Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах - [49]

Взять, к примеру, утверждение Берии-младшего о том, что Леонид был членом киевской преступной банды. Без каких бы то ни было доказательств сын сталинского наркома внутренних дел пишет, что «тысячи людей» знали о преступлениях этой банды и Леонида. Но кто эти люди? Где их показания? И какие конкретно преступления совершил Леонид? По данным военной прокуратуры, никаких преступлений не было. Более того, когда я изучила хронологию, я поняла, что его участие в банде было не только невероятным, но и невозможным физически.

В 1935–1937 годах, когда якобы были совершены эти преступления, Леонид жил в России, а не на Украине. Он был курсантом Третьей школы пилотов гражданской авиации в далеком от Киева Балашове, где его инструкторы так или иначе фиксировали все его проступки и правонарушения, и связей с бандой среди них не было. И, наконец, Берия-старший стал шефом НКВД только в 1938 году. Он не мог принимать участия в предполагаемом следствии по делу киевской банды, поскольку в тот момент находился в Тбилиси, руководил компартией Грузии. Самым очевидным объяснением происхождения этих обвинений может быть многолетняя обида сына Берии на моего деда, приказавшего казнить его отца по обвинению в «антигосударственной деятельности»[135].

Разобраться с эпизодом со стрельбой по бутылке оказалось значительно сложнее. Ссылаясь на рассказ Микояна как источник (причём полученный не из первых уст, а из книги Сергея Хрущёва «Никита Хрущёв. Рождение сверхдержавы», вышедшей на Западе в 2000 году), биограф деда Уильям Таубман дал ход этой байке в собственной интерпретации: «Его отдали под суд, но в штрафбат не отправили, а разрешили пройти обучение на пилота-истребителя»[136]. В качестве подтверждения Таубман ссылается на Любу: «То же рассказывает и Любовь Сизых».

За время моего общения с Любой я слышала от неё, по крайней мере, три версии истории с бутылкой. Сначала она утверждала, что не присутствовала во время этого конкретного эпизода, но видела этот трюк не раз до того. «Упражнения в меткости стрельбы были в офицерской среде обычным делом, — рассказывала она. — По выходным они, бывало, до утра практиковались, изображая из себя Вильгельма Телля». В другой раз Люба сказала, что Леонид признался ей, что застрелил человека, перед самым своим отъездом из Куйбышева на переподготовку. А недавно она снова изменила версию, сказав, что разговора об этом у неё с Леонидом никогда не было, а узнала она об инциденте от Ариши. Была ли это уловка с целью утаить реальную историю? И какова была реальная история?

Не только Люба путается в показаниях. Рассказ Степана Микояна тоже звучит по-разному. В английской версии его «Воспоминаний военного лётчика-испытателя», вышедшей в 1999 году, он не упомянул ни об эпизоде с бутылкой, ни о последовавшем наказании. Вместо этого там можно прочитать: «Не дожидаясь, пока заживет нога, Леонид уехал на фронт и прошёл переподготовку, чтобы летать на истребителе Як-7. Мы с ним встретились накоротке в Москве, где он был проездом»[137]. Примерно в то же время Степан рассказал Николаю Андрееву, что узнал об эпизоде со стрельбой «от подруги балерины»[138], Валентины Петровой, а вовсе не от Лёниного друга Петра, как он написал семь лет спустя в русском издании своей книги.

Сама Петрова тоже давала интервью — все писателю-сталинисту Добрюхе, с которым в своё время судился Юрий Хрущёв — в которых рассказала о своём романе с Микояном, о романе Лизы Остроградской с Леонидом и об инциденте со стрельбой. Согласно её рассказу, Лиза тогда уехала в Москву, а Леонид с горя связался с какой-то циркачкой: «После такого поворота событий мы с Лёней, конечно, уже не встречались… И вдруг прибегает ко мне Петя (друг Лёни) и говорит: “Беда!.. Произошел жуткий случай… Лёню окружили эти циркачи. Они его постоянно спаивали… И вот у них вышел спор — собьет ли Лёня из пистолета бутылку с головы какого-то товарища. Ну, Лёня сбил, но только горлышко бутылки. Сказали: не считается! Поставили другую. Лёня выстрелил и попал в этого человека. Он убил его… ”»[139]

Версия Петровой якобы основана на информации, полученной от того же неуловимого Петра, но она существенно отличается от версии Микояна. Петрова умерла в середине 2000-х годов, и я не успела с ней встретиться, но зато я познакомилась с её бывшим мужем, Александром Щербаковым, и до его смерти в ноябре 2013 года имела с ним несколько продолжительных бесед. Ветеран войны, лётчик-испытатель, удостоенный множества наград, в том числе высшей — звания Героя Советского Союза, которое он получил в 1971 году, Щербаков совсем не походил на героя, когда мы с ним познакомились. В непритязательной обстановке своей московской квартиры он выглядел скорее как пожилой профессор. Говорил он медленно, как будто обдумывал каждое слово. В отличие от детей других высших партийных руководителей, вроде Берии, Щербаков-младший старался говорить правду о моей семье, несмотря на откровенную неприязнь Хрущёва к его отцу, Александру Щербакову-старшему, бывшему в годы войны начальником Главного политического управления Красной Армии