Промежуточная станция - [25]

Несколько раз в почтовом ящике она опять обнаруживала «Барачные ведомости», но когда Мария стала чаще расспрашивать всех вокруг о Роланде и говорить, что хочет его видеть, газету подбрасывать перестали. Это была безумная и по отношению к Роланду не совсем честная игра, но Мария была убеждена в том, что это единственный способ сообщить ему о себе. У ИАС повсюду были свои люди, и не важно, удастся ли ей отыскать кого-то из них. Главное, чтобы они ее отыскали.

Время от времени ей приходилось спускаться в подвал Учреждения. Все происходило без слов, в полном молчании, и, когда Мария закрывала глаза, она знала, что этот мужчина ничего не сможет в ней разбудить.

Джон больше не пил, на своей работе он собрал первый домик для лебедей. Если осенью молодняк в нем поселится, ему дадут место постоянного садовника, если нет — уволят со службы. Назначение зависело от лебедей. Это был своего рода ритуал, преувеличенно-торжественный, но Джон воспринимал его совершенно серьезно. Он теперь часто возился с детьми, и Тереза этому радовалась. Она знала, что Джон — если не считать мелких срывов — может продержаться без алкоголя все лето. От случая к случаю он провожал Марию с работы домой. Они шли по Присутственному переулку в северном направлении и доходили до садового склада, где хранились инструменты и материалы, которыми служители городского садоводческого хозяйства могли пользоваться и в личных целях. Обычно они молча брели домой сквозь сумерки или опустившуюся тьму. Оба они думали о Роланде, но говорить о нем не могли, не получалось. Это было похоже и на признание в любви, и на объявление траура, трудно понять. Свет в окнах гас очень поздно.

Так прошло четыре недели. Мария проявляла все большую наблюдательность. Сейчас, не особенно напрягая внимание, она распознавала мельчайшие признаки вредительства, по виду повреждений могла распознать вредителей. Далеко не всегда это были люди ИАС. Иногда — обычные юнцы, игравшие в опасную игру, иногда же люди из Учреждения и из Госбезопасности. Однажды проверить ее работу послали контролера, и она совершенно сознательно составила его подробное описание. Обербригадефюрер вынужден был его сразу уволить. После она работала спокойнее, сосредоточенно и упорядоченно. Учреждение, комнаты с побеленными стенами, улицы, маршруты, их соединяющие. При желании можно идти по ним совершенно автоматически, без всяких мыслей и целей, и порой это очень хорошо у нее получалось. Но иногда, по утрам, когда весь город был залит ярким светом, все внезапно прорисовывалось с необычайной четкостью. А когда Роланд вдруг дал о себе знать, вся эта свежесть красок тоже разом опостылела. Город, Учреждение и даже представления о существующем Сопротивлении, напротив, обрели облик нового помешательства, столь страстно желаемого, что это почувствовала даже Тереза, которая неожиданно для себя поняла, как ничтожно мало то, что она может для Марии сделать, и что Марии теперь уже не помочь.

Роланд прислал деньги. Они пришли совершенно официальным путем. Она получила почтовый перевод. На следующий день пришло короткое письмо, в котором он сообщал ей, что теперь будет присылать деньги регулярно, и Мария всю ночь просидела в темной кухне, держа письмо в руке и ожидая, что от него принесут еще весточку, но писем больше не было. Ведь речь шла только о деньгах. А когда посылают деньги, нет необходимости писать о другом.

Вероятно, Роланд полагал, что ей теперь нет необходимости служить в Учреждении, а может, он ни о чем таком не думал. Она порвала письмо и запретила Джону даже намекать детям, что Роланд объявился.

На третий день после этого по дороге в Учреждение Мария заметила, что за ней следят, и когда она вошла в кабинет, ей пришлось осторожно разузнать у начальника, следует ли ей занести в протокол сведения об этом бедняге, который за ней увязался, или же достаточно того, что она его заметила.

Обербригадефюрер задумчиво посмотрел на нее.

— Так я постепенно потеряю всех своих людей, — сказал он.

— Это новичок? — Мария прошла к своему столу, достала папку и принялась быстро составлять протокол, но почувствовала, как рука обербригадефюрера легла ей на плечо.

— Оставьте это, — сказал он. Он велел ей подняться, встать в центре комнаты и не двигаться. — Вы нарушаете правила Учреждения. Для каждой сферы жизни существует свой язык, и следует точно различать их, помня о дисциплине. В одном случае требуется молчать, в другом необходимо говорить.

Он сделал круг по комнате, затем еще один и посмотрел на нее совершенно иным, чем обычно, взглядом.

— Да, — добавил он, — этот сотрудник — из новичков. А ваш муж?

— Роланд?

— Вы с ним виделись?

Виделась ли она с Роландом? Что за странные представления о нем у этих людей?

— Нет, — сказала она, — но он прислал мне деньги. Это нужно заносить в протокол?

Обербригадефюрер взглянул на нее с нескрываемым удивлением:

— Вы в этом признаетесь?

— Ну конечно, в нашем доме многим известно, что я получила перевод, и уж наверняка об этом знает комендант.

— Он узнал от вас?

Мария кивнула.

— Нам тоже было известно о переводе.

— Учреждению всегда все известно.