Проклятие императорского дома - [55]

А какие-нибудь новые тайны будут?

— Зная тебя… — усмехнулся Император, — могу предположить, что ты предоставила Шанналану возможность сегодня показать свою зрелость на арене во всей красе?

— Да, я подобрала довольно сложных в обращении монстров. Ему почти шестнадцать. Мы понятия не имеем, когда нужно начинать, как начинать и что, но при этом и не можем рассчитывать на усиливающий эффект Алой Луны, как с тобой было. Валиб мертв, и на него нельзя было надеяться с самого начала. И я говорила об этом!

Цесин закатил глаза, всплеснул руками, будто стряхивал с них воду, открыл было рот, но сдержался и не перебил. Его жена не обратила на это ровным счетом никакого внимания.

— Валиб вполне мог до смерти успеть продаться и перепродаться по старой-то привычке. И если кто-то и мог раздобыть информацию из других источников, то только Сенниления. Не зря ж он Лэйлиину обихаживал.

— Геда! — Цесин все-таки не выдержал, — Опять твои домыслы! Нельзя-а такие вещи говорить без доказательств!

— Хватит! — рявкнул отец, и Амела испуганно сжалась в комочек.

Отец бросил на нее короткий взгляд, и жесткое лицо его смягчилось.

— Когда проводили ревизию дворцовой библиотеки?

— Месяц тому, — ответил Цесин.

— Список пропавших книг мне на стол. Провести внеочередную. Геда, это мой сын там сейчас выходит против иша-ири?

Геда прищурилась, вглядываясь в далекую арену. Достала из поясной сумки два бинокля и протянула один Императору.

— Дай мелкой, пусть тоже посмотрит на зверюшек, — коротко приказал отец. — Геда, кто следит?

— Два мага-лекаря, один щитовик.

— Я взял на себя смелость запросить из Башни дополнительных лекарей, усилить пункты у арен, — вмешался Цесин. — Три мага-лекаря, и как минимум один никогда не контактировал с Валибом.

— Иша-ири, кто еще?

Амела с интересом уставилась в бинокль на таинственную иша-ири, с ногами взобравшись на скамейку, чтобы видеть через высокие каменные перила.

Брат стоял напротив огромной птицы зеленого цвета. Крылья у птицы были короткие, нелетучие, ноги длиннющие, бегучие, с огромными когтями. И шея длинная, увенчанная с огромной хищной головищей топорщащейся гребнем фиолетовых перьев. Птица открыла клюв, и Амела успела разглядеть в бинокль мелкие зубики по самым краешкам клюва.

Брат поднял свой меч… одной рукой?

И птица попятилась, явно опасаясь этой большой железной штуки.

Но…

Недостаточно большой. Он как будто… взял другой меч? Кронпринцу старались преподавать тот же стиль боя, что и его отцу. Это же логично. Чтобы меч можно было передать. Железо, привыкшее к искажениям Леса и крови его тварей…

Амела отложила бинокль и скосила глаза на папин двуручник, мирно прислоненный к скамейке. Казалось, меч дремал на солнышке, рассыпая солнечные блики по скамейке и каменным перилам.

Отец тоже заметил.

— А с каких пор Шанналан начал фехтовать одной рукой, подскажи-ка?

Вопрос принял Цесин, а не Геда, как Амела ожидала.

— Это временно. У него левая опухла-а. Он разбил кувшин Валиба, поцарапа-ался осколком. Говорит, было отравлено, но его осмотрели, отек уже спадает, и поводов для беспокойства-а нет.

— Забавно.

— Позвольте сказать, милорд.

— Дозволяю.

— Вчерашний ужин. Десерт. Пирожное «осенняя ра-адость».

— С клюквой или черникой?

— С клюквой.

— Да уж, забавнее некуда. И что, подали моему сыну эту радость?

— Подали.

— А не так-то уж он и не прав, Цесин. Травят, — горько сказал отец, — передай Тайише, пусть перечитает список аллергий и прогонит по нему своих девочек еще раз сто. Еще один инцидент — выберу ее любимую подручную и при ней ей голову сниму. Вообще, пора бы ее на пенсию, не думаешь? А живо он…

На арене братец Шанни наконец-то загнал отчаянно улепетывающую иша-ири в угол и аккуратно, одним ударом, снес птице голову.

— Мастер у Шанналана не менялся?

— Нет.

— Понятно… Так, стой! Амела, возьми-ка бинокль, скажи папе, что видишь?

— Лисичек выпустили… С кошачьими лапками… Ой! Он же просто… — Амела отбросила бинокль на скамейку и отвернулась.

— Эти лисички называются ликоши, Амела, и, поверь мне, они только выглядят милыми, — отец обнял ее и поднес к ее глазам свой биноколь. — смотри, какие зубы. А слюна у них ядовитая. Если укусят, человек умрет в страшных судорогах через несколько часов.

— У них перевязаны ядовитые кана-алы, — успокаивающе шепнул Цесин, который куда лучше отца или Геды понимал, когда маленькая принцесса готовится заплакать. — Шанни ничего не угрожает.

— Они такие миленькие! И пушистенькие! — надулась Амела и уперлась отцу руками в руку, выворачиваясь из объятий, — А Шанни их напополам, не задумываясь! Шанни такой страшный! Весь в крови! Разве Шанни такое нравится — всему в крови?

— Устами младенца. — лицо у отца вдруг стало напряженное, злое, — что же. Геда, ты говорила, свежую партию рыбы в пруду наловили?

— Так.

— Пусть выпустят шатенку какую-нибудь. Помельче. После ликошей.

Звеньк-звеньк! Позабытые саблесверчики расползались потихоньку из бумажного пакета. С неба упала одна большая грязно-серая птица, вторая, вместе они устроились на каменных перилах, пихая друг друга крыльями, будто подначивали. Смотрели на Амелу внимательно, изучающе. Амела сжалась и забралась обратно к отцу под руку.