделаюсь мистиком
Здесь, где застыли года!
Сжавшись от стужи, белеет Психея,
Мрамор, запятнанный мхом…
Шорох аллеи… О, что это, где я?
Что это, то, что кругом?
Полно, старая шарманка,
Хрипом мучить без конца!
Где-то пляшет обезьянка,
С ней смеется итальянка,
Мона-Бьянка, мона-Бьянка,
И поет, и ждет певца!
Вышел я в зало. И зало старинное
Строго, как канцлер, глядит:
Четко-квадратное, темное, длинное…
Что оно мне говорит?
О, отыщите мне жизни ответы,
Осень, пустой мезонин,
Страшные, темные в зале портреты,
Хитро-узорный камин.
Трубадур подобен мулу:
Он упрям в своих мечтах.
Ах, пойми, есть много гулу
И веселого разгулу
В Перу, в Конго, в Гонолулу,
На Канарских островах!
Весна 1912

«Идет в поколеньях мир…»

Идет в поколеньях мир
К не нашим, огромным целям.
Младенчески-радостный клир
Сулит цветы колыбелям…
Грохочет, смеется ряд
Обманутых грез простора…
А глупые люди кричат
Вокруг всё того же вздора.
Мгновенье… Мгновенье – ты.
Мгновенья – земли эпохи.
Безудержно лгут мечты,
Назойливо плачут вздохи.
Грохочет, растет гроза…
А мы-то всё строим, строим…
На правду закроем глаза,
Закроем глаза, закроем!
Осень 1912 СПб

ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ

Гаунилона, друга своего,
Анзельм, епископ из Кентербери,
Учил доктрине: «Sic. Есть Существо,
Которому подвластны все цари.
Sic. Пусть во тьме сознание мое,
Но мыслить Высшего, чем Он, не мог,
Et ergo puto – слово бытие
И заключается во слове Бог».
«Создать несущих высших можем рой
Мы в царстве том, где мысли нет препон:
Нельзя мечту доказывать другой», –
Ему монах сказал Гаунилон.
Осень 1912 СПб

ГОЛОСА В НОЧИ

Ворон ворону кричит…

Пушкин

Голоса (песня)

Идем, идем по ступеням
К неведомым воротам.
Пусть звезды станут чужды нам,
Пусть ум уйдет к заботам.
Встречая смерть, любовь, грозу,
Бодрись, о странник мира!
Ни на горе, ни на низу
Не сотвори себе кумира.
И, отдыхая, вдаль гляди
На цепь пережитого,
На цепь, что будет впереди:
Там камни. Камни снова.
О, не цепляйся за ступень,
Пусть мозг твой всё осудит:
Пусть скажешь ты, что мир есть тень,
Скажи: мир – тень, да будет!
Ступени – всё! Ты жалко слеп,
Найдя конец исканьям.
Прими свершение судеб
Без торга с отрицаньем,
Но ты бессилен? Ты упал?
Пред Богом? Перед бездной?
О, встань! Упавши, ты познал!
Встань, бледный и железный!

Один голос

Ты прав. Иди. Борись. Воюй.
Могу, но не хочу я –
Познавший смерти поцелуй
Вновь хочет поцелуя.
Осень 1912

«Ученый напачкает много…»

Ученый напачкает много
Бумаги про черта и Бога,
За томом тома издает…
Всё старые мысли, которым
Пора почитаться бы вздором,
Коль не был бы стадом наш род.
Упершись в их догмы и схемы,
Об истине бредили все мы
По разным сухим чертежам.
Я часа на них не потрачу,
Я вижу, я мыслю, я плачу,
И истину чую я сам.
Зрит зрячий, слепые же слепы,
А все рассужденья нелепы:
Где принципы – там колея.
Дана мне великая книга
Для чтенья в течении мига,
И в ней только грамотен я!
На звезды взираю я строго:
То буквы великого Бога,
Читаю я их и пою,
И, дерзкий и вольный затейник,
Я палку воткнул в муравейник,
Хорошую палку мою.
Эй, вы, поправлять начинайте,
К спасенью страны призывайте,
Поруганы право, семья, –
И кучу весь род поправляет,
И в куче их всласть утешает
Любовь к муравью муравья!
Осень 1912

«Капли дождевые…»

Капли дождевые
Об окно стучат.
Призраки ночные
Что-то говорят.
Ночь и день всё хлещет
Мелкий, дробный дождь.
Нет, не затрепещет
Прожитая мощь…
Правда, песни спеты?
Капли мутны, злы…
Черные портреты,
Дальние углы…
Капли барабанят,
Надрывают грудь…
Сердце не устанет
Вспоминать свой путь…
Всё, что было мило,
Серо иль светло…
Но… что вправду было,
Намечтал я что?
Я не знаю? Знаю!
Был лишь скучный сон…
Я, как сон, мелькаю
В глупом сне времен…
Эй, сотремте краски
Лжи самим себе:
Были пошлы ласки,
Вызовы судьбе…
Правда так убога…
Правда так скупа…
Дней, как капель, много…
Ночь, как крот, слепа…
1912 СПб

НЕ САМИ

Люди, живем мы не сами,
Хоть мы живем всего раз!
Скованы мы, как цепями,
Властью обычаев, фраз.
Мы говорим, негодуем,
Вольно, развязно, легко;
Сами не видим, не чуем
Мы ведь давно ничего?
Ходишь, глядишь, наблюдаешь
За чьим-нибудь языком –
Сразу, заранее знаешь
Всё, что он скажет потом.
В сердце – натуга и стужа,
Все к тому мысли свелись,
Чтобы быть прочих не хуже…
Жизнь, пронесись, пронесись!
Лжем мы – но счастье – вот это
И, достигая, глядим –
Счастье не здесь, оно где-то,
Где-то далеко за ним…
Но в этом скучно сознаться;
Мысль наша – ласковый плут!
Любим мы порисоваться
Счастьем не бывших минут.
Сном заменяем, мечтая,
То, что нам было дано,
Даже не подозревая,
Как это жалко, смешно…
Люди! Не нашими днями,
Мы, не как мы, проживем!
Или нет смерти пред нами?

Рекомендуем почитать
Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.