Он женился на ней. Что касалось его, дело было сделано.
Он вышел из кабинета и увидел Эмерсон, которая стояла у балюстрады, опершись о перила.
– Нам нужно поговорить, – сказал он.
Она повернулась к нему.
– Ты предал меня.
– Я не знаю тебя, Эмерсон. И ты не знаешь меня. Мы даже ничего не обещали друг другу. Я не предавал тебя. Это твой отец тебя предал.
Она выглядела убитой, и ничего не ответила ему на это.
– Я хочу, чтобы ты переехала жить ко мне.
– Зачем мне это делать?
– Затем, что мы женаты.
– Означает ли это, что ты любишь меня? – с презрением в голосе спросила она.
– Нет. Но между любовью и равнодушием существует немало других чувств. И тебе это прекрасно известно.
– Я живу здесь. Я здесь работаю. Я не могу оставить свой дом.
– К счастью, я купил дом неподалеку. Тебе не придется уезжать отсюда. У меня большое ранчо в Джексон Крик, и время от времени мне придется ездить туда. Я вообще много путешествую. Но мы можем обосноваться здесь, в Голд Велли.
– Прости, но я не понимаю ту часть твоего маниакального плана, где мы притворяемся счастливой семьей.
– Твоя винодельня теперь еще больше стала твоей. Я не собираюсь мешать тебе в твоей работе.
– Значит… ты не собираешься разрушать ее?
– Если бы я хотел этого, мне не нужно было бы становиться ее совладельцем. Я теперь владею частью бизнеса твоего отца. И это пока меня удовлетворяет. Итак, пойдем отсюда?
Эмерсон стояла в отделанном мрамором коридоре поместья Максфилдов и впервые в жизни не чувствовала себя дома.
Человек, которого они оставили в кабинете, был ей незнаком.
А человек, стоящий рядом с ней, был ее мужем, пусть и он тоже был для нее незнакомцем.
И его слова крутились у нее в голове.
«Я не предавал тебя. Это твой отец тебя предал».
– Пойдем отсюда, – сказала она.
Ее снова усадили в грузовичок, все еще в том платье, в котором она была на приеме накануне вечером. Дом Холдена был расположен всего в нескольких милях от поместья Максфилдов. Он был очень современным, и его фасад был почти полностью застеклен, чтобы можно было наслаждаться красивыми видами из окон.
– Расскажи мне о своей сестре, – попросила она, стоя рядом с ним на подъездной аллее и чувствуя себя невероятно подавленной.
– Она мне сестра только наполовину, – сказал Холден, ведя ее к парадному входу.
Он открыл дверь и пропустил ее вперед. Они оказались в полностью обставленной гостиной.
– Я позаботился о том, чтобы все было готово для нас, – пояснил он.
«Готово для нас».
Она не знала, почему эти слова успокоили ее. Так не должно было быть. Он предал ее, заставил ее выйти за него замуж. Но тем не менее ее тянуло к нему. И она не могла найти этому объяснения.
Вся ее прошлая жизнь стала казаться ей наполненной ложью, даже больше, чем теперешняя.
– Моей матери всегда не везло в любви, – хрипловато сказал Холден. – Я должен был позаботиться о ней. Потому что мужчины в ее жизни этого не делали. Они либо оскорбляли ее, либо манипулировали ею, а она никогда не отличалась силой характера. Сорайя родилась, когда мне было восемь лет. Она была так прекрасна. И с ней было столько хлопот! Я одевал ее, причесывал перед тем, как она отправлялась в школу. И все прочее. И я работал не покладая рук, зарабатывая деньги для того, чтобы у них было все, чего им захочется. – Мускул у него на подбородке дернулся. – А потом Сорайя встретила твоего отца. Не нужно быть гением, чтобы понять, что она, выросшая без отца, подсознательно тянулась к мужчинам старше ее. И он сыграл на этом. Она забеременела. Он настаивал, чтобы она прервала беременность. Она отказывалась. А потом все равно потеряла ребенка. И это свело ее с ума.
Эти слова теперь, когда она знала, что это было правдой, потрясли ее.
Она опустилась на диван и съежилась от нахлынувшего на нее ужаса.
– Должно быть, ты очень любишь ее, раз делаешь все это, – пробормотала она.
Он нахмурился.
– Я делаю то, что должен делать. Так было всегда. Я забочусь о них.
– Потому что ты любишь их, – уточнила Эмерсон.
– Потому что больше о них никто не заботится. – Он покачал головой. – Моя семья не слишком любящая. Моя мать – одна из самых вздорных женщин на свете. Но приходится делать то, что ты должен делать. Когда ты отвечаешь за кого‑то, у тебя нет выбора.
Эмерсон глубоко вздохнула.
– Я люблю моего отца. Я люблю мою мать. Поэтому ее неодобрение ранит меня. И поэтому его предательство… я не знала, что он такой. Что он может поступить так с кем‑то вроде твоей сестры. И мне горько осознавать это. Ты прав. Это он предал меня. И я никогда не смогу смотреть на него прежними глазами. Все пошло прахом.
– Поживем – увидим, – сказал он. – Я приехал сюда не для того, чтобы что‑то наладить. Потому что наладить что‑либо было уже нельзя. Я приехал, чтобы уничтожить его, как он уничтожил Сорайю. И она уже никогда не будет прежней. – Он с мрачным выражением лица стоял напротив Эмерсон, сунув руки в карманы. – Мне жаль, что ты попала в этот переплет, потому что тебе я никогда не желал зла. Но я знаю одно – то, что разбито, нельзя вернуть в первоначальное состояние. Но можно постараться как‑то склеить обломки и начать новую жизнь.
