Протест настоящего мужчины - [32]

— Что?

— В школе большая перемена. Небось на площадке в футбол гоняют.

Сквозь вздохи ветра издалека доносился радостный ребячий визг. Братья напряженно вслушивались, подняв головы, задумавшись каждый о своем.

— Завтра мы получим по заслугам, — сказал Джо. — Шесть ударов по каждой руке.

— Теперь уж я точно решил, — сказал Филли. — Кинжал — и баста.

— Да мама, может, вообще ничего нам не даст. Все зависит от того, сколько ей самой нужно.

— Она же сказала, что даст. Она обещала. А ты так ничего и не придумал?

— Думаю.

Неожиданно взревел трактор, и все другие звуки исчезли.

— Ну что же, мистер, идемте, — вздохнул старший. — Еще целых четыре часа. Седлайте свою лошадку.

— Иду, иду! — отозвался Филли. Голос его звенел от возбуждения.

Солнце не оправдало надежд. Оно все так же высоко стояло в небе и заливало равнину светом, но отогреть землю не могло. Постепенно оно стало клониться к западу, увлажнившаяся раньше почва снова заблестела, на возвышенностях появилась белая изморозь, хотя до вечера было далеко. Теперь братья работали, как два автомата, мозг отключился и покорно подчинился телу. Они уже не распрямлялись, и в мире существовали только их ноги, жесткая глина, картошка, их руки, ведра и мешки. Уши им подсказывали, где сейчас находится трактор: на том конце поля, поворачивает или приближается. Их мускулы уже приспособились, и если движения ребят повторялись по кругу, их кисти, руки, ноги, плечи словно плыли по воздуху, лишенные силы тяжести. Но стоило конечностям переключиться на какую-то другую работу: отбросить кусок стекла к изгороди, быстро шагнуть в сторону, уклоняясь от трактора, — и тела мальчишек пронизывала боль, перед глазами начинали качаться деревья, а изгородь вырастала до неба.

Дайси О’Доннел, возвращавшийся из школы домой, окликнул их с дороги:

— Эй! Джо! Филли!

Они не услышали. Он подождал, пока трактор отъедет подальше, и снова закричал:

— Эге-гей! Филли! Филли! Джо!

— Привет! — крикнул Джо.

— Завтра вам здорово влетит, будьте уверены. Он узнал, где вы промышляете. И сказал, что завтра с вас три шкуры спустит. Так что попались, голубчики, не отвертитесь. Караул! Спасайся, кто может! Провалиться мне на этом месте, не вру!

— Проваливай! — крикнул Джо в ответ.

— И он собирается настучать на вас директору, тогда вашего старика оштрафуют. Вы разорены! Уничтожены! Караул!

— Не всадить ли в него пулю, мистер? — спросил Джо у Филли.

Филли не ответил. Он чувствовал, что вот-вот упадет, и страшно боялся лишь одного — упасть перед трактором, потому что теперь стрельба выхлопа слилась для него в сплошной, единый звук, прочно засевший в голове, и Филли уже не мог определить на слух, рядом трактор или где-то далеко. Казалось, «тра-та-та» раздается прямо под черепной коробкой, гремит в висках, бьется под глазными яблоками.

— А ну-ка чеши отсюда, О’Доннел! — заорал Джо. — Надоел до смерти! Катись!

О’Доннел еще позубоскалил о том, какой прием их ожидает завтра, но потом понял: от двух согнутых спин ответа все равно не дождешься, и убрался домой.

Когда были вскрыты последние две полосы, небо уже покрылось сумеречной пеленой. Братья и работники продолжали делать свое дело, пока не встретились на середине поля. Теперь все оно было коричневое, плоское, а по краям, обрамляя его, стояли наполненные мешки. Келли был доволен, он отцепил картофелекопалку и пристегнул прицеп. «Объявляется посадка!» — крикнул он: мы тоже умеем пошутить.

На обратном пути работники, кажется впервые за весь день, скинули с себя дрему. Они стояли в прицепе за спиной Келли — утром там стояли мальчишки — и смотрели вперед, на дорогу. Они болтали, громко смеялись — обсуждали предстоящие вечером танцы. Когда по пути встречались знакомые, они кричали и бурно жестикулировали. На развилке они начали бороться, и Келли даже сказал им, чтобы вели себя поосторожней, а то недолго и вывалиться. Но видно было, что он не сердится.

Джо сидел на полу; он вытянул перед собой ноги и оперся спиной о борт прицепа. На коленях у него покоилась голова лежавшего рядом Филли. Над ним простиралось небо — серое, безмолвное, загадочное. Тепло, исходящее от тела Джо, убаюкивало Филли. Ему хотелось, чтобы дорога домой длилась как можно дольше, чтобы шум мотора как можно дольше успокаивал его уставший мозг. Он знал: прекратись сейчас это покачивание, исчезни этот звук, боль во всем теле станет невыносимой.

— Сейчас приедем, — тихо сказал Джо. — Ты спишь?

Филли не ответил.

— Эй, мистер! Вы что, спите?

— Нет.

Темнота подкралась незаметно, и, когда исчез последний светлый лучик, сразу дал знать о себе холод. Два желтых светляка — фары трактора — пронизывали морозный воздух.

— Филли! Вы проснулись, мистер?

— Что?

— Знаешь, — медленно произнес Джо, — я все думал, думал и вроде, наконец, решил.

Один из работников вдруг запел:

— «Если б стал я дроздом, я бы пел и свистел, за любовью своей на край света летел».

Со второй строчки его товарищ подхватил песню. Их громкие голоса разорвали тишину неподвижных сумерек.

— Сказать, что я куплю? — спросил Джо, чуть повысив голос. — Конечно, если вам мама что-нибудь даст. Эй, мистер! Мистер Филли! Вы меня слышите? Так вот, я себе тогда куплю красные шелковые носки.