Прометей, том 10 - [197]

Сам Пушкин писал жене из Москвы в Петербург (около 30 сентября 1832 года): «На днях был я приглашён Уваровым в университет. Там встретился с Каченовским (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на Вшивом рынке). А тут разговорились <с> ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слёзы умиления» (XV, 33).

«Колосья» Межевича вызвали яростный гнев Булгарина. Вероятно, издателя «Северной пчелы» задел помещённый в книге анекдот, построенный на созвучии слова «булгарин» (то есть болгарин) с его фамилией. Мог он припомнить также заметку Пушкина «Кстати о грамматике», опубликованную в XI томе посмертного издания сочинений поэта, которая заканчивалась утверждением: «Единственное исключение: имена собственные. Потомки г-на Булгарина будут гг. Булгарины, а не Булгаре» (XI, 147).

В октябрьском фельетоне «Журнальная всякая всячина» Булгарин набросился на Межевича, грубо обвиняя его в пошлости, лжи и плагиате, и, между прочим, писал:

«Но вот странность: автор рассказывает (стр. 17), как и где увидел он впервые поэта Пушкина, и говорит, что Пушкин имел чёрные курчавые волосы! Откуда это взялось? У Пушкина волосы были каштанового цвета, а не чёрные, и кто знал Пушкина, тот вспомнит, что он говаривал иногда в шутку, что намерен выкрасить волосы чёрною краскою, чтоб быть более похожим на араба!»[938]

Смесь

Л. А. Черейский Забытые знакомые Пушкина

I. Фантон де Веррайон

В бытность Пушкина в Кишинёве в городе квартировали офицеры Генерального штаба, или Квартирмейстерской части, как их тогда называли. Занимались они детальной топографической съёмкой Бессарабии, камеральной обработкой ранее снятых планшетов, а также сбором статистических данных по Бессарабии[939].

Комиссия по военно-топографической съёмке Бессарабии была учреждена в 1816 году и возглавлялась полковником С. И. Корниловичем, дядей декабриста А. О. Корниловича. Большой знаток Бессарабии, И. Халиппа считает, что «Корниловичу Кишинёв и вся Бессарабия обязаны прелестным, идеально точным выполнением работ по съёмке новоприобретённого края, доныне приводящих в восторг наших профессиональных инженеров и землемеров — таксаторов»[940].

Имена девятнадцати участников съёмки сохранил в своих воспоминаниях кишинёвский знакомый Пушкина — полковник И. П. Липранди.

Это Владимир Тимофеевич Андреевский (1796—1860), Александр Фомич Вельтман (1800—1870), Павел Антонович Гастфер (ум. в 1830 году), Владимир Петрович Горчаков (1800—1867), Зубовы: Александр Николаевич и Кирилл Николаевич (ум. в 1867 году), Валерий Тимофеевич Кек (1801 — после 1862), Степан Иванович Корнилович (1772—1824), Василий (Вильгельм) Карлович Ливен (1800—1870), Фёдор Николаевич Лугинин (1805—1884), Полторацкие: Алексей Павлович (1802—1868) и Михаил Александрович (1801—1836), князь Прозоровский, Михаил Мартынович Роговской (1802—1881), Карл-Эмилий Викторович Руге (1790-е годы — после 1857), Александр Клеоникович Ушаков (1803—1877), Михаил Львович Фантон де Веррайон (1804—1887), Егор Христофорович и Христофор Христофорович (1794—1890) Ховены[941]. О двадцатом офицере — Фёдоре Давыдовиче Метлеркампфе (род. 1797) рассказывает в своём дневнике один из участников съёмки — прапорщик Ф. Н. Лугинин[942].

Эти офицеры (за исключением Гастфера, Метлеркампфа, Прозоровского, Руге и братьев Ховенов) были питомцами известного Муравьёвского училища для колонновожатых в Москве. Основатель его, генерал Н. Н. Муравьёв, принадлежал к передовым и просвещённым людям своего времени. Училище содержалось за его счёт и готовило офицеров для генерального штаба. Зимние месяцы посвящались теоретическим занятиям, а летом к теории присоединялась практика — топографическая съёмка и фронтовое учение под Москвой в имении Н. Н. Муравьёва — Осташево. Н. В. Путята и декабрист Н. В. Басаргин рассказали в своих воспоминаниях о системе обучения в училище, его наставниках и питомцах[943], что дало право новейшему исследователю отметить: «примечательные черты училища: широкий диапазон культурных интересов, высокий культ товарищества, поощрение самостоятельности и чувство равенства»[944]. Разумеется, не случайно из Муравьёвского училища вышло 24 декабриста и члена ранних тайных обществ: подобно «лицейскому духу», отмеченному Булгариным, присущему выпускникам Царскосельского лицея, принадлежность к училищу колонновожатых, по словам официозного историка генерального штаба, «служит как бы вывескою вольнодумства, какого-то антиправительственного настроения»[945].

По неопубликованному свидетельству А. Ф. Вельтмана, Пушкин во время своего пребывания в Кишинёве «почти каждый вечер (подчёркнуто нами. — Л. Ч.) проводил в кругу офицеров генерального штаба»[946]. Поэт встречался с молодыми офицерами и у генерала М. Ф. Орлова. «Чтобы являться (в его дом. — Л. Ч.), — по словам мемуариста Ф. Ф. Вигеля, — надобно было более или менее разделять мнение хозяина». Здесь «с жаром витийствовали» декабристы К. А. Охотников и В. Ф. Раевский. «Семь или восемь молодых офицеров генерального штаба известных фамилий, воспитанников московской муравьёвской школы, которые находились тут для снятия планов по всей области, с чадолюбием были восприняты»