Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах - [42]
На фронте его самолет подбили, Леонид выпрыгнул из машины, попал к немцам и стал с ними сотрудничать, ходил с эсэсовской повязкой. Сталин пригласил командира партизанской бригады, приказал поймать Хрущёва-младшего и доставить в мешке. Помня, что Лёнька бугай здоровый, партизаны сшили двойной мешок и в нем доставили предателя в Москву. Трибунал приговорил его к расстрелу… Хрущёв на колени перед товарищами по партии, в слёзы… Всё безрезультатно — расстреляли[108].
В другом интервью Пстыго заявил, что Иван Кожедуб, легендарный советский лётчик, трижды Герой Советского Союза, якобы признался на смертном одре, что лично участвовал в расстреле Леонида[109].
Прочитав всё это, я подумала: Вокруг Леонида всегда существовал такой заговор молчания, такой вакуум, вызванный чувством стыда за его человеческое несовершенство. Неудивительно, что сегодня этот вакуум так легко заполнился клеветой. Так всегда: если ты не выкладываешь факты, найдутся те, кто сделает это за тебя. А сегодня, после стольких лет, кто осмелится поспорить с маститыми, увешанными орденами военачальниками, утверждающими, что они были очевидцами позора Хрущёва?
И это при том, что я всю жизнь знала обратное. Доказательство доблести Леонида всегда было у меня перед глазами: ордена, которые висели на стене в комнате моей матери. Они были среди немногих реликвий, которые она хранила на виду, словно бы знала, предчувствовала, что доказательство ляжет тяжким бременем на нашу семью. Леонид был представлен к награждению Орденом Отечественной войны первой степени 18 апреля 1943 года, и награду посмертно вручили его отцу 25 июня 1945 года вместе с сопроводительным письмом: «В соответствии с статутом ордена Отечественной войны, орден вручается Вам на память о дорогом Вашем сыне, геройски погибшем в боях с немецкими захватчиками. Военный Совет Военно-Воздушных Сил Красной Армии разделяет с Вами тяжелую утрату и желает Вам доброго здоровья и успехов в Вашей плодотворной деятельности на благо и процветание нашей Родины»[110].
Я никак не могла понять: Если Генералиссимус Сталин объявил Леонида героем, то как он мог одновременно быть предателем, как утверждают сталинисты? Почему эта история оказалась такой живучей?
В 1990-е годы, последовавшие за беззаконием советской эпохи, русские буквально помешались на всем том, чего ранее были лишены. Наряду с модой на суши, охватившей Москву, огромной популярностью стали пользоваться суды, потому что всё больше людей хотели приобщиться не только к экзотической японской пище, но и к этому достижению демократии. Не столько потому, что было, за что судиться, сколько потому, что теперь могли. Но так же, как качество суши в России тогда оставляло желать лучшего, то же можно сказать о судах.
Когда предательство Леонида стало фактом, в который поверила широкая публика, сводный брат моей матери Юрий последовал примеру соотечественников и в 2000 году подал в суд на публициста Николая Добрюху за передергивание фактов в статье о молодом Хрущёве, опубликованной в журнале «Версия»[111]. Юрий решил, что обвинение в таком серьёзном преступлении, как измена Родине, требует доказательств. Суд не стал оспаривать невиновность Леонида — всё-таки заявление Главной военной прокуратуры 1999 года не оставляло сомнений в этом вопросе. Но решение, тем не менее, было вынесено не в пользу Юрия. Суд счел, что поскольку Добрюха узнал о «преступлениях» Леонида из разговора со знакомым журналистом, он может быть освобожден от ответственности за распространение информации и причинение вреда чести и достоинству граждан, если эта информация состоит из точных цитат из других источников[112]. Естественно, в статье Добрюхи нет прямого цитирования.
Судебная неудача Юрия очень расстроила мою маму. Она всегда была очень чувствительна к критике в адрес Хрущёвых, а нынешний поток обвинений её просто подкосил. Она чувствовала себя отброшенной назад, в брежневскую эпоху, когда дед был в опале. В глубине души она хотела бороться, дать отпор, но годы, прожитые в советской диктатуре, убеждали её в том, что это бессмысленно. Она хорошо помнила, как во времена опалы они подолгу гуляли с дедом в окрестностях Петрова-Дальнего, и он ворчал по поводу сталинских показательных процессов. На этих процессах судьи выносили приговоры прежде, чем были выдвинуты обвинения. И публика, сотни правоверных коммунистов, включая самого Хрущёва, осуждали так называемые преступления. Она помнила, как осенью 1969 года, собирая кленовые листья для нас с сестрой, бывший первый секретарь признался ей:
Нужно было не просто уничтожить поколение старых большевиков, которые представляли потенциальную угрозу сталинской власти. Они знали Ленина, знали ленинизм. Но Сталин цинично хотел показать, что в СССР с обвиняемыми обращаются справедливо. Самым серьёзным было обвинение в сговоре с Троцким — который был тогда в ссылке — с целью убить Сталина. Это было, а ещё шпионаж в пользу Запада и саботаж экономики, надуманное обвинение, в котором Бухарин сознался в 1937 году[113]. Показательные процессы не выявили ничьей вины. В 1956 году я должен был реабилитировать всю старую гвардию. Но меня просили не ставить в неловкое положение другие коммунистические партии. Французы с Морисом Торезом, итальянцы с Пальмиро Тольятти на коленях стояли — все они, как и я, были участниками сталинских «процессов».
