Проклятие императорского дома - [63]

— Я слышал, на тебя жалуется твой учитель права. И что ты нагрубил церемониймейстеру.

— После болезни моя память меня подводит, отец. — смиренно ответил Сен, — но это пройдет.

— Да, так и есть, отец, — вмешался Шан, — иногда воспоминания там просто нет.

— Я слышал и про твои успехи, — усмехнулся Император, протянул руку и отодвинул от Сена тарелочку с засахаренной клюквой, так, чтобы Шан мог до нее дотянуться, а Сен — нет. — Вижу, вы совсем отбились от рук. Но я по себе знаю, что детей в вашем возрасте бесполезно наказывать. Пусть будет так, как вы хотите.

Шан, зачарованный, подцепил ложечкой клюкву и сунул в рот.

Сен бросил на него дикий, злобный взгляд.

— В мои годы принцессе положено выходить в свет, — сказал Шан, ответив Сену точно таким же взглядом.

Он не видел смысла корчить комедию, когда ему ясно давали понять, что комедия неуместна. Упрямство Сена было просто смешно. Чего доброго, он бы сейчас попытался сам съесть эту идиотскую клюкву, и потом что? Сдерживал бы свою аллергию силой воли?

Да он пух от одного взгляда на клюкву. Точно так же, как Шан пух от черники.

И раз отец это знает, значит, не так уж сыновья ему безразличны. Тут можно попытаться торговаться.

— Или принцесса может, наконец, умереть, — ломким голосом перебил Сен, — сколько можно?! — он потянулся к шее и отдернул руку, и Шан вдруг понял, что тянется к шее тоже, нащупывая пальцами жемчужины коллара.

— Умереть и переродиться, — прошептал Шан, почти умоляюще оглянувшись на отца, — пусть нас будет двое.

— Наследник был, есть и будет только один, — веско припечатал Император.

— Почему?

— Потому что двое наследников несут смуту в сердца подданных. Если бы вы только не родились близнецами!.. Принц Олин был на семь лет младше императора Гошиса, и все равно это не уберегло дворец от беды, но я бы попытался, если бы вы не были близнецами. Вы оба родились сероглазыми, вы родились лысыми. Даже ваша мать не знала, кто из вас старше. Смута случилась бы, рано или поздно.

Глаза у Сена сияли ярче свечей, то ли от гнева, то ли от страха, то ли от всего сразу.

— Хочешь сказать, это — всего лишь случайность? — спросил он каким-то надтреснутым голосом и указал на свою шею.

Стоило бы указать на Шанову.

Отец молчал долго. Потом уронил:

— Случайность.

— И ты хочешь, чтобы я подчинился… случаю?

Сен обращался к нему на ты, не как к Императору. Как… к отцу. Шан почувствовал, что что-то в нем самом сейчас лопнет, как натянутая нить. Лопнет — и навсегда.

— Я позволю вам решать, — ответил отец, — раз уж вы все равно начали меняться ролями. Энтель решит вопрос с травами: вы оба начнете их принимать. Когда придет время, вы оба войдете в Лес.

— Но… — вмешалась вдруг Амели, — но!.. — она в ужасе перевела взгляд с отца на братьев и снова на отца, — ведь… Хранитель… всегда один?

— Или договоритесь. — спокойно сказал Император, впервые не обращая на дочь ровным счетом никакого внимания.

— Или договоримся, — протянул Шан, — договоримся. Мы.

— Вы войдете в Лес как положено: на церемонии совершеннолетия. До тех пор — живите мирно.

В Шане все-таки лопнула та ниточка, на которой держалось его благоразумие.

— И это все? — спросил он тихо, — Только из-за того, что когда наследников двое, кто-то мог бы усомниться в вашей воле и поддержать не того?

— Когда в воле Императора сомневаются, дворец вымирает, сын, — сказал Император, — можешь назвать это ведьмиными сказками, можешь — проклятием, но это так. Я это видел. Не хочу, чтобы это видели вы.

— Таковы твои условия? Три года маскарада, и все? И принцесса Сенниления наконец умрет? — спросил Сен, — Ты обещаешь, отец? Обещаешь, что мы сможем решить все сами, между собой? Безо всяких, — Шану показалось вдруг, что в глазах брата блеснули слезы, — случайностей?

Император простер над столом руку, и в руке его возник меч.

Бесшумно.

Клинок материализовался прямо посреди столешницы, кончик его расколол мраморную плитку пола, — и Император сжал ладонь на рукояти.

Я клянусь тебе, Сенниления. Я клянусь тебе, Шанналан. Волей моей в Империи лишь один кронпринц; но воля ваша — кто им будет.

— Я буду свидетелем, — вдруг серьезно сказала Амели, — папочка, ты не против?

Отец протянул дочери левую руку ладонью вверх, и та осторожно взялась за нее маленькой своей ладошкой. Ей пришлось залезть на стол, чтобы направить палец отца на лезвие. Подол ее желтого платья испачкался в соусе, мороженом и клюкве, но она не обратила внимания.

Капля крови покатилась по клинку, и с шипением растворилась на каленой стали. Меч принял кровь и принял клятву.

— Только продержитесь еще три года, — устало сказал отец, отнимая руки от меча и помогая дочери слезть со стола, — продержитесь без усобиц. Не кормите больше… своих чудовищ.

На этих словах он почему-то повернулся к Сену. Тот будто бы дернул щекой — или Шану лишь почудилось из-за игры света и тени на лице брата.

Клинок беззвучно исчез, оставив в столе огромную дыру.

Шан чувствовал себя опустошенным, абсолютно вымотанным, но все-таки сказал:

— Мне понадобится бюджет для выхода в свет.

— Обсуди с Цесином, я подпишу, — отмахнулся отец, и встал из-за стола, — я рад, что ты можешь разобраться с этим самостоятельно. Я… не знал, что это нужно. И с травами… — это была почти незаметная пауза, а затем он сказал как всегда бесстрастно и уверенно. — Вы оба можете говорить мне о проблемах. Даже если вам кажется, что вы способны решить их самостоятельно.