Протест настоящего мужчины - [34]

Он поймал меня в день моего десятилетня. Дни рождения у нас дома справлялись, как церковные праздники, — со всеми церемониями и обрядами. Нет, мы не постились, но примерно за неделю до дня рождения мама, чтобы сделать торжество желанней, вводила разные мелкие запреты. В эти дни мы не ели конфет, не играли после ужина, не ходили к одноклассникам и не звали их к себе — «потерпите до дня рождения». В результате мы уныло бродили по комнатам и терзали друг друга, а когда праздник наконец наступал, и мы одевались в выходные костюмчики, и отец без особой радости соглашался весь день ничем на ферме не заниматься, когда перед нами щедро раскладывали всякие радости жизни, оказывалось, что настроение у нас совсем не праздничное, и частенько все кончалось ссорой, а то и слезами. Так или иначе, день моего десятилетия, как и многие предыдущие дни рождения, не удался. Стояла теплая майская погода, густой насыщенный воздух сулил грозу. За праздничным столом я поругался с сестрой из-за сахарного ангела, украшавшего торт, а другая сестра дулась — после еды она отказалась спеть, и мама назвала ее упрямой ослицей. Отец, как обычно, слонялся по комнате, засунув руки в карманы, и рассеянно поглядывал то на яблони, то на крышу коровника, то в сторону гор, где уже погромыхивало. И только мама оставалась энергичной я оживленной. Она приготовила семейные игры и хотела, чтобы мы обязательно в них поиграли и получили удовольствие.

Она привязывала к потолку бечевку с яблоком на конце, и тут случилась беда. Стремянка опрокинулась, мама упала на пол и поранила лоб о каминную решетку. Порез оказался большой и глубокий, маму уложили на ковер, под голову ей сунули подушку. Будь отец самостоятельнее, она позволила бы себе потерять сознание, но ей всегда приходилось думать и действовать за двоих.

— Возьми кувшин, налей в него теплой воды, захвати чистый платок и принеси сюда, — распорядилась она. — В спальне в нижнем левом углу гардероба стоит бутылочка с йодом. Ее тоже принеси.

Сестры и я смотрели на маму с разинутыми ртами, и нас мучила совесть — это все мы виноваты, от нас ей целый день покоя не было. Отец прибежал с водой и чистой тряпицей. Йода не было.

— Я же тебе сказала — в гардеробе, — повторила мама. — В левом нижнем углу.

— Я смотрел. Вот бутылка. Она пустая.

Мама задумалась — но только на секунду.

— Том! Ты уже большой. Вполне можешь сбегать в городок за йодом, — сказала она мне. — Бегом туда и обратно — на все хватит полчаса. — Она повернулась к отцу: — Возьми в сумке, под лестницей, десять шиллингов. Дай их Тому. — Снова ко мне: — Если аптекарь спросит, зачем, скажи, ну, просто помазать ранку. Ему этого хватит.

Наверное, я продолжал глазеть на маму, потому что она добавила:

— Ты что, разве дороги не знаешь? Вот и не будь младенцем. Бегом туда и обратно. Только поосторожней. Берн деньги и отправляйся.

Конечно, я знал дорогу как свои пять пальцев. Но сегодня все было другим: дорога казалась более узкой и извилистой, а за высоким густым кустарником скрывались разные враги — они хотели помешать мне спасти мамину жизнь. Вокруг все присмирело, вот-вот должен был грянуть гром. В пути меня ждала не одна опасность: дом с привидениями неподалеку от школы, Лиззи-дурочка, терьер Тейлора — но я собрался с духом и успешно преодолел все преграды. О дедушке я вспомнил уже на окраине Малладафа, и мне сразу стало страшно. Одно дело смотреть на него украдкой из-под маминого локтя, и совсем другое встретиться с этим огромным медведем, у которого рука вдвое длиннее моей, один на один. На углу главной улицы я в нерешительности остановился. Лавка аптекаря была в дальнем ее конце, по правой стороне. Я решил: промчусь, как заяц, мимо домов, влечу в аптеку, схвачу йод и галопом назад. Я зажал в кулаке деньги и побежал.

Но добежать до аптеки мне было не суждено. Раскатистый голос великана настиг меня у почты:

— Эй, а не мой ли это внук? Кого мы видим? Ну-ка, который из них?

Я думал только об одном — побыстрей домчаться до аптеки — и проглядел главную опасность. Надо мной нависла громадная махина. От ужаса я не мог поднять глаза и смотрел прямо перед собой — в шарообразный живот.

— Так ты Бэрке или нет? Ну же, отвечай. Бэрке?

— Бэрке.

— Вот это событие! Бэрке пустился в плавание по огромному и бурному морю жизни безо всякой охраны! Ну-ка посмотри на меня, парень! Посмотри на меня!

Ручищей величиной с тарелку он взял меня за подбородок и приподнял мою голову — я увидел перед собой большое заросшее лицо и красный алчный рот. Мы стояли так близко, что даже касались друг друга, и вдруг я ощутил нечто доселе мне неизвестное — от этого человека-горы шел запах. Не отталкивающий, нет, но очень сильный и резкий — так пахнут маки или коровы в морозную ночь, и сейчас, в знойный день, запах этот окружал дедушку недвижным ореолом. Я осмелился взглянуть на дедушку, но продолжал думать об одном: я вдыхаю этот запах и от него кружится голова.

— Ты мальчик, — сказал дедушка. — Ты Том, правда? Хорошее имя, парень, меня тоже так зовут. Всегда носи его с честью. — Рука с моего подбородка передвинулась на щеки, прошлась по волосам. — Да. Самый настоящий Бэрке, вылитый. Только рот у тебя, парень, вроде не наш. Маленький, норовистый — это, боюсь, ты от Нисонов унаследовал. Но ничего. Не страшно. — Он взъерошил мои волосы. — А язык у тебя есть, — парень?