Прощай, гармонь! - [17]
— Ты про батяню знаешь что? — насторожился Пантелей.
— Пустое, — отмахнулся старик и спросил: — Как охота, добычлива?
— Мало рябчика, — пожаловался Пантелей.
— А я вот калинки набрал… Люблю подмороженную.
— Давай пособлю, — предложил Пантелей, забирая у старика корзину.
Шли не торопясь, к заимке пришли в сумерках. Дверь им Татьяна отворила. Пантелей, как увидал ее, так и застыл на пороге. Но уже через мгновение сдернул с головы заячий треух, низко поклонился ей и спросил старика, притворно сердясь:
— Ты что же это, дедуня, от женихов ее прячешь? Что-то в деревне я ее не видал!
— Кому нужно было — нашел, — певуче сказала Татьяна.
— Неужто опоздал? — засмеялся Пантелей.
— Урсатьевы сватов засылали неделей, — пояснил старик.
— Урсатьев?! — воскликнул пораженный Пантелей. — Да когда успел-то?
— Сено летом возле нас косили, присмотрел… — вздохнул Щепанов.
— Ой, не прогадай, девка! — шутливо подбоченился Пантелей. — Куда спешишь?
— Коли было бы вашего брата побольше, — лукаво улыбнулась Татьяна. Улыбнулась совсем не по-девичьи, открыто маня.
В тот вечер старик угостил Пантелея знатной медовухой, несколько лет в бочонке выдержанной. Татьяна у стола хозяйничала, не суетясь, но проворно. Затуманилось в душе у Пантелея, пока он на Татьяну глядел. Эх, хороша! И завидно ему стало, что не его женой она будет, горько стало, что обошел его Николка, корешок старинный.
Поднявшись из-за стола захмелевшим, попросил Пантелей Татьяну:
— Проводи с крыльца, хозяйка… Темно на улице, упаду.
— Слабой ты, оказывается, парень, — засмеялась Татьяна. Однако набросила полушубок и первой вышла.
В темных сенях Пантелей ее за плечи схватил, повернул к себе лицом и прошептал жарко:
— Ты не знаешь, какой я… Вот я какой…
И нашел ее губы своими.
8
Сколько крови Пантелей Урсатьеву попортил — никакому учету не поддается. Дед Щепанов в скорости помер, Пантелей за него остался. От колхоза ему, как пасечнику, трудодень шел, а на пасеку Пантелей и не заглядывал. Только когда мед качать — поможет, в другое же время Татьяна сама управлялась с пчелой, а Пантелей совсем осатанел, злостным браконьерством занимаясь. Как где какая пакость в лесу или на реке сотворена, ищи Пантелея. Ищи свищи… Водил Пантелей Урсатьева за нос, не попадаясь, и повода прижать себя на давал. Урсатьев перед председателем колхоза вопрос ставил, чтобы Пантелея с заимки убрать, заставить его работать в деревне. А председатель что? У него один разговор: лучшая пасека, прибыли дает больше, чем молочная ферма…
Однажды совсем было Урсатьев крест на Пантелее поставил, совсем было ухватил его с уликами, да опять не вышло ничего, ушел Пантюха, посмеиваясь. Случилось так. Позвонил Урсатьеву бригадир:
— В лес наши ездили. Двух лосей нашли у Черного камня. Прямо около дороги кто-то завалил, пихтовой лапкой забросал и снегом сверху… Убиты недавно, видать.
Урсатьев, не мешкая, коня запряг и погнал к Черному камню. Уверен был, что дело это рук Пантелея. Сохатых Урсатьев нашел, как и рассказывали, под скалой, снегом приваленных. Девятилетний бык сложил свою рогатую голову, пересекая дорогу по направлению к осинникам. За ним свалилась подруга, горбоносая комолая корова. Здесь и оставил их преступник, надеясь, наверное, что до ночи никто не найдет. Осмотрел Урсатьев лосей, еще больше уверился: Пантелея работа. Быку три пули в левую лопатку вошло, лосихе в голову две.
Долго Урсатьев ждал Пантелея, мысли не допуская, что за лосями кто-то другой придет. Солнце уже село, мороз в лесу заухал, затрещал ветками деревьев, а Урсатьев ждет. Луна над Черным камнем повисла, конь совсем застыл, покрывшись густым куржаком, а Урсатьев все ждет. Сам замерз окончательно, но решил дождаться браконьера. И дождался. Только не оттуда, куда часто поглядывал, не со стороны деревни. Топал Урсатьев по дороге, согревая вконец озябшие ноги, повернулся, а перед ним собака стоит. Сразу узнал — Пантелея лайка. Стоит, оскалившись, и недобро смотрит. Урсатьев собаку потихоньку зовет и шепотом уговаривает:
— Молчи… Молчи, Белка. Иди ко мне…
Урсатьев шаг вперед сделал, Белка отскочила в сторону и залилась колокольчиком звонким. Облаяла Урсатьева и ходу назад. Понял Урсатьев — таиться нечего, вышел из-за скалы, прислушался: воз едет, снег под полозьями в ночи скрипит. Вскоре опять на дороге собака показалась, а за ней Пантелей собственной персоной впереди воза идет. Узнал Урсатьева, остановился:
— Вот так встреча! Ты что здесь, Колюшка?
— Иди-ка сюда, — позвал Урсатьев к убитым лосям.
Пантелей подошел смело, увидал сохатых, присвистнул:
— Мать честная, каких красавцев завалил! Не справишься сам, Колюшка? Помочь, что ли?
— Не ломайся! — рявкнул Урсатьев. — Твоя работа?
— A-а, вон ты что, — насмешливо протянул Пантелей. — Нет, милиция, ты мне этого не пришьешь, понял?.. Не старайся.
— Что в лесу делал?
— Жерди рубил, — мотнул головой Пантелей на сани.
— Подними руки, — потребовал Урсатьев.
— Вона-а ты как! — удивился Пантелей, однако послушался.
Урсатьев расстегнул на Пантелее полушубок, ощупал и ничего не нашел. Затем подошел к возу. Жерди Пантелей для отводу глаз на сани набросал, сразу видно. Из-за десятка жердей до глубокой ночи в лесу не торчал бы, сам не мерз и коня не морозил. Нарочно ночи ждал, вон и конь у Пантелея попоной прикрыт, позаботился.
Творческий путь Г. Комракова в журналистике и литературе начался в 60-х годах. Сотрудник районной газеты, затем собственный корреспондент «Алтайской правды», сейчас Геннадий Комраков специальный корреспондент «Известий»; его очерки на темы морали всегда привлекают внимание читателей. Как писатель Г. Комраков известен повестями «За картошкой», «До осени полгода», опубликованными журналом «Новый мир»; книгами «Слоновая кость», «Доведи до вершины», «Странные путешествия» и др.Повесть «Мост в бесконечность» — первое историческое произведение Г.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.