Прометей, том 10 - [93]

Огорчение Афанасьева особенно велико из-за того, что получены «прекрасные пополнения к изданию Анненкова относительно прозы Пушкина» (л. 31 об.). Но «есть ли возможность выступить с Пушкиным, имея ценсором этого невежду? Грустно и тяжело видеть литературу в руках подобных бессмысленных господ, не ведающих что и ради чего творят» (л. 41 об.).

«Библиографические записки» «выступили с Пушкиным», едва полегчало: в №5 и 6 журнала за 1859 год появилась статья Е. Якушкина «Проза А. С. Пушкина». Внешне это лишь продолжение разбора анненковского издания. Даже подзаголовок поставлен: «Библиографические замечания по поводу последнего издания сочинений поэта». Но здесь уже бой ведётся в открытую, «бывшим друзьям» поэта нанесён от имени нового поколения не «укол», а удар — тяжёлый, обоснованный, неотразимый.

Евгений Якушкин пишет: «К сожалению, г. Анненков большую часть прозаических статей напечатал по редакции посмертного издания, часто весьма неправильной. Лица, распоряжавшиеся посмертным изданием, чрезвычайно странно понимали обязанности, лежавшие на них относительно поэта и публики. Они не только выпускали фразы и целые статьи, которые в цензурном отношении всегда могли быть напечатаны, но даже и переделывали, совершенно произвольно и без всякого основания, стихи и прозу Пушкина, с решимостью, непонятною ни для одного образованного человека. Во всех этих поправках и выпусках виден самый узкий взгляд на значение Пушкина, видны какие-то отжившие и отчасти произвольные требования относительно нравственности и языка литературных произведений. Ежели бы сочинения Пушкина были изданы таким образом, по небрежности или по расчёту, каким-нибудь спекулянтом — это было бы ещё понятно; но изданием заведовали лица, близкие поэту, литераторы[462], и от них читатели были вправе требовать большего уважения к гениальному писателю и к русской публике».

6.

Вяземский пишет Шевырёву, родственники поэта жалуются министру, цензура «кромсает» и «марает», «рассерженные» Булгарин и Греч воюют, как всегда, на страницах своей «Северной пчелы».

Первый номер «Библиографических записок» с письмами к Льву Сергеевичу вышел из печати; в «Северной пчеле» выжидают: что дальше. Пока же Фаддей Булгарин в номере от 25 января 1858 года помещает статью, в которой — не без назидания будущим издателям Пушкина — высказывает свои суждения о седьмом томе анненковского издания.

Якушкин и Афанасьев считают основным недостатком этого издания «неполноту» и всячески хлопочут, чтобы заполнить пробелы. Булгарин полагает, что седьмой том «без всякого сомнения, не есть украшение сочинений А. С. Пушкина» из-за того, что в нём слишком многое опубликовано. Якушкин и Афанасьев хотят Пушкина неприкрашенного и неурезанного — такого, какой был в жизни. Булгарин пишет о Пушкине: «…Человек и поэт в нравственном значении не одно и то же. В человеке действуют страсти, волнуемые раздражительностью, и это производит брызги неблагоуханные и на вид отвратительные… Но что позволено, или лучше сказать, терпимо в жизни поэтической, то непростительно посмертному издателю сочинений поэта, который должен представлять читателю одно изящное и высокое. Не так, однако ж, поступил П. В. Анненков, поместив в Полном собрании сочинений Пушкина страстные выходки против меня и ещё некоторых лиц. Уж если и надлежало помещать пасквили и эпиграммы раздражённого поэта против двух-трёх лиц, безопасных для него, то так же надлежало помещать стихотворения и против других людей, подвергшихся его неблаговолению. Недостатка в них нет… Но издатель сочинений Пушкина избрал только беспотомных покойников и парочку-другую современных журналистов, в том числе и меня, на которых брызнул гневом А. С. Пушкин. Я был журналистом в то самое время, когда А. С. Пушкин писал много и иногда необдуманно. Хвалил я его всегда, как первоклассного поэта, но позволял себе некоторые замечания. Имею собственноручные письма А. С. Пушкина, что он благосклонно ценил мои замечания, и, скажу более, даже дорожил моим мнением, но, прислушиваясь к литературным сплетням, часто гневался, что и доказывается пасквильными его выходками. Наконец могила всё прикрыла, и туда же должны были слечь и все порывы его гневной раздражительности. Издателю вздумалось увековечить эти дрязги, и, как всякий благоразумный человек согласится, не к славе и не к чести таланта А. С. Пушкина…»

Но это как бы подготовка к «разговору» с «Библиографическими записками». Булгарин и Греч ждут окончания публикации писем к Льву Сергеевичу.

Едва письма напечатаны, в «Северной пчеле» от 10 марта 1858 года появляются «Газетные заметки» небезызвестной обозревательницы «Серафимы».

«Серафима» приветствует издание «Библиографических записок» и при этом расставляет опубликованные материалы согласно своей табели о рангах. «Самая важная статья» — «Неизданная сатира А. Д. Кантемира», затем «Сведения об авторе Ядра Российской Истории, А. И. Манкееве». Лишь в заключение, которое оказалось весьма обширным, «Серафима» заводит разговор о письмах Пушкина к брату.

Даже беглое сопоставление этого «заключения» со статьёй Булгарина выявляет определённую «генеральную идею», существовавшую у деятелей «Северной пчелы» в отношении публикации новых текстов Пушкина.