Промежуточная станция - [24]

Звук гудка, дотоле ей незнакомого, донесся до Марии. Одновременно выключили луч светового барьера. Мария двинулась в сторону кабинета бригадефюрера. За письменным столом сидел незнакомый ей человек. В пяти шагах от него она остановилась.

— Мне нужен бригадефюрер, — сказала она.

— Это я, — ответил мужчина.

— Извините, пожалуйста, меня зовут…

— Я знаю, — прервал он ее. — Что вы себе воображаете. Подойдите ближе.

Он беззастенчиво рассматривал ее.

— Незаметно, что вы были ранены.

— Меня ранило в ногу, — ответила Мария.

— Покажите руки!

Мария вытянула руки вперед.

— У вас есть бумага, подтверждающая ваше пребывание в больнице?

Она вынула из сумочки справку о выписке и копию протокола, составленного полковником.

— Вас допрашивали?

— Прямого допроса не было, — сказала Мария. — Меня попросили дать кое-какие разъяснения. И поскольку все вопросы были связаны с моими наблюдениями до и после террористического акта, я на них ответила. Я составлю об этом донесение.

— Доложите об этом вашему начальнику. В моем подчинении вы не находитесь. Мне поручено проверить, к какого рода службе вы пригодны в дальнейшем. Нам ничего не было известно о характере ваших ранений. Если бы у вас осталась шрамы на лице, на шее или на руках, к дальнейшей службе вы были бы непригодны.

— А куда мне теперь обратиться?

— По коридору вторая дверь налево. — Он поднялся из-за стола, достал с полки дело и что-то записал в него. — Вот. Здесь результат вашего освидетельствования с моим заключением. Вы не имеете права заглядывать в эти записи. Немедленно отправляйтесь к своему непосредственному начальнику.

Мария взяла папку с делом.

— Я хотела спросить…

— Спрашивать запрещено, — прервал ее бригадефюрер. — Ступайте.

На второй двери слева было написано: «Обербригадефюрер», и Мария вспомнила о человеке, с которым шла рыжеволосая женщина, встретившаяся ей тогда в подвале. И хотя это воспоминание пробудило в ней страх, было в нем и что-то успокаивающее. Новый начальник вряд ли станет…

Мария постучалась и вошла.

— Ну что, — громко произнес мужчина, сидящий за письменным столом, — вы довольны?

Это был ее прежний начальник.

— Да, бригадефюрер.

— Обербригадефюрер! Повышение состоялось два дня назад. Что вы хотели сообщить?

Вместо ответа Мария протянула ему папку с делом.

— Моя служебная характеристика. И справка о выписке из больницы.

Обербригадефюрер открыл папку и бегло просмотрел записи в ее деле.

— Вы не заглядывали в ваши бумаги. Похвальная дисциплинированность. У нас есть способ это проверить. Учреждение нельзя обмануть. Дайте взглянуть на вас. Характер ранений?

— В нижней и верхней части бедра.

— Покажите.

— Рана сверху еще забинтована.

— Я хочу взглянуть на повязку.

Мария нерешительно подняла юбку, затем осторожно стала спускать чулок.

— Вам ясно, что вы тоже получили повышение по службе? Я имел право выбрать себе новую сотрудницу. Я выбрал вас.

— Я благодарна вам, господин обербригадефюрер, — с горечью ответила Мария, но он не заметил этого оттенка.

— Очень благодарны, — сказал он.

— Чрезвычайно благодарна. — Мария сняла с себя чулок.

— Подойдите.

Мария подошла ближе.

— Еще ближе. — Обербригадефюрер заставил ее подойти совсем близко, так, что она чувствовала его дыхание. — С каких это пор вы наглухо застегиваетесь?

Мария обливалась потом. «Словно скотина какая-то, — думала она. — А Милли мертва. И Роланд, должно быть, был одним из ее убийц, почему бы и нет. Тяжело об этом думать».

— Снимите, — сказал обербригадефюрер и потянул за пояс юбки. — Я хочу взглянуть, действительно ли вы в целости и сохранности.

«Мальчишку-газетчика повесят, а вот этот будет жить. Что тут поделаешь? Ничего». Без всякого сопротивления она дала стянуть с себя юбку и все, что было под ней. Он обнял Марию.

— Прямо здесь? — спросила она.

— Идемте, — сказал обербригадефюрер. Он схватил ее за руку и, совершенно раздетую, потянул за собой по коридору, ведущему в подвал. Добравшись туда, втолкнул ее в свою комнату.

Охота

В последующие недели похолодало, часто шел дождь, однажды выпал даже снег, и к тому времени, когда никто уже не ждал хорошей весенней погоды, за одну ночь вдруг все переменилось и вновь засияло яркими красками. Мария совершала обход улиц, парков и скверов и записывала случаи ущерба, причиненного официальным сообщениям и плакатам. Количество нелегальных листовок стремительно росло, больше всего их было в районе порта и в фабричных кварталах. Иногда ей попадались на глаза рабочие, читавшие эти воззвания, и она быстро отворачивалась, когда замечала, что на нее обратили внимание. В своих длинных протоколах она писала о материальной стороне дела, докладывала о замеченных ею контролерах Учреждения. Других людей она никогда не упоминала. То, что она занималась прежде всего предметами, а не людьми, воспринималось ею как своего рода способ очиститься от всей налипшей грязи. С предметами можно обходиться иначе, чем с людьми, можно зажмурить глаза и повернуться к предметам спиной, чувствуя, что это не имеет никакого значения. А когда она открывала глаза, все снова оказывалось на своих местах. Предметы были погружены в неподвижность и безмолвие. Люди разговаривали, смеялись, двигались. И было безразлично, сколь долго смотришь им вслед, все равно они когда-нибудь да сворачивали за ближайший угол и никогда не возвращались, оставались только улицы, да дома, да пустое небо.