Прошу, найди маму - [58]

Даже когда я ей объясняла, что, если так не сделать, щенок вернётся обратно, она всё равно не понимала:

– Ему и так темно!

– Надо закрывать, даже если тьма кромешная, иначе запомнит дорогу.

Узнав о пропаже щенка, собака-мать заболела и перестала есть. Ей надо было кушать, чтобы приходило молоко. Я подумала, что так она может издохнуть, поэтому принесла щенка обратно, и только когда я положила его у соска, собака снова стала есть. Вот такая собака жила у нас.

Не знаю, как остановить воспоминания, которые одно за другим проклёвываются в памяти, как прорастающие по весне ростки. Всплыло всё то, о чём я уже давно забыла. Вспомнились и перевёрнутые рисовые плошки на кухонных полках, и большие и маленькие горшки с соусами на заднем дворе, и узенькая деревянная лестница, ведущая на чердак, и стебли тыквы, которые прорастали из земли под забором, а потом густо обвивали его.

Не оставляй дом промерзать.

Если будет сложно, проси помощи у младшей невестки. Она ведь всегда хорошо ухаживала за домом, в котором жила, хотя он был не их собственный, а съёмный. Она быстро всё схватывает, работящая и добрая. Каждый день она ходит на работу, но сама справляется со всеми делами по хозяйству, у неё всё блестит. Если будет сложно следить за домом, попроси, пусть младшая невестка поможет. Стоит только ей взяться, и старый дом превратится в новый. Помнишь, когда они жили в старом районе, который уже был под снос, в кирпичном доме, на который даже хозяин махнул рукой? Невестка так ухаживала за этим домом, даже цементом сама стенки заделывала. Мне кажется, что дом, смотря какие руки за ним ухаживают, может превратиться и в очень хороший, и в очень плохой. Когда придёт весна, надо бы посадить во дворе цветы, подправить крыльцо, починить осевшую от снега крышу.

Несколько лет назад, когда муж был пьян и у него спросили, где он живёт, он ответил: «В Йокчхоне». Уже двадцать лет прошло с тех пор, как Хёнчхоль уехал из того дома в районе Йокчхон, а он всё его не может забыть. Я и то плохо помню тот район. Муж редко выражал чувства. Но когда Хёнчхоль купил себе свой первый дом в Йокчхоне, муж очень гордился. Наверное, поэтому, когда был пьян, забыл свой настоящий адрес и назвал район, в который приезжал погостить на пару дней несколько раз в год. Мне хотелось, чтобы ты так же относился к нашему дому. По углам и на заднем дворе каждый год зацветали разные цветы, даже если я их не сеяла, они необыкновенно цвели отведённое им время, потом опадали. Во дворе, у крыльца, в амбаре, за домом – везде что-то вырастало, собиралось, засыхало и умирало. Иногда даже на верёвки для сушки белья садились птицы и начинали щебетать между собой, как будто они сами – говорящее бельё. Всё-таки дом становится похожим на того, кто в нём живёт. Потому что иначе утки, бродившие по двору этого дома стайками, не откладывали бы яйца, чуть только заметив свободное место. Иначе так чётко не вспоминалась бы картина, когда в солнечную погоду я брала сушёную редьку и варёные таро, складывала в плетёную тарелочку и ставила на глиняный забор. Так чётко не вставало бы перед глазами, как дочка выставляла под лучами солнца свои начищенные кроссовки просушиться. Старшая дочка любила смотреть на отражение неба в колодце. Кажется, что вот и сейчас она подошла набрать воды и стоит, положив подбородок на край колодца.

Счастливо…. Я теперь ухожу отсюда.

Когда прошлым летом я осталась одна на станции метро «Сеульский вокзал», я могла вспомнить только то, что было со мной в двухлетнем возрасте. Позабыв всё, я могла только идти, куда глаза глядят. Я не помнила, кто я. Я ходила и ходила без конца. Всё было будто в белой дымке. Мне чётко представился двор, по которому я бегала в два года, когда мой отец вернулся домой, после того как работал то на добыче золота, то на добыче угля. Я ходила, пока могла. Я ходила и ходила между высокими жилыми домами, по холмам вдоль травяной дорожки, по футбольному стадиону. Куда же я хотела прийти? Может быть, в тот двор, по которому я бегала, когда мне было два года? Вернувшись домой, отец каждое утро ходил пешком за четыре километра на строительство железнодорожной станции. Что же это была за авария, в которую он попал? В какой аварии он потерял свою жизнь? Говорят, что, когда люди пришли сказать маме о случившемся, я в это время играла, бегала по двору. Глядя на то, как мама с бледным лицом, шатаясь, пошла с помощью соседей к месту аварии, я продолжала играть. Проходя мимо, кто-то шлёпнул меня: «Ты всё смеёшься, не зная, что отец погиб. Несмышлёная!» С одними лишь этими воспоминаниями я ходила и ходила, пока, обессилев, не села на землю.

Вон там.

Мама сидит на крыше дома, где я родилась.

Подняв голову, она посмотрела на меня. Говорят, до моего рождения бабушка видела сон, в котором корова с блестящей рыжей шерстью встала на ноги и потянулась. Бабушка сказала: «Раз этот ребёнок родился, когда корова собрала свои силы и встала, он будет полон энергии и принесёт много улыбок, поэтому берегите его». Мама смотрит на мои ноги, израненные шлёпанцами. В глубине раны виднеется кость. Мамино лицо перекошено от печали. Это лицо – такое же, какое я увидела в зеркале, родив мёртвого ребёнка. «Дочка моя». Мама распростёрла руки. Будто поднимая только что умершего ребёнка, мама просунула свои руки мне под мышки. Она сняла с меня синие шлёпанцы и положила мои ноги к себе на колени. Мама не улыбается. Она и не плачет. Знает ли она… что всю жизнь она мне была так нужна.