Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах - [40]

Когда Леонид вернулся на базу в Хатёнки, он, по воспоминаниям очевидцев, был радостно возбужден и, жестикулируя, показывал, как «гнал фрица». Окружающие не могли сдержать улыбки[98]. Степан Микоян рассказал мне, что Заморин не был в восторге от идеи нянчиться с Леонидом, и всё его подразделение считало, что он будет тянуть их назад. «Но, знаешь, — добавил с улыбкой Степан, — все любили Лёню. Он всегда получал то, что хотел. И они все были вынуждены страховать новичка».

Уже ближе к вечеру, когда солнце клонилось к закату, истребители неожиданно получили ещё одну команду на взлет. Бой произошел в туманном небе над городком Жиздра на границе Калужской и Орловской областей, районом, тогда оккупированном нацистами. Условия были тяжёлые, видимость плохая, и каждый из лётчиков был вынужден сражаться один на один со своим фрицем, не имея возможности приглядывать за новичком. Часть группы погнала противника в сторону Орла и Брянска, кто-то даже до Смоленска. Заморин и Хрущёв отделились от всех. Бой был жаркий, немцы давили численным превосходством, советские лётчики не видели друг друга в дыму и тумане.

Затем Заморин якобы полетел на запад один и подбил два немецких самолета, а когда вернулся в район Жиздры, не застал ни своего ведомого, ни самолетов противника. Уже в полной темноте он вернулся в расположение полка, и с тех пор Хрущёва больше не видел.

Согласно предельно подробному описанию Заморина, в свой последний день старший лейтенант Хрущёв был одет следующим образом:

Чёрный кожаный шлемофон, тёмно-коричневая кожаная куртка с серым каракулевым воротником, высокие ботинки на молнии (сломанная нога не позволяла ему носить обычные сапоги) и тёмно-коричневые перчатки с мехом. На нём была защитная гимнастерка со стоячим воротником, карманами и погонами старшего лейтенанта. На левой груди Орден Красного Знамени, на правой — гвардейский значок. Брюки того же цвета, что и гимнастерка. Вместо нижней рубахи Леонид всегда носил матросскую тельняшку. Ремень с офицерской звездой и «вальтером» в кобуре; на плечевом ремне ещё один пистолет, «маузер». На запястье часы, предположительно марки «Лонжин». При себе у него был серебряный портсигар с охотничьей собакой и надписью на крышке «В день рождения от жены».

Люба отрицает, что когда-либо дарила ему такой портсигар. Может, это был подарок от Розы Тревис, его предыдущей жены, очень недолго побывшей ею? Я не знаю.

Глава 4 Удары судьбы

В 1987 году, примерно через два года после интервью Горбачёва журналу «Тайм», в котором он упомянул Н. С. Хрущёва, имя Леонида снова всплыло в публичном дискурсе. Но, в отличие от отца, его репутация немедленно вызвала вопросы. В октябре, в тридцатую годовщину запуска первого спутника, мы с мамой сидели в её комнате и смотрели по телевизору программу, посвящённую этому знаменательному событию. Запуск в 1957 году первого искусственного спутника Земли считался одним из главных достижений деда: это был прорыв в развитии науки, который дал старт ожесточённой космической гонке двух сверхдержав[99]. Мама включила эту программу, чтобы услышать похвалу в адрес Никиты Сергеевича. Но вместе с ней с экрана прозвучали обвинительные намеки в адрес его сына: о том, что Леонид был членом известной в Киеве банды, что во время войны он по пьянке убил человека и, хуже всего, что он сотрудничал с нацистами.

Мама была в ужасе. До неё доходили смутные слухи о пьяном инциденте, распространяемые, как она думала, из-за косвенного упоминания в романе Солженицына «Архипелаг Гулаг»[100]. Но услышать об этом по официальному советскому телевидению, да ещё в горбачёвскую эпоху — это было за гранью её понимания.

― Гласность есть гласность, — попыталась я успокоить её. — После полной закрытости должна последовать полная открытость. Наружу выйдет всё — и хорошее, и плохое.

Я напомнила ей о нашем разговоре шестилетней давности про Молотова и его «версию КГБ». Тогда она отмахнулась от меня, и с тех пор никто из нас не заговаривал на эту тему. Молчание было важным компонентом советского общества, и наша семья всегда жила в страхе сказать что-то не то, что-то, что ещё больше навредит нашей репутации. Любые негативные ремарки в адрес деда или его политики были строго запрещены. Впрочем, после телешоу о спутнике у меня появилась надежда, что что-то изменится, и я наконец узнаю правду об обстоятельствах смерти Леонида. Но мама снова отказалась со мной говорить. Вместо этого она позвонила тёте Раде, и, прикрыв за собой дверь, целый час о чём-то с ней шепталась. Тётя Рада, как я потом узнала, была не в курсе слухов и встретила их с недоверием: «Леонид был авантюрист, бунтарь. Но предатель? Бандит? Убийца? Нет, такого не может быть».

Расстроенные, мои мама и тётя отправились к Степану Микояну в надежде, что он опровергнет слухи, озвученные в телепередаче. Микоян с возмущением отверг любые намеки на возможное участие в банде или предательство. Но, к ужасу моих родственниц, подтвердил, что знает об эпизоде со стрельбой. Да, сказал он, Леонид случайно застрелил человека. Позже я прочитала эту историю в воспоминаниях Степана, опубликованных в 2006 году: