Противоречия - [61]

Шрифт
Интервал

Мысли стали так бледны, так бледны,
Ум мой холодно, грустно правдив,
Я спокойно гляжу как бесследно
Дни плывут, как знакомый мотив…
Я люблю, если снег уже тает,
Воздух молод, прозрачен, влюблен,
И шарманка в недвижность роняет
Свой хрустальный и нищенский звон.
Я люблю ресторанные шутки
Нас, всезнающих, гул за столом,
И на миг на лице проститутки
Безразличность и мысли… О чем?
А в туман, если мимо случайно
Чья-то тень, как эскиз, промелькнет –
Мировая беззвучная тайна
Черным обручем голову жмет…
О случайный! Откроем объятья
И прижмем, улыбаясь, гранит!
На глубинах мы братья, мы братья,
Но в глубины никто не глядит…
Ноябрь 1913 СПб

ПОСВЯЩАЕТСЯ Л. М. Р.

Ты смолоду жила в пустом болтливом свете,
Среди всеведущих и всемогущих фраз…
О эта барышня в научном кабинете
С циническим умом и молодостью глаз!
Ах, звезды и простор! Ведь это… это звуки?
Ах, анархизм! Charmant… Ax, Кант! Ах, роскошь зла!
Мне страшно за момент, когда в безмолвной муке
Вдруг ты поймешь всю Ложь, которой ты жила…
Что тянет нас к тебе? Веселость, сожаленье,
Иль тени прожитых, почти таких же дней?
Я так любил всегда подвальное растенье
И странно-сходный с ним цветок оранжерей…
Ноябрь 1913 СПб

АСТРОНОМ

Нынче комнату я приберу точно склеп,
Склеп холодный, и чистый, и белый.
Я, прекрасно-уродлив, рассудочен, слеп,
Буду хитрым и смирным в познаньи судеб,
Перед небом, безмолвной капеллой.
О, я знаю, что сущность небес – это нож,
Что Безумье гремит в Необъятном,
Но со мною всеобщая, древняя ложь
Претворять Бесконечность в невинный чертеж,
Быть рассудочным, быть аккуратным…
Что за грустные Дьяволы будут мне лгать,
Как мала будет наша планета…
Ах, от ласки, от смеха мне трудно дышать,
Я обманщик, я добрый, я страстный, я тать…
Для меня, для меня нет запрета!
Осень 1913 СПб

SUB SPECIE AETERNITATIS

Я слышал прекрасную речь.
Как тонок начитанный лектор!
Но где же небо и меч?
Нет круга и есть только сектор…
Найди же средь чисел нам,
Господин профессор, ответы!
Ведь мы стосковались по мудрым
Где ты, тишина звезды, где ты?
Ах, брекекекекс, кричи!
Святые вопли лягушки…
На рынке идут мечи,
Мечи и идут по полушке!
И мы захотели знать,
Где ваши на Космос ответы?..
Трибуна политика?.. Нет! Бежать!
Где ты, тишина звезды, где ты?
Я был в cabaret artistique,
Я слышал треск тарантеллы…
Ах, как был вычурен миг,
А речи и скучны и смелы!
Банальный, больной экстаз…
Бессильные сны и поэты…
Манерно-свободные позы глаз…
Где ты, тишина звезды, где ты?
1913 СПб

«Уныло по ночам перебирая эти…»

Уныло по ночам перебирая эти,
Такие мне давно знакомые стихи,
Воспринимаю вновь угасших мыслей плети,
Скорбь на пути годов оставленной вехи;
Но что больней всего – то скрыто перед всеми.
Один я вижу в них тень дальних, дальних лет,
И всё ж она везде и в каждой новой теме
И в каждой рифме их. Тень – внутренний их свет.
То имя женское, мне – полное печали;
И это имя я, нет, я не написал.
Стыдился, чтоб его другие не слыхали,
Боялся, чтоб его я сам не услыхал.
1913

«На камне когда-то, когда…»

На камне когда-то, когда
Я высек слова: я люблю.
Там мхи разрослися богато
И надпись закрыли мою.
Но мох седовласый снимаю
И вижу вновь: я люблю…
В груди я тот камень таскаю,
Где надпись я высек мою.
9 января 1914 СПб

L'ENNUI DE VIVRE

Зачем кричите вы, что это там громадно,
Что свято это здесь и интересно то?
Над чем дрожали вы, что вы впивали жадно,
Всё было для меня — ничто.
Жить? Жить? Серьезно жить? Какое утомленье!
Играть бирюльками, работать, быть слепым,
И, как венец, как приз – пот акта размноженья!
Какая пустота и дым…
Я вижу муравьев, лишь муравьев спешащих!
В огромных контурах народов и культур
Я вижу мрачный бег хохочущих, визжащих,
Искривленных каррикатур.
Январь 1914

ИСКУШЕНИЯ ПРОРОКА

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился…

Пушкин. Пророк

С тех пор, как вещий Судия

Мне дал всеведенье пророка…

Лермонтов. Пророк

I. «Когда в пустыне жизнь моя…»

Когда в пустыне жизнь моя
Сплеталась с лунными лучами
И кроткий львенок и змея
В пещере были мне друзьями,
Ко мне из града приходил
Спокойный, ласковый философ,
И ночью он меня учил
Путем ответов и вопросов.
Он мерил тайны естества
И на песке рукой искусной
Чертил фигуры и слова,
Простой, медлительный и грустный.
И вновь, но иначе следил
Я за вселенною бескрайной,
И даль божественных светил
Мерцала гордостью и тайной.
И был я мыслью высоко,
Когда я слушал эти речи.
Где стройность мощная Всего
Слагалась из Противоречий.
Раз на рассвете он сказал:
– «Я знаю, ты бежал из града,
Но потому, что не познал,
Что Богу зло, как благо, надо».
И проклял я его тогда
И отвечал: «ты знаешь много,
Но презирал ты города
И не любил в пустыне Бога».

II. «Когда бросала кровь заря…»

Когда бросала кровь заря
На голубые неба ткани,
Взирали львенок и змея
На перламутровые грани.
И я колена преклонял
Пред чистотою упований
И мудрой кротостью смирял
Страданья тайные познаний.
И мыслил я, идя испить,
Наполнить звонкие кувшины:
«Философ думал начертить
И мир и смысл его единый.
Но всё бездонно глубоко –
Яйцо, песчинка, свод небесный.
Лишь дух – хранилище всего
И глубже знает бессловесный».
Но у реки, среди ветвей,
Узрел я деву молодую,
Свободно-нежную, как змей,
Как мрамор розовый, нагую.
Она сидела у воды
И косы мокрые сплетала,
И очи были две звезды,

Рекомендуем почитать
Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.