Прощание с мирной жизнью - [135]

— Правда, сумасшедшее письмо? — спросила Валли, запустив пальцы в свои золотистые волосы. — Но и очень оригинальное, согласна? При всем своем желании не могу себе представить, что ей от меня понадобилось. Должна тебе сказать, что она опять уже… словом, она сошлась с одним из деловых приятелей Марко Гелузича, кожевенным фабрикантом, который во всех отношениях больше ей подходит, чем Марко… Ну, в общем, увижу. Может, пойдем вместе сегодня вечером?

— Что ты! Я не могу. А ты… не собираешься же ты?

— Конечно, собираюсь. Неужели я допущу, чтобы она торжествовала, думала, что запугала меня. А кроме того, — Валли сощурила глаза до совсем узеньких кошачьих щелочек, — кроме того, я слишком любопытна. Мне интересно поглядеть на баронессу… и на самое себя в такой ситуации. Ну что ты смотришь на меня с таким ужасом, Ирена, золото мое, словно я бог знает что сделала. Ах, Ирена, какая ты еще наивная девочка! Смотри, у тебя даже шея покраснела! Между прочим, у тебя замечательно красивая грудь, как раз то, что сейчас модно, — настоящие бутоны, ты что-нибудь для этого делаешь… Ирена! Но что с тобой? Иренхен, куда ты, смешно быть такой стыдливой! («уж не обиделась ли Ирена? Да нет, за что?») Ирена, скорей одевайся. К завтраку у нас шоколад. Я только тебя и ждала. Слышишь, шоколад со взбитыми сливками и свежими вафлями.

VIII

Амальтея позвонила горничной. У звонка на другом конце коридора был резкий, неприятно трескучий звук. Его слышно было даже здесь, в комнате, несмотря на двойные двери и плюшевые портьеры.

«Прямо как на пожар звонит! — констатировала Амальтея, — глухой и тот услышит». Но звонок прозвонил и явно не был услышан, потому что никто не пришел. Амальтея позвонила еще раз. Опять прошло несколько минут, но никто не появился. «Ах, эти провинциальные гостиницы! Неужели я никогда, никогда, никогда от них не избавлюсь? — с раздражением подумала Амальтея. Она вспомнила себя актрисой разъездной труппы, постоянное мыканье по провинциальным городишкам, вечные скандалы из-за неоплаченных счетов, опись ее чемоданов. И на нее напали тоска, отчаяние и страх. — Но тогда я хоть молода была, полна надежд и иллюзий. Правда, теперь мне уже не надо беспокоиться из-за каких-то отельных счетов, да и вообще живется мне неплохо, но разве я о том мечтала? А в декабре мне будет сорок семь, ах, нет: сорок восемь! Правда, таких лет мне никто не даст (это было бы настоящей катастрофой!), но я-то их чувствую. Вот хотя бы сейчас — что-то здесь у них не в порядке с обслуживанием, а у меня уже мигрень. Еще пять лет тому назад этого бы не могло быть. Ах, боже мой, боже мой, да». Она обильно смочила носовой платок eau de Cologne russe[70] и приложила его ко лбу, хотя знала, что это не поможет, — ведь дело не в головной боли, ее изводит другое, совсем другое. Но касаться этого она не хотела, да, сейчас не хотела. В раздражении нажала она в третий раз на звонок. Неужели и теперь не появится никто из прислуги? Нет, это уж ни на что не похоже!

Раздался стук в дверь. Вошла горничная — очень скромная, очень миловидная, очень ловкая — и принесла «Нейес Винер журналь», газету, за которой Амальтея как раз собиралась послать.

Складки на лбу Амальтеи разгладились.

— Как вы догадались, что я хотела почитать эту газету? — спросила она с усталой улыбкой.

— Портье было приказано вашим супругом купить ее, как только прибудет венский поезд с газетами.

— Ах, вот что! — Амальтея опять недовольно наморщила лоб. — Дайте сюда газету! — Теперь ее голос звучал капризно, высокомерно. — И вынесите, пожалуйста, цветы, они слишком сильно пахнут, от них голова разболится. Или нет, поставьте вазу вон туда, на угловой шкафчик, и отворите окно… Да не настежь! От сквозняка еще простудишься. Так, да, так лучше. А писем не было? Не понимаю, вечерней почты здесь не бывает?.. Хорошо, можете идти. Постойте, скажите на кухне, чтобы мне подали сюда чай и бутерброды на двух человек, так что-нибудь через полчаса. Нет, лучше я позвоню, когда подать, но смотрите, чтобы не пришлось ждать целую вечность, пока кто-нибудь появится! Поняли?

— Да, сударыня. — Горничная присела и вышла легким, почти танцующим шагом. Капризный, ворчливый тон Амальтеи, по-видимому, нисколько на нее не подействовал.

Ах, хотя бы разок еще быть такой беспечной! Амальтея опять боролась с изводящей головной болью. Сказать портье, что ей не по себе и принять визитеров она не может? Но ведь это значит проявить непростительное малодушие. Нет, нет, это не годится.

С легким вздохом взяла Амальтея газету. По привычке бросила первый взгляд на столбец, отведенный биржевым делам. Товарная биржа в общем была устойчива. Котировка хлопка не изменилась. Кофе шел вяло, лен и хмель в цене не падали, но при умеренном спросе.

«Не очень волнующе. А как акции?» Быстро пробежала она глазами отчет о настроении на международном рынке: «Благоприятная ситуация на лондонских переговорах о мире между турками и болгарами, а также возможность снижения процентной ставки Немецкого государственного банка внесли некоторое оживление, однако сделок как в биржевом зале, так и на «малой бирже» маловато. Металлургические и оружейные акции под влиянием известия о понизившемся поступлении заказов пали до одиннадцати пунктов, но к вечеру несколько поднялись в цене… Акции текстильные и богемского фарфора повысились… Стекло… А, вот! Пильзенские пивоваренные и нестомицкие сахарные поднялись на полпункта».